Лидия Джойс - Голоса ночи

Мэгги мало помнила из того, что происходило в оставшуюся часть вечера; запечатлелись только шумное веселье и последовавший затем спад, роскошь и нелепость того, что творилось вокруг. И в центре всего этого был Чарлз, холодный и неподвижный, как Полярная звезда, вокруг которой вращались небеса. Находясь среди представителей своего класса, в некотором отчуждении от мужчин равного с ним положения, он казался далеким и недоступным. Он представлял собой безупречного аристократа в своем вечернем фраке, и даже тога не делала его смешным. Каждый раз, когда Мэгги смотрела на него, грудь ее болезненно сжималась, потому что она не могла даже представить, какой силой надо обладать, чтобы преодолеть разделяющее их огромное пространство и оказаться рядом с ним.

«Я знаю, что уже близится конец, – мысленно произнесла Мэгги. – И теперь ясно, что между нами реально ничего не может быть».

После представления всех живых картин компания снова собралась, чтобы выпить по последнему бокалу хереса или бренди перед тем, как отправиться на отдых. За одним бокалом быстро последовал другой, и прошло еще несколько часов, прежде чем поднялась первая группа, вслед за которой начали расходиться и остальные. Чарлз весь вечер сохранял дистанцию между собой и Мэгги, и она не осмеливалась приблизиться к нему, даже когда не было угрозы подвергнуть риску его пари.

Мисс Кроссхем ничего не опасалась, и ее любопытство в отношении Мэгги не знало границ. Мэгги скромно старалась уклоняться от ее вопросов в присутствии других гостей, однако это только еще больше возбуждало любопытство женщины. Едва Мэгги вошла в свои апартаменты, чтобы отдохнуть, как стук в дверь возвестил о прибытии мисс Кроссхем.

– Мисс Кинг, я хотела бы поговорить с вами! – Мисс Кроссхем стремительно вошла в комнату и села без приглашения на одно из обтянутых бархатом кресел.

Ее пренебрежение правилами приличия не выглядело непочтительным и скорее было похоже на проявление дружеских чувств. Мэгги настороженно села напротив нее, не зная, что может означать этот визит.

– Вы редкая женщина! – заявила мисс Кроссхем. – Вернее, редкое существо, неземного происхождения, неизвестное таким простым смертным, как мы, которые должны жить на этой земле и подвергаться пагубному влиянию мирской суеты!

Мэгги с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Меньше всего она ожидала подобного начала. Данная характеристика была ошеломляющей и совершенно ей не подходила. Она опустила глаза, чтобы скрыть смущение, а потом сказала:

– Я почти не бывала в обществе, но все равно я очень ценю вашу похвалу.

– Вы совершенно неиспорченное дитя! – воскликнула мисс Кроссхем. – О, вы должны подробно рассказать мне вашу историю, я просто умираю от любопытства. Кто ваши родные? Как вы жили до того момента, как появились в наших местах?

– Не знаю, стоит ли описывать мою ничем не примечательную жизнь, – ответила Мэгги, сдерживаясь из последних сил, чтобы не рассмеяться.

Однако она была готова к такому рассказу – ведь она практиковалась в изложении своей истории десятки раз перед Чарлзом и мисс Уэст. По мнению Мэгги, ее легенда выглядела слишком мелодраматичной, чтобы казаться правдой, однако барон, вероятно, лучше знал свою сестру.

– Мой отец, – начала она, – был состоятельным человеком, к счастью для меня – его единственного ребенка, потому что моя дорогая матушка скончалась, когда я была совсем младенцем, а несколько лет спустя он последовал за ней. У отца не было ни братьев, ни сестер, и потому моим опекуном стал двоюродный дедушка-холостяк. В своей семье он был младшим сыном, сколотившим состояние на покупке домов в Лондоне и сдаче их внаем. Ему нравилась городская жизнь, однако он не упускал из виду и свой небольшой дом в сельской местности, полагая, что для моего развития необходимы свежий воздух и солнце, а также общение с другими детьми. Я была грустным, замкнутым ребенком, не знавшим радости в доме. И дедушка позаботился о том, чтобы рядом со мной находилась женщина, которая могла бы заменить мне мать. С таким убеждением, укоренившимся в его голове, он обратился к своему другу с целью создать для меня более благоприятную обстановку, и оказалось, что дочь его друга была замужем за сквайром в графстве Мидлсекс и имела трех юных сыновей, а вот девочкой Господь ее не осчастливил. Двоюродный дедушка, умело распоряжавшийся моим наследством, как капиталом, так и имуществом, предложил более чем достаточное регулярное пособие на мое содержание, однако женщина, которую я вскоре стала называть мамой, была настолько рада моему присутствию, что двоюродный дедушка с трудом заставил ее мужа принять деньги.

