– Нет, мэм. При случае я даже могу пользоваться электроинструментами.

Я снова пренебрежительно фыркнула:

– Уверена, что можешь!

Алекс бросил язвительный взгляд на ящик, в который я запрятала резиновый пенис.

– А я уверен, что ты можешь пользоваться вот тем чудовищем!

Мы дружно покатились со смеху, и наше общение снова показалось в высшей степени легким, лишенным ненужных условностей. Вдоволь нахихикавшись, я сделала глубокий вздох. Алекс посмотрел на меня, его темно-серые глаза горели.

– В чем дело? – спросила я, пытаясь понять, что кроется за этим внимательным взглядом.

– Патрик – кретин.

Я немного нахмурилась, не желая возвращаться к мрачному настроению.

– Это его право. Как, впрочем, и каждого.

Алекс прыснул:

– Черт, точно, так и есть!

В общении со мной Алекс всегда был милым – даже супермилым, со всех сторон милым, но я прекрасно знала, что он может поступать жестоко, причинять боль. Я видела это своими глазами. Впрочем, это было не мое дело. Я старалась оценивать людей по тому, как и что они делали для меня, а не для кого-то еще.

– Пойдем! Я хочу покрасить это помещение к концу дня, чтобы по возвращении Сары мы могли бы повесить шторы. Поверь мне, если не успеем все закончить вовремя, она надерет мне задницу!

– Она – маленький тиран, да? – Алекс прошел за мной в кладовку и, оглядев фронт работ, тихо присвистнул: – Круто!

Я посмотрела на деревянные полки, сконструированные из толстых сарайных балок и тяжелых, гладко оструганных досок. Высота полок достигала десяти футов, они висели на равном расстоянии от пола до крыши со скатами. Когда-то эти полки использовались для хранения экипировки и оборудования пожарной части, но сейчас большинство из них были пустыми или заваленными беспорядочным хламом всего, что требовалось в студии или что никак не удавалось пристроить в моем жизненном пространстве снизу.

– Эта комната досталась мне при покупке здания. Когда дом был выставлен на торги, риелтор даже не хотела показывать эту кладовую. Похоже, прямо перед тем, как этот этаж превратили в жилое помещение, финансовые дела прежнего владельца пошли из рук вон плохо. Все здесь было залито водой и засыпано битым стеклом. Когда я впервые поднялась сюда, обнаружила тут мертвую птицу.

– Удивительно, и почему же риелтор не захотела продемонстрировать тебе это чудо?

Кажется, в компании Алекса я смеялась чаще, чем когда-либо еще.

– Верно. Что ж, я заставила ее показать мне эту комнату, ведь потратить такую немаленькую сумму на покупку двух квартир, даже с возможностью в будущем сдавать жилье, было весьма опрометчиво. Вариант казался не слишком заманчивым, скорее плохим.

– А ты не привыкла выбирать плохие варианты.

Я мельком взглянула на него.

– Думаю, мы оба можем признать, что мне случается выбирать не самое лучшее.

– Но этого нельзя сказать о покупке дома. – Алекс закинул голову, чтобы посмотреть наверх, на крышу, где четырехфутовые балки удерживали вес черепицы. – Здорово! Итак, с чего мы начнем?

– Сначала я хочу покрыть кирпичи герметиком и покрасить стены студии. Начать тут все с нуля, основательно подготовиться к декорированию.

– Превосходно.

– Знаешь, ты не должен помогать мне возиться с мусором. – Я легонько подтолкнула Алекса локтем, показав ему на ведра с герметиком и краской, щетки и большие тряпки. – Ты, должно быть, привык к чему-то более изысканному.

– Нет.

Я вручила ему щетку.

– И почему же мне так трудно в это поверить?

– Потому что я так чертовски мил, – отозвался Алекс с серьезным, искренним лицом. – И очарователен.

Я похлопала своей кистью для краски по его груди.

– Так и есть.

– Поверишь или нет, Оливия, – сказал Алекс, выходя за мной из задней комнаты и, подобно мне, неся ведро и щетку, – но мое хваленое очарование может быть серьезным неудобством.

– Что, правда? Как так? – Я помедлила, обводя взглядом комнату и решая, с какого места лучше начать работу. У меня было несколько ведер прозрачного герметизирующего состава и несколько жестяных банок темно-золотистой краски, которую я выбрала для стен студии. Пол, представлявший собой поцарапанные и потертые деревянные доски, не сильно пострадал бы от пятен краски. Но я знала, что какое-то время у меня не будет денег на новую полировку пола, поэтому бросила в одном из углов тряпку.

– С одной стороны, все вокруг думают, что у тебя уже есть планы, – хотя на самом деле их нет, – поэтому редко куда-нибудь приглашают. – Алекс поставил ведро с герметиком на пол у торцевой стены, между высокими, от пола до потолка, окнами. – Это раздражает.

Я расстелила тряпку и открыла банку с краской.

– О, неужели? Наверное, я должна поддержать тебя, когда ты плачешь от обиды?

Он громко расхохотался:

– Я что, настолько жалок?

– Отчасти – да. – В моем тоне прозвучало нечто противоположное.

Я выпрямилась, наблюдая, как Алекс нагнулся, чтобы открыть ведро. Он рывком закатал рукава к локтям, и я внимательно, с почтением окинула взглядом его предплечья. По сравнению с моим помощником, руки которого вдвое превосходили в обхвате мои, я выглядела слишком мелкой. Напрягшиеся сухожилия под его кожей показались мне весьма сексуальными.

Я стояла и смотрела, как Алекс поднял тяжелое ведро и нагнулся, чтобы налить часть герметизирующего состава в низкий поддон, а потом погрузил в него валик. И да, я снова уставилась на его задницу – только, ради всего святого, не говорите мне, как это глупо: забыть обо всем на свете, с вожделением глядя на прекрасную «пятую точку».

Я налила краску в собственный поддон и опустила туда свой валик.

– Так почему же я тебе не верю?

– Это все проклятая репутация международного плейбоя, – усмехнулся Алекс, посмотрев на меня через плечо. – Я подумал, что мне стоит стать плейбоем отечественного разлива.

– И как, это работает?

– Не слишком хорошо, – признал он и стал покрывать кирпичную стену слоем герметика. – Определенно это не так экзотично.

Я снова не смогла удержаться от смеха и с наслаждением дала волю эмоциям, констатировав:

– У каждого свои таланты.

Некоторое время мы красили стены в непринужденной, без неловкости, тишине. В комнате стало жарче. Я обернулась, чтобы спросить Алекса, не желает ли он выпить чего-нибудь холодного, и резко остановилась, потеряв дар речи от того, что увидела.

Алекс приподнял край своей рубашки, чтобы вытереть лицо. Обнажившийся живот был твердым, упругим, с одной-единственной линией волос, тянущейся от пупка за пояс его низко посаженных джинсов. Его пупок казался таким совершенством, что я невольно задумалась: как впадина в плоти может быть столь превосходной, просто идеальной?

– Не двигайся, – сказала я.

В моей голове уже возник готовый снимок. Все, что мне требовалось, – претворить замысел в жизнь. Я вытерла руки о заднюю часть своих джинсов, совершенно не заботясь о том, оставляю ли на одежде следы краски, и потянулась к камере, лежавшей на комоде у стены. Алекс, неожиданно послушный, застыл на месте, его рубашка все еще была задрана, лицо – обернуто ко мне, одно бедро – приподнято.

Я смотрела на Алекса через безопасный барьер моего видоискателя, рассматривая его как объект съемки, а не как обольстительного мужчину. Алекс стоял в лучах света, струившихся из окон по обе стороны от него. А я не могла отвязаться от мысли о том, как однажды уже видела Алекса, разделенного пополам тенью.

– Поверни лицо.

Он подчинился. Мне не удалось добиться того же эффекта, для этого в комнате было слишком светло, но мне удалось запечатлеть динамику его движений серией стремительных щелчков камерой. Фотографии получились смазанными. Но мне было все равно.

– Просто офигительно! – пробормотала я, краем уха услышав, как Алекс издал низкий, гортанный звук. Но я была так увлечена ощущением, которое пыталась запечатлеть с помощью камеры, что просто не обратила на это внимания.

Я придвинулась ближе, осознавая, как мое расположение может изменить снимок. Щелкнула. Подвинулась. Снова сменила положение, щелкнула. Я не прерывалась, чтобы посмотреть фотографии на цифровом экране, – не хотела, чтобы то, что получилось, мешало тому, что все еще стояло перед мысленным взором. Не сейчас.

– Приподними опять свою рубашку. Вытри лицо.

Получилось не так хорошо, как было в первый раз.

Алекс очень стеснялся. Я подошла еще ближе, пристально глядя на него.

– Нет. Сними ее совсем.

Теперь я не могла притворяться, что не слышала, как он издал какой-то звук. Алекс вздрогнул. Я думала, что герой моей фотосессии откажется, но он закинул руку за плечо, чтобы подхватить рубашку на спине, потом дернул ее вверх и стянул через голову. Алекс на мгновение сжал рубашку в руках и бросил ее на пол.

– Великолепно. – Я схватила один из стульев от обеденного гарнитура, с оборванным сиденьем и пыльным деревянным каркасом. И подтащила его к окну, с левой стороны от Алекса. – Сядь.

Он рассмеялся своим низким, гортанным смехом, но не стал протестовать. Зажав камеру в одной руке, другой я принялась мягко двигать Алекса по направлению к свету. Все такой же сговорчивый, он послушно двигался, я видела его улыбку, но была сосредоточена на своей задаче.

– У меня появилась идея… это просто… – Я не могла выразить словами. Мне почти никогда это не удавалось. – Наклони подбородