Жюльетта Бенцони - Голубая звезда

– Долго же вы расплачивались за вашу безделушку! Я уже хотела идти за вами. Но теперь вы мой, и я никуда вас не отпущу: моя машина на улице, мы едем ко мне в Везине...

– Я пока никуда не еду, дорогая Луиза! Позвольте мне хотя бы поздороваться с леди Сент-Элбенс.

Мэри подала ему вялую руку и подняла взгляд, полный укоризны:

– Я и не надеялась, что вы узнаете меня, князь! Вы не передумали насчет браслета Мумтаз-Махал?

– Вот это, я понимаю, упорство! – рассмеялся Альдо. – Сколько раз я вам повторял: у меня его нет. А вы не пробовали, как собирались, связаться с лордом Килрененом?

– У него нет этого браслета. Бьюсь об заклад, что он у вас...

Этот диалог грозил затянуться надолго, и Альдо повернулся к Луизе Казати. Он извинился, что не может принять ее любезного приглашения: случай только что свел его вновь с очень давним и дорогим другом, которому он намерен посвятить весь день.

– Мы с вами увидимся, когда вы вернетесь в Венецию. Я здесь ненадолго, проездом...

– А я нет! Я останусь до гонок Большого приза, и вы прекрасно знаете, что я не люблю Венецию летом: на Лагуне слишком жарко...

– Значит, увидимся позже... К моему великому сожалению, разумеется! Мое самое искреннее почтение, дорогая Луиза!.. Леди Мэри!..

Быстро склонившись к ручкам обеих дам, он повел, скорее даже потащил Бюто к широкой застекленной двери на улицу.

– Можно подумать, что госпоже Казати известен секрет вечной молодости! – заметил учитель. – Она не стареет и, насколько я понял, по-прежнему владеет прелестным Розовым дворцом в Везине, который купила когда-то у господина де Монтескье?

– Мне кажется, ваша память с успехом наверстывает упущенное время! – весело воскликнул Альдо. – Она вам еще пригодится, когда вы снова возьметесь за ваш труд об общественном укладе в Венеции пятнадцатого века. Он ждет вас...

Морозини помахал проезжавшему такси и отправился в парк Монсо с двумя своими приобретениями, из которых более драгоценным был отнюдь не топазовый гарнитур, предназначенный для синьоры Рапалли...

В тот же вечер в особняке на улице Альфреда де Виньи было отпраздновано чудесное воскрешение Ги Бюто из мертвых. Г-жа де Соммьер, хорошо знавшая учителя Альдо и высоко ценившая его ум и образованность, даже отступила от своих привычек, и вместо ее любимого шампанского за здоровье и обретенную память бургундца были подняты бокалы восхитительнейшего «шамболь-мюзиньи» разлива конца минувшего века. Г-н Бюто пригубил его, закрыв глаза, и слезы блаженства покатились по морщинистым щекам. Ни он, ни его избавитель почти не спали в эту ночь слишком много им надо было сказать друг другу. Альдо был так счастлив, что и думать забыл о своих помятых ребрах и даже почти не вспоминал об Анельке – кстати, о ней он не произнес ни слова. Стоило ли обременять своими затруднениями еще, возможно, не окрепший рассудок вновь обретенного друга?..

На следующий день Альдо с несказанным удовольствием взял на себя роль феи-крестной и занялся приведением г-на Бюто в надлежащий вид. Они провели несколько часов в дорогом магазине, где учителя одели с ног до головы, а затем нанесли визит – менее продолжительный – хорошему парикмахеру. После этого старичок из аукционного зала помолодел на добрый десяток лет и стал почти прежним Ги Бюто.

Правда, Морозини стоило немало труда уговорить наставника принять все эти дары. Г-н Бюто отказывался, твердил, что это слишком, что это безумие, но у его бывшего ученика на все был готов ответ.

– Когда мы вернемся в Венецию, вас ждет куда больше работы, чем вы можете себе представить. Не думайте, что вы займетесь только вашим исследованием. Я намерен пригласить вас экспертом в фирму Морозини, где вы будете мне очень полезны. Я назначу вам жалованье, и вы, если так настаиваете, сможете возместить мне сегодняшние расходы, хотя, по правде говоря, это сущие пустяки... Согласны?

– Мне просто нечего возразить... Вы осчастливили меня, дорогой Альдо! Но сейчас вы убедитесь, что мне и этого мало – я попрошу вас еще об одном одолжении.

– Заранее согласен.

– Мне бы хотелось, чтобы вы перестали величать меня «господином Бюто». Вы уже не мой ученик, и, коль скоро, нам предстоит работать вместе, окажите мне честь: обращайтесь ко мне как к другу!