Мисс Кроссхем вздохнула; ее глаза восторженно блестели под действием такой сентиментальной истории.

– О, почему же вы покинули этот счастливый дом? Я бы никогда не сделала этого!

– Мне пришлось сделать это не по своей воле, – печально сказала Мэгги. – Мой двоюродный дедушка был добрым, но достаточно строгим человеком. Когда я достигла двенадцатилетнего возраста, он решил, что меня следует отправить в пансион благородных девиц для дальнейшего совершенствования. Покидая дом, где прошли дни моего счастливого детства, я не могла предположить, что все так изменится, когда я вернусь.

– Что же случилось? – спросила мисс Кроссхем, широко раскрыв глаза.

«Хорошо, что эта женщина надежно защищена, иначе стала бы легкой добычей для мошенников», – подумала Мэгги, а вслух сказала:

– Пока меня не было, от скарлатины умерли моя дорогая мама и ее младший сын. Сквайр совершенно переменился, и с того дня счастье покинуло этот дом. Когда я окончила учебу, мой двоюродный дедушка предложил мне переехать к нему, поскольку оставаться в доме моей юности, в компании троих мужчин, пусть я и считала их своими родными, было уже неприлично.

– Должно быть, вам было ужасно тяжело в доме двоюродного дедушки! – воскликнула мисс Кроссхем.

– Поначалу да, хотя я знала, что он добрый и справедливый человек, – согласилась Мэгги. – Он жил очень скромно, имея только пять слуг и старый фаэтон – тот, который сейчас ремонтируют. Когда я прибыла в его дом, он нанял еще одну служанку и компаньонку для моего удобства, однако не изменил своего образа жизни и никогда не появлялся в обществе. Поэтому и я жила тихой и замкнутой жизнью. Впрочем, дедушка часто говорил, что хотел бы жить иначе, если бы не был таким старым. Через несколько месяцев после моего переезда к нему он заболел, и я ухаживала за ним до самой кончины. После его смерти я обнаружила, что он оставил мне все свое имущество в дополнение к моему наследству от родителей, но что мне было делать со всем этим? Я никогда не была в обществе – никуда не ходила и никого не знала, – поэтому передала все его богатство и свое собственное в руки опытного адвоката и написала письмо единственным живым родственницам. Они являются кузинами моей мамы – настоящей матери, как вы понимаете. Эти родственницы не из низшего сословия, хотя и не из такого высокого, как им бы хотелось: глава семейства является приходским священником в Базлхерсте. Они согласились стать моей новой семьей за небольшую долю моего дохода, и таким образом я буду наконец представлена обществу, хотя это всего лишь сельское мелкопоместное дворянство – не совсем то общество, на которое я рассчитывала. – Мэгги слегка улыбнулась.

– О, я должна заявить, что вам не следует этого делать! – сказала мисс Кроссхем. – Зачем навсегда покидать Лондон ради жизни в жалком доме священника только потому, что у вас нет здесь знакомых и родственников? Этого нельзя допустить! Я напишу им письмо, в котором сообщу, что у вас уже есть друзья в Лондоне, которые рады принять вас. Я поняла, как только увидела вас, – пламенно продолжила Милли, – что мы будем как сестры. Я обо всем рассказала моей матери, и она решила, что в таком случае мы должны побольше узнать о вас, и если результат будет удовлетворительным, мы пригласим вас остаться с нами.

– Я крайне удивлена, мисс Кроссхем, – честно призналась Мэгги. Циничная оценка Чарлзом своей сестры оказалась абсолютно верной, потому что она без колебаний восприняла сентиментальную историю, рассказанную незнакомкой, хотя едва ли сблизилась бы с молодой женщиной без рассказа о ее прошлом, имей та даже самые безупречные рекомендации. – Я была бы очень рада провести некоторое время в вашей компании… и для меня нет большего удовольствия, чем иметь сестру. – Нет, ей не нужна никакая сестра, потому что дружба Салли для нее была дороже кровного родства.

Мисс Кроссхем подалась вперед и мягко коснулась ее щеки. Хотя Мэгги часто видела проявление излишней нежности среди подруг, принадлежащих к классу мисс Кроссхем, она с трудом удержалась оттого, чтобы не отстраниться.

– Ты можешь называть меня Милли, дорогая сестра Маргарет! Я тотчас все расскажу маме, и она, конечно, напишет нужное письмо сегодня вечером, а завтра ты можешь вложить его в свое. Мы не допустим, чтобы ты отправилась в ссылку из-за того, что тебя постигло несчастье!

– Благодарю, – сказала Мэгги, когда Милли встала. Она почувствовала, что надо сказать еще что-то, и добавила: – Ребенок, дважды лишившийся материнской опеки, не мог даже мечтать о такой доброте в этом мире.

Милли улыбнулась:

– Любая чувствительная женщина могла бы войти в твое положение. До завтра, дорогая!

– До завтра, – ответила ошеломленная Мэгги.

Милли удалилась, несомненно, для того, чтобы найти подруг и пересказать им всю историю, слегка ее приукрасив. Мэгги закрыла за мисс Кроссхем дверь и позвонила в колокольчик. Тотчас появилась Салли из одной из внутренних комнат; лицо ее было напряжено и выражало тревогу.

– Получилось, – просто сказала Мэгги. – Не знаю как, но получилось.

Лицо Салли мгновенно смягчилось, и на нем отразились облегчение и восторг; она крепко обняла подругу. Мэгги ответила ей тем же, благодарная за бурное проявление радости.

Салли начала готовить Мэгги ко сну. Однако когда та переоделась в ночную сорочку и пеньюар и когда ее волосы были расчесаны, Салли тяжело вздохнула и отступила назад, внезапно помрачнев.

– Я не хотела говорить тебе, когда ты так радовалась, – сказала она. – Я уходила на обед с другими слугами, а вернувшись, нашла на кровати это. – Салли с извиняющимся видом полезла в карман и достала свернутый листок бумаги. – Наверное, тебе будет важно это знать…

Мэгги смотрела на плотный кремовый листок бумаги с водяными знаками, чувствуя, как внутри все холодеет. Она развернула листок, и из него выпал локон рыжих волос. Мэгги положила его на ладонь и долго смотрела на него. Фрэнки… Нет, не может быть… Она проглотила подступивший к горлу ком и прочитала письмо.

Прими мои поздравления. Инструкции получишь завтра.

С наилучшими пожеланиями, Дэнни.

Бумага была грубой, но почерк тот же самый, что и в записке, присланной Перл Бланк. Мэгги некоторое время слепо смотрела на письмо, чувствуя спазмы в животе. Потом сжала кулак, как будто могла уничтожить значение написанных слов так же легко, как смять бумагу. Она посмотрела на Салли, которая тоже прочитала письмо через ее плечо.

– Ты можешь сходить в город сегодня вечером? – спросила она.

Салли понимающе кивнула:

– Думаешь, Фрэнки все еще в Саутворке?

– Да. Ты знаешь его любимые места не хуже меня. Я не хочу подвергать тебя опасности, однако дорога туда и обратно займет немало времени, и если Дэнни узнает, что я решила сама покинуть этот дом… – Мэгги не стала продолжать.

– Фрэнки и мой друг тоже, мамуля, – напомнила ей Салли. – Я постараюсь найти его. Если бы я знала, что все это так ужасно…

– Понятно, – прервала ее Мэгги, – Я должна увидеть Чарлза. Необходимо сообщить ему обо всем, пока не поздно. Может быть, Дэнни отпустит Фрэнки, если я не смогу быть полезной ему для реализации его плана.

Мэгги стало не по себе, когда она увидела боль в глазах подруги.

– Желаю удачи, – сказала Салли.

Мэгги едва заметно улыбнулась:

– Надеюсь, все будет хорошо.

– Эджингтон!

Чарлз повернулся и увидел приближающихся Дайнса и Гиффорда с почти одинаковыми ухмылками на лице. Он с трудом подавил желание врезать Гиффорду по его надменной физиономии за то, что тот весь вечер не сводил глаз с Мэгги.

– Твоя уличная девчонка устроила великолепное представление! – воскликнул Гиффорд. Чарлз шел через комнаты нижнего этажа к скрытой лестнице, ведущей в его апартаменты, тогда как гости воспользовались главной лестницей, чтобы подняться на верхние этажи, поэтому никто не мог услышать то, что сказал Гиффорд. – Я сам поддался обману, и если бы не знал, кто она на самом деле, то, наверное, приударил бы за ней. Представляешь? Я, ухаживающий за уличной девчонкой!

Чарлз на мгновение сжал кулаки. Он не хотел говорить о Мэгги с этим человеком.

– Но раз уж тебе известно, кто эта девушка, полагаю, она не должна представлять интереса для тебя.