Он кивнул.

– У меня уже был любимый человек. Мы были очень молоды, и… Он предал меня. Я потеряла ребенка. Возможно, я сейчас разрушила тот образ, который ты себе создал… Что ж, если ты передумаешь, я тебя пойму.

Назавтра утром она уехала в Москву. Дома, сославшись на усталость, сразу легла спать и избежала вопросов.

А утром Подольских разбудил ранний звонок в дверь. Лиза побежала открывать. На пороге стоял молодой человек в форме морского офицера с огромным букетом белых гвоздик. Вышла хозяйка дома и в недоумении уставилась на него.

– Здравствуйте, Татьяна Ивановна, – улыбнулся молодой человек. – Это вам.

Она как загипнотизированная приняла цветы.

– Петя, – слабым голосом позвала она.

Петр Дмитриевич в атласной полосатой пижаме выглянул из ванной.

– Что случилось?

– Вы – Лерочкин кавалер? – догадалась Татьяна Ивановна, с беспокойством оглядываясь на мужа.

Лейтенант обворожительно улыбнулся.

– Вы почти угадали, Татьяна Ивановна. Позавчера Калерия Петровна дала согласие стать моей женой.

– Что?! – Правая густая бровь генерала Подольского поползла вверх.

В эту минуту показалась Калерия в спортивных бриджах и майке с надписью «СССР».

– Папа, мама, познакомьтесь. Это Кирилл. Я выхожу за него замуж.

Она выглядела абсолютно спокойной, только в глубине ее глаз Лиза заметила стальные искорки упрямства. Лерочка была готова нанести сокрушительный контрудар натиску старшего поколения.

– Ну я не знаю… – забормотал генерал и развел руками. – Ты бы хоть нас предупредила, что ли…

– Лера, я надеюсь, это розыгрыш? – все еще не верила Татьяна Ивановна.

– Не надейся, мам. Перед вами действительно мой избранник. Вы бы оделись с папой, а то Кирилл такой красивый, а вы – в пижамах…

Родители послушно двинулись в спальню.

– Завтрак подавать? – пробасила Лиза.

Молодые дружно рассмеялись. Лера потащила жениха в свою комнату.

– Ой, сейчас будет собрание, только держись! Ты еще не знаешь, что тебе предстоит, Кирилл!

– Ничего, выдержим. Мы – вместе?

– Мы вместе! – как заклинание повторила Лера. Ей снова было легко с ним, она знала, что он не подведет.

Когда молодые пришли в гостиную, супруги Подольские восседали за столом при всем параде. На Татьяне Ивановне был шелковый костюм цвета лаванды, который украшала нитка жемчуга. Щеки новоиспеченной тещи пылали. Генерал в парадном кителе при медалях сурово смотрел в блюдце с лимоном.

Увидев в комнате генерала армии при всех регалиях, молодой человек споткнулся и начал краснеть скулами.

– Здравия желаю, товарищ генерал… армии.

Лера рассмеялась и захлопала в ладоши.

– Здоровались уже. Не на параде, – с нарочитой угрюмостью проговорил генерал. На самом деле смущение лейтенантика пришлось ему по душе. И то, что дочка скрыла от парня звание отца, тоже понравилось.

– Просим к столу, – сухо произнесла Татьяна Ивановна, не сводя глаз с гостя.

– Ты что же, Калерия, не предупредила кавалера-то, что отец, можно сказать, коллега?

Лера беззаботно завертела головой.

– А зачем? Ведь он, пап, на мне женится, не на тебе.

– Узнаю свою дочь! – захохотал генерал. – Ну Лерка! Напугала жениха-то…

Молодой человек наконец оправился от смущения, стал довольно связно отвечать на вопросы генерала. Завязалась беседа, которая имела заминку только в одном месте. Когда генерал поинтересовался предстоящим местом службы будущего зятя.

– Тихоокеанский флот. Порт Владивосток! – отчеканил лейтенант, блестя глазами.

Калерия удовлетворенно улыбнулась.

Татьяна Ивановна охнула и выронила чайную ложечку. Та отчаянно звякнула о блюдце. Лицо генерала осталось бесстрастным.

– Петя, что же это? – Татьяна Ивановна умоляюще взглянула на мужа. – Лерочка – наша единственная дочь! Владивосток – это край света…

Нижняя губа Татьяны Ивановны беспомощно задрожала.

Генерал взглянул на жену с выражением, непонятным для нее, и перевел взгляд на гостя.

– Так вы, товарищ лейтенант, может быть, мечтаете остаться в столицах? При штабе, так сказать? Не стесняйтесь, говорите как есть…

Эту фразу генерал произнес, помешивая чай в своем высоком стакане с подстаканником.

– Никак нет! – резво ответил Кирилл, вскакивая из-за стола. Венский стул, на котором он сидел, едва не упал, его вовремя подхватила Лера. – Никак нет, товарищ генерал армии! Мечтаю служить в действующих войсках верой и правдой и по мере своих сил приносить пользу Родине!

– Служу Советскому Союзу! – подсказала Лера, забавляясь ситуацией.

На ее шутку никто не обратил внимания. Генерал слегка поморщился. Но дочь знала, что морщится он так, для проформы больше. Он доволен пылкостью молодого офицера. Татьяна Ивановна же смотрела на молодого человека с нескрываемым испугом.

– Совсем вы запугали Кирилла, – упрекнула родителей Лера и тоже встала из-за стола. – Я обещала гостю показать Москву. Мама, пусть Лиза соберет мои вещи…

Лейтенант раскланивался с родителями невесты, а та повернулась и выпорхнула из комнаты как ни в чем не бывало.

Татьяна Ивановна окаменела. Она не могла прийти в себя, ничего не понимала, не узнавала дочь. Будто за несколько дней ту подменили. Или же она не знала собственную дочь никогда?

Она очнулась только, когда хлопнула дверь на лестничной клетке – молодые вышли.

– Петя, ты что-нибудь понимаешь? Почему ты так спокоен, Петя?

Она с удивлением наблюдала, как Петр Дмитриевич достает кубинские сигары – подарок друзей и собирается закурить. Она отказывалась его понимать. За годы совместной жизни они так изучили нравы и привычки друг друга, что все в их быту стало прозрачным. Татьяна Ивановна давно знала, что и в каких случаях курит Петр Дмитриевич.

Например, когда он злится или волнуется, когда у него неприятности, он курит папиросы «Беломорканал», которые хранятся в нижнем ящике его рабочего стола. В обычное время он курит трубку – привычка, которую он завел себе, дослужившись до генерала. Сигары же он раскуривал в особом, приподнятом настроении. Татьяна Ивановна бы даже сказала – в состоянии некоторого куража! Поэтому сейчас она взирала на мужа, отказываясь понимать.

– Как тебе, Петя, финт, который выкинула наша дочь? – осторожно начала она, пытаясь разгадать позицию генерала. – Ведь сделал предложение Олег Ключарев. Ты можешь себе представить? Она не ответила ему ни «да», ни «нет». Для нее, видите ли, это оказалось неожиданностью!

Генерал промычал себе под нос что-то неопределенное, но Татьяна Ивановна не сдавалась. Она жаждала закрепить позиции.

– Отказать парню из порядочной семьи, которого знала всю жизнь! И дать согласие чужаку, с которым знакома два дня! Ты мог что-нибудь подобное ожидать от нее, Петя?

Петя неопределенно пожевал губами и, выпустив дым, поднял брови, собрав на лбу гармошку морщин.

– Как я посмотрю в глаза Розе Ключаревой? Ее сын без пяти минут дипломат. У него командировка на Кубу, он…

– Значит, на Кубу – хорошо, а во Владивосток – плохо? – негромко заговорил генерал, и Татьяна Ивановна остановилась. Она уставилась на мужа.

– На Кубе хотя бы тепло, – растерянно проговорила Татьяна Ивановна.

– Да! Но служить-то надо и там, где холодно! – возразил генерал.

Татьяна Ивановна поджала губы. Она не любила, когда муж начинал рассуждать на патриотические темы. Разве она когда-нибудь возражала против того, чтобы воспитывать дочь как комсомолку, а не как кисейную барышню? Да никогда же не возражала… вслух. Однажды Лерочка не захотела идти на демонстрацию в промозглом ноябре. Она попыталась было заступиться за дочь. Что тут началось! Вся семья, включая Лизу, выслушала гневную лекцию о патриотическом долге и политическом положении в мире.

И бедная девочка отправилась на демонстрацию, а через две недели выяснилось, что она уже была беременна… Господи, неужели это было? И ведь Петя-то ничего так и не узнал. Большой ребенок этот Петя!

Поскольку жена молчала, генерал продолжил начатый разговор.

– А мне парень понравился. – Петр Дмитриевич улыбнулся в усы. – Наш человек!

– Петя! Что значит – понравился? Ты видел его… пятнадцать минут!

– Ну и что? Зато я дочь свою знаю не пятнадцать минут. И понимаю, почему она выбрала не этого штатского хлюпика Олежку, а нормального офицера! И готова ехать за ним на край света, не испугалась трудностей! Моя дочь!

Генерал выдохнул и отправил в рот полную стопку водки, которая до этого нетронутая стояла на столе рядом с хрустальным запотевшим штофом.

– Это Олег – хлюпик? – поразилась Татьяна Ивановна. – Тебя послушать, так весь мир делится на гражданских хлюпиков и военных бравых парней. Гражданские для тебя вообще второй сорт. А между тем, Петя, многие из этих людей тоже самоотверженно служат Родине. Медики, учителя, дипломаты, наконец…

– Но Лерка – дочь офицера! И в мужья себе выбрала офицера! – распалялся генерал, взмахивая сигарой. – И я одобряю ее выбор. И этот лейтенант, судя по всему, не какой-нибудь скользкий карьерист! Не из тех, кто и женится по расчету, и мечтает, не понюхав пороху, влезть в штабную кормушку, где посытнее… Он из тех, кто готов и носом в грязь, и спать в палатке, и вообще – не ради карьеры!

– Петя! Что ты такое говоришь? Ты допустишь, чтобы Лерочка… спала в палатке?

Татьяна Ивановна не выдержала и зашмыгала носом.

Генерал в сердцах отодвинул стул. Лиза с опаской выглядывала из коридора. Глаза ее тоже были на мокром месте.

– Дочь просила вас вещи собрать? – прогремел он, выбираясь из-за стола. – Или она с пустым чемоданом во Владивосток отправится?!

Вопрос был закрыт, и второй раз за семейную жизнь Татьяна Ивановна почувствовала, что судьба не хочет подчиняться ей, взбрыкивает, как норовистая лошадь. А ведь она так хорошо все задумала… Если бы только Лерочка была послушной…

* * *

Иринка убрала со щеки прядь каштановых волос, встряхнула головой и отвернулась от окна. Перед ней лежал чистый двойной листок в клетку, вырванный из тетради по физике. Она развинтила перьевую ручку и проверила наличие чернил. Ничто не мешало приступить к письму.

И все же она медлила. Как начать? Здравствуй, Герман? Слишком официально. Он в своем письме называет ее по-домашнему – Иринка. Как в детстве. Он то и дело вставляет разные морские словечки, и поэтому слог у письма интересный, легкий. Складывается впечатление, что жизнь Герки, вчерашнего детдомовца, полна приключений. А ведь сколько в детдоме было шума, когда Герка, едва получив аттестат об окончании восьмилетки, сбежал! Должен был, как все, переехать в общежитие ГПТУ № 8, чтобы учиться на сварщика, и – сбежал! Иринка думала, что никогда больше не узнает о нем. И вдруг это письмо. Герка, оказывается, осуществил свои планы – поступил в мореходку. Он уже ходит в плавания и носит морскую форму. А что напишет она? Да он заскучает, читая ее письмо!

Иринка снова взглянула в окно, где вовсю бушевала весна, и вывела первые слова: «Гера, здравствуй!»

Потом она склонилась над партой и стала выводить ровные строчки, блестящие на солнце фиолетовыми чернилами:


«Ты пишешь, что у вас уже купаются в море и совсем лето. У нас, конечно, не так, но весна в разгаре. Город наш весь зеленый. Осталось совсем немножко до экзаменов. Ты вот спрашиваешь, куда я буду поступать после восьмилетки. А я еще не решила. Вообще мне нравится шить. Я сама сшила себе платье к выпускному. Даже иногда Кирочка просит меня что-нибудь сшить для нее. Я бы хотела выучиться на швею, но в швейном техникуме нет общежития. Тетя Поля советует мне поступать в кулинарное, на повара. Там хорошее общежитие. Кстати, у тети Поли появился второй внук. А у нас новый директор! Ангелина Павловна перешла в гороно».


Иринка прервала свое занятие и подняла глаза к потолку. Она представила себя в белом платье с голубым воротником, которое сшила сама. Как жаль, что Германа не будет на вручении аттестатов! И он не увидит ее в новом платье. Оксана сказала, что платье получилось «гарное». А Оксана зря не скажет.

Иринке нравилось, когда ее хвалят. Наверное, поэтому ей нравится шить.

Когда два года назад Герка жил здесь, она еще не шила платья. Она ходила в школьной форме с протертыми локтями. Однажды на склад поступила новая одежда, и девочкам-шестиклассницам раздали новое белье и по штапельному платью. Сколько было радости! А вернулись с ужина и обнаружили, что в комнате был шмон. Ясное дело – приходили старшие девчонки за обновками. У Иринки тогда ничего не взяли. Она даже для своих тринадцати оставалась еще слишком худой и маленькой. Соседка Марина – крупная, рослая – безутешно рыдала. У нее забрали платье. Жаловаться было бесполезно – старшие могли за такое устроить потом темную. Жаловаться на своих в детском доме недопустимо. Получил новые вещи – карауль их как можешь. Тогда Иринка собрала у девочек кое-какие обноски, распорола по швам и смастерила Марине новое платье. Это оказалось не так уж и сложно. Платье получилось даже интереснее, чем фабричное. Особо выгоревшие места закрыли карманами. Марина утешилась. А Иринка стала шить. Потом она выросла.