– С радостью! Добро пожаловать домой, дорогой Ги! Правда, в нашем доме многое изменилось, но я уверен, что вам там понравится. Кстати о работе, не могли бы вы оказать мне первую услугу и уже сейчас приступить к вашим обязанностям? Я, кажется, говорил вам, что должен остаться здесь еще на несколько дней, чтобы присутствовать на свадьбе... одного влиятельного знакомого, и меня бы очень устроило, если бы вы отправились в Венецию завтра же. Разумеется, я предпочел бы вернуться вместе с вами, но надо, чтобы гарнитур, который я купил вчера, попал туда как можно скорее. Его ждут с нетерпением...

– Вы хотите, чтобы я его отвез? Конечно, с радостью!

– Я уверен, что вы прекрасно поладите с Миной ван Зельден, моей секретаршей, – она постоянно жалуется на чрезмерную загруженность. А уж Чечина и ее муж зададут небывалый пир в честь вашего возвращения... Я сегодня же свяжусь по телефону с Дзаккарией, а потом позвоню в контору Кука и закажу для вас место в спальном вагоне.

Внезапное желание Морозини отослать в Венецию человека, встрече с которым он был так рад, объяснялось не только необходимостью поскорее передать Мине топазы для синьоры Рапалли, но в первую очередь приближением свадьбы Анельки. Альдо сам еще не знал, как пройдет решающий день, но не сомневался, что он будет бурным, и ему не хотелось впутывать в предстоящие события г-на Бюто. Этот мягкий и миролюбивый человек, противник рискованных авантюр, вряд ли одобрил бы затею своего бывшего ученика. Может быть, он даже мало что в ней понял бы. И как бы то ни было, Альдо ни за что на свете не хотел чем-либо омрачить счастье, озарившее теперь все существо дорогого ему друга, который столько выстрадал...

Итак, устроив Ги среди панелей красного дерева, зеркал, ковров и бархатных занавесей купе спального вагона, Морозини вновь оказался лицом к лицу со всеми своими сложностями. Чувствовал он себя намного лучше, но от Видаль-Пеликорна не было никаких известий, – это действовало на нервы.

Г-жа де Соммьер взвинтила его окончательно самым невинным вопросом:

– А о подарке ты подумал?

– О подарке? О каком еще подарке? – буркнул Альдо.

– Ты ведь приглашен на свадьбу на будущей неделе! Молодым принято посылать подарки что-нибудь для их будущего общего дома. В зависимости от достатка гостя и от того, насколько тесна его дружба с новобрачными, это может быть все, что угодно, – от лопатки для торта или сахарных щипчиков до стенных часов эпохи Регентства или картины известного мастера. Глаза г-жи де Соммьер лукаво блеснули. – Или, может быть, ты уже раздумал знаться с этими людьми?

– Я обязан быть на этой свадьбе!

– И упрямец же ты! Не понимаю, какое ты получишь от этого удовольствие... если только не собираешься похитить новобрачную по окончании церемонии, – со смехом добавила маркиза, не подозревая, как близка к истине. По счастью, она как раз в эту минуту наливала себе шампанского и не заметила, что Альдо покраснел, как спелая вишня. Чтобы скрыть от нее свое лицо, пока оно не обретет прежний цвет, он встал и направился к двери, бросив на ходу:

– Извините меня, я должен позвонить Жилю Вобрену.

Голос тети Амелии настиг его уже на пороге:

– Да ты спятил? Ты что, собираешься разориться в пух и прах у лучшего в Париже антиквара ради этого бандита Фэррэлса? И между прочим, еще один вопрос: кому ты пошлешь подарок? Ему или ей?

– Обоим, поскольку они уже живут под одной крышей. Что, на мой взгляд, не вполне прилично!

– Не могу с тобой не согласиться: я находила это просто возмутительным. Слава Богу, произошли кое-какие перемены: позавчера Солманские перебрались в «Ритц», в самые роскошные апартаменты. Говорят, никогда еще туда не приносили столько цветов. Наш торговец пушками обобрал всех парижских цветочников ради своей любимой.

Морозини восхищенно присвистнул:

– Черт возьми! Откуда вы все знаете? Неужели на Вандомской площади у вашей Мари-Анжелины не меньше знакомых, чем в церкви Святого Августина?

– Нет, это было бы уж слишком. Но Клементина д'Авре, эта старая сорока, завтракала в «Ритце», а потом зашла навестить меня. Оливье Дабеска плакался ей в жилетку: он был вынужден отказать какому-то там махарадже, который требовал королевские апартаменты, – их пришлось отдать невесте... Так кому же ты пошлешь подарок?

– Ему, конечно, но будьте спокойны: я выберу лопатку для торта!

В действительности же на следующий день Морозини приобрел римскую бронзовую статуэтку I века нашей эры. Статуэтка изображала Вулкана, выковывающего молнию Юпитера. Лучшего символа нельзя было придумать для торговца оружием! Скупиться на подарок Фэррэлсу казалось Альдо мелочным: как-никак, он собирался украсть у этого человека его юную невесту и драгоценность, которую – справедливо ли, нет ли – тот считал достоянием своих предков.

– Беда в том, – заметил Адальбер, узнав о подарке, – что бедняга Вулкан, женившись на Венере, не нашел счастья в браке. Вы забыли об этом, или следует видеть здесь умысел?

– Ни то, ни другое, – небрежно бросил Альдо. – Невозможно учесть все!..

За два дня до свадьбы сэра Эрика Фэррэлса с очаровательной польской графиней – свадьбы, о которой судачил весь Париж, – не осталось ни одной свободной комнаты в отелях и на сельских постоялых дворах от Блуа до Божанси. Приглашенных было слишком много, чтобы разместить всех в замке, да еще фотографы из крупных и мелких газет и жадные до сплетен журналисты, не говоря уж о полиции и множестве любопытных – празднество намечалось грандиозное.

Для Альдо и Адальбера, однако, такой проблемы не существовало: оба были на месте событий уже к вечеру 15-го. Первого старинная подруга тети Амелии по монастырю пригласила погостить в прелестную усадьбу близ Мера, и он отправился туда на «керосиновой машине» маркизы. Второй, получив сразу два приглашения – от Фэррэлса и от молодого Солманского, – с оглушительным треском въехал в замок на своем красном «Амилькаре». Благодаря этому метеору – он мог развивать скорость до ста пятидесяти километров в час, но тормоза его действовали только на задние колеса – о прибытии Видаль-Пеликорна знали все не только в соседней деревне, но даже за ее пределами.

Там же, на месте, уже поджидало третье действующее лицо, которому археолог отвел первостепенную роль, – именно этот человек должен был увезти Анельку и прятать ее, пока не утихнут поиски. Он был на месте уже пять дней и удил щук на другом берегу Луары в ожидании своего выхода. Звали его Ромуальд Дюпюи, он был братом-близнецом Теобальда Дюпюи, верного камердинера Адальбера.

Братья так походили друг на друга, что даже сам Видаль-Пеликорн не всегда различал их. Оба были одинаково преданы археологу, с тех пор как во время войны тот спас жизнь Теобальду, рискуя своей. Для близнецов это было все равно как если бы он спас обоих.

Итак, Ромуальд приехал пять дней назад на мотоцикле, выдавая себя за журналиста, и ухитрился снять домик у местного рыбака, а заодно получил разрешение пользоваться его лодкой все это, конечно, за бешеные деньги. Домик стоял почти напротив замка – такое местоположение подходило идеально. И вот с тех пор он убивал время, посиживая с удочкой.

Из лодки, скрытой серебристыми ветвями плакучих ив, он мог наблюдать – как невооруженным глазом, так и с помощью бинокля – за длинным белым строением, которое воздыхатели одной королевской фаворитки называли дворцом Армиды, спустившимся на облаках на берег Луары.

Окруженный огромным парком, замок стоял подобно подношению богам над пышными садами, которые уступами спускались к реке по обе стороны от величественного парадного крыльца; здание меняло оттенки в зависимости от цвета неба и было почти неправдоподобно красиво. Под гонимыми ветром легкими облаками казалось, будто замок вот-вот взлетит. Это была завораживающая картина – каждый день, каждый час разная.

Рано утром в день свадьбы, когда Ромуальд выглянул в окно, он решил, что видит сон: на том берегу все было бело, как будто всю эту майскую ночь шел снег. Сады на террасах покрылись белоснежными цветами, а по зеленому ковру лужайки, соперничая с ними белизной оперения, величественно разгуливали павлины. Все это было подобно грезе, а невидимый наблюдатель умел ценить прекрасное. Чтобы сотворить это чудо, потребовалась, должно быть, целая армия садовников, работавших всю ночь напролет со скоростью ветра. Накануне в замке допоздна горели огни, там был прием по случаю гражданского бракосочетания, так что в распоряжении чародеев с мотыгами и граблями оставалось всего несколько, предрассветных часов. Ромуальду подумалось, что та, ради которой влюбленный мужчина способен творить такие чудеса, верно, неземная красавица.