Джулия Фэнтон - «Голубые Орхидеи»

— Ну, как тебе? Как? — настойчиво спрашивал он.

— О да, да… Томас… О да!

Латиноамериканские мужчины настоящие самцы, и она знала, что он ждет подтверждения своих невероятных способностей заставить ее многократно испытать оргазм.

— Боже… помоги мне! Как ты? Как ты?

— Да! — выдохнула она, заставляя свое тело содрогнуться и испуская стон удовлетворения.

Издав наконец хриплый крик, Томас обрушился на нее почти без сознания от удовлетворения. Мария Кристина вздохнула и расслабилась, глядя на потолок. Она, как обычно, притворилась, что испытывает оргазм. Мысли ее уносились от спящего мужа. Она воображала себя обладающей величайшей властью над другим человеческим существом — абсолютной властью смерти.

Москва. 1985

Михаил безумно хотел найти Юлию. Он взял такси и велел отвезти его на Садовое кольцо, к дому с продуктовым магазином на первом этаже, неподалеку от площади Восстания. Он прожил здесь почти пятнадцать лет, пока не поступил в военную академию.

Он все еще не мог поверить в это. Его собственный отец был «влиятельным покровителем» Юлии, тем, кто обеспечил ей квартиру. Петров явно догадался, что у Юлии еще кто-то есть. Знает ли он, что это Михаил? Возможно, он уже выбил из нее признание. У Михаила не было иллюзий по поводу того, как с ней станут обращаться.

Он поднялся на пятый этаж, с нетерпением дождался, пока медленно откроются двери лифта, большими шагами пересек лестничную площадку, вдыхая знакомый воздух с чувством отчаяния и безнадежности.

Он открыл дверь своим ключом и поспешно вошел в роскошную квартиру с четырехметровыми потолками, с замысловатыми лепными украшениями и высокими подъемными окнами, выходящими во внутренний двор. Стены оклеены вычурными обоями с цветочным узором. Чуть не каждый сантиметр забит старинной мебелью, кружевными салфетками, вышивками ришелье, фотографиями, памятными вещицами, напоминающими о времени, проведенном на Черном море, и коллекцией литовских кукол в народных костюмах.

Его мать Ирина сидела в кресле-качалке и смотрела фильм по видеомагнитофону — техника настолько редкая в Советском Союзе, что можно сказать, бесценная. Краем глаза Михаил увидел, что это американский фильм «Е.Т.»

— Где он? — сердито спросил Михаил. — Где отец?

— Откуда мне знать? — безучастно ответила Ирина, не отводя глаз от экрана.

— Где он? — почти закричал Михаил.

— Ну, Миша, наверное в своем кабинете. Неужели нужно так кричать? Думаю…

Не обращая на нее внимания, Михаил направился в кабинет Петрова. Двадцатидвухметровое помещение было еще одним «излишеством», недоступным простым советским людям, которым обычно приходилось втискиваться по четыре, шесть, а иногда даже восемь человек в две комнаты. Он громко постучал, затем распахнул дверь.

Петров с изумлением посмотрел на ворвавшегося в комнату сына. Он сидел за большим письменным столом, изучая толстый отчет со множеством статистических таблиц с пометкой «совершенно секретно». За спиной отца стоял большой, дореволюционный, богато украшенный сейф на ножках в виде львиных лап. Петров хранил в нем самые важные документы.

— Где она, черт побери? — обезумев от гнева, Михаил бросился к отцу, схватил его за плечи и рывком поставил на ноги. — Где она, ты, ублюдок, скажи мне!

Петров не отвечал, только холодно смотрел на сына. Впервые Михаил увидел подлинное лицо своего отца.

— Отпусти меня, Михаил, — приказал Петров. — Не стоит поднимать шум из-за шлюхи.

— Черт возьми! — закричал Михаил и яростно затряс отца. — Ты увез ее, верно? Ты был в «Зиле»! Ты куда-то увез ее! Я хочу знать — куда!

Петров стряхнул его руки. Михаил отпустил его и прислонился к краю стола. Похоже, он сошел с ума от ревности. Юлия чуть не довела его до безумия.

— Почему я должен говорить тебе? Я очень огорчен, что ты ведешь себя так дурно из-за дешевой проститутки.

— Потому что мне необходимо найти ее. Я стал причиной случившегося, не так ли? Ты сделал это из-за меня. Я не хочу, чтобы она платила за мой проступок.

— Если что-то произошло, она сделала это для своего удовольствия, эта шлюха-танцовщица. — Петров подчеркивал ударением каждое слово. — Мне пришлось послать ее под Мурманск, в рыбоперерабатывающий колхоз «Гигант».

«Рыбоперерабатывающий колхоз!» Ошеломленный, Михаил с ужасом смотрел на отца. На Севере многие сосланные выполняли тяжелую работу на огромных рыбных предприятиях. Некоторые из них работали в трюмах на траулерах. Другие, подвязав волосы платками, топали по залитым водой палубам в резиновых сапогах и фартуках и волокли блоки мороженой рыбы, отрубали головы и хвосты сельди, треске или морскому окуню. Он не мог — представить себе хрупкую Юлию за такой тяжелой работой — это убьет ее.

— Ты не можешь! — воскликнул он. — Она слишком слаба для такой работы!

— У балерины ноги, как железные, — фыркнул отец. — Ей это понравится, а если она раздвинет ноги перед бригадиром… Что ж, это ей тоже должно понравиться. Он крупный парень.

Михаил почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Он был на грани того, чтобы снова потерять контроль над собой.

— Успокойся, — ровным голосом приказал ему отец. — Ты допустил ошибку, Михаил, большую ошибку. Ты позволил п… вторгнуться в твои мысли. Я сделал это, чтобы привести тебя в чувство. Твое будущее связано с Россией и с КГБ, а не с какой-то маленькой проституткой.

— Она не проститутка, — возразил Михаил. — Хотя ты использовал ее как шлюху, не так ли?

Он резко повернулся и вышел из кабинета.

Через три недели ему пришлось узнать правду. Рыбоперерабатывающего колхоза под названием «Гигант» не существовало. Юлия просто исчезла!

Он загнал свой гнев внутрь, сохраняя каменное выражеие лица, и отказался разговаривать с родителями, разве что односложно отвечал на их вопросы.

Он хотел отомстить Петрову за содеянное с Юлией, но не смог сделать этого. В конце концов, тот был его отцом. Ему придется обдумать все это.

Школа КГБ размещалась в нескольких четырехэтажных кирпичных зданиях в лесу, километрах в двадцати пяти от Москвы. Территория охранялась работниками КГБ в штатском, а ночью их сопровождали служебные собаки. Учащимся было запрещено открывать свои фамилии… его знали как Мишу. Окруженный двухметровой стеной с колючей проволокой, Михаил ощущал себя, как в тюрьме, узником, подписавшим самому себе приговор о пожизненном заключении.

КГБ придавало большое значение физической подготовке, и он вступил в московское «Динамо» — футбольную команду, всегда действующую с яростным желанием победить. Михаил играл с убийственной ловкостью, высвобождая свой гнев в игре. Наносить удары и жестко останавливать противника — это хоть немного помогало избавиться от давления, которое испытывает любой человек, когда против его воли из него делают по стандартному шаблону КГБ отборного убийцу.

Однажды в марте, когда стал таять снег, Петров заехал за Михаилом в школу и отвез его в Москву в Главное управление КГБ.

В кабинете Петрова пахло дорогим свежезаваренным чаем. В приемной молодая плотная женщина стучала на пишущей машинке.

— Как идут занятия? — поинтересовался отец.

— Очень хорошо, — коротко ответил Михаил.

— Мне сказали, что никогда не видели такого меткого стрелка, как ты, и что тебя боятся на боксерском ринге, — смеясь, добавил Петров. Сегодня он казался веселым, как будто совершенно забыл их ссору из-за Юлии. — Может, нам следует послать тебя в Америку, чтобы сразиться с Мухаммедом Али, а? — Он засмеялся собственной шутке. Михаил стоял неподвижно и не отвечал.

— М-м-м, — промычал Петров, смех его замер. — Мне кажется, тебе необходим небольшой урок. Я организовал для тебя специальную демонстрацию — она поможет тебе отточить технику и даст преимущество над твоими сокурсниками.

— Мне не нужны преимущества перед ними.

— Не будь дураком. Когда ты закончишь учебу, то станешь одним из тридцати тысяч агентов КГБ, разбросанных по миру. Тебе необходимо выделиться из общей массы, чтобы тебя заметили. Приходи в мой кабинет завтра утром ровно в восемь. Мы посетим комнату для задержанных. Ты увидишь, как все происходит в реальной жизни.

— Что ты подразумеваешь под реальной жизнью? — Михаила поразило то, как отец произнес свои слова.

Петров кинул взгляд в окно, выходящее во двор, на мрачную кирпичную стенку с зарешеченными окнами.

— Китайский пилот был сбит в советском воздушном пространстве. Завтра мы будем допрашивать его. Уверяю тебя, это очень познавательно.

Часовые на частых контрольно-пропускных пунктах требовали предъявить их специальные пропуска, когда Петров и Михаил проходили все глубже и глубже в недра Лубянки — огромного здания, о котором большинство советских людей боялись даже думать, настолько оно было запятнано кровью и покрыто позором со времен сталинскою царства террора. В 1930-е годы она была известным истребительным центром. Тысячи, а возможно и миллионы людей из интеллигенции и вооруженных сил были расстреляны здесь.

Даже Петров молчал, пока они шли по затхлым мрачным коридорам, ведущим в лабиринт, где находились комнаты для допросов и сырые тюремные камеры.

Китайскому пленнику было года двадцать два. Худой и жилистый, с узким лицом и раскосыми черными глазами, которые, казалось, исходили ненавистью, когда они начинали допрос. Он был раздет и привязан к стулу. Его запястья, лодыжки и грудь охвачены тяжелыми металлическими кольцами. Рядом стоял переводчик с каменным лицом.

— К какой воздушной группе вы принадлежали? Какова численность группы? Вы фотографировали советские военные объекты? — продолжал снова и снова спрашивать Петров. Позвали техника, чтобы включить электрический прибор, электроды которого были присоединены к пенису и яичкам узника.

Петров издал звук, похожий на хрюканье, и повернулся к Михаилу, видимо, чтобы понаблюдать за его реакцией.

— Нет, — пробормотал Михаил, ринувшись к пытательному аппарату. Он выдернул штекер, затем толкнул ладонями в грудь техника, тот откинулся назад, слюна запузырилась у него на губах.

— Что… ты… — прошипел Петров.

— Разве вы никогда не слышали о наркотических средствах или сыворотке, которые применяются, чтобы извлечь такого рода информацию? — огрызнулся Михаил. — Это намного эффективнее, и информация будет значительно полезнее диких выкриков узника. Принесите мне наркотики, и я сам допрошу его как следует.

Петров кивнул, глаза его вспыхнули гордостью. Михаил почувствовал озноб. Он понял, что в этом была подлинная цель допроса — не получить информацию, но увидеть и оценить реакцию Михаила. Он прошел испытание, сам того не зная.

Когда они покинули тюрьму, Михаил принял окончательное решение, которое обдумывал уже несколько месяцев. Он не хотел быть специалистом по допросам, частью группы отборных убийц КГБ. Крики китайского пилота убедили его в этом.

Он должен покинуть Советский Союз навсегда!

Нью-Йорк. 1985

Кит Ленард приехал первым. Он вошел в зал через боковую дверь и направился по проходу пустого зрительного зала.

Для Валентины настал день испытать себя. Кит почувствовал, как напряглись мускулы шеи. С тех пор как Валентина вошла в его жизнь, он почти перестал спать.

«Если Тамара будет потрясающей, то и все остальное встанет на место, — постоянно повторял хореограф. — А если нет, тогда — беда. Я не дурачу тебя, Кит, я все брошу, если не смогу добиться нужного результата. Я ничего не делаю посредственно», — утверждала она несколько дней назад.

Он услышал стук каблучков, повернулся и увидел Беттину в тонком черном комбинезоне со множеством серебряных заклепок. Она сделала новую прическу — волосы сзади и по бокам были выбриты и торчали высоким хохолком на макушке. Тяжелый чеканный серебряный кулон завершал ансамбль.

— Что ж, сегодня большой день, — сказала она Киту с обычным мрачным выражением.

— Да.

— Я подумала, что тебе стоит знать. У меня есть в запасе Дженни Триллин. Она знает партии как Тамары, так и вторую ведущую роль. Она уже несколько лет прима-балерина у Садлера Уэллса в Лондоне и даже танцевала у Марты Грэхем. Я работала с ней несколько раз — она блистательно танцует. К тому же может петь.

— Мы воспользуемся ее услугами, но для второй ведущей роли, — сказал Кит. — Это придаст постановке глубину.

Беттина пожала плечами.

— Ну, через двадцать минут мы увидим, не так ли?

— Да, — сказал Кит спокойнее, чем чувствовал на самом деле. — Мы, безусловно, увидим.

За кулисами Валентина накладывала грим, проводя черные линии в уголках глаз, чтобы придать им экзотический вид. Странно — руки ее совсем не дрожали, хотя она почти не спала прошлой ночью и мысленно повторяла каждый шаг трудных танцевальных номеров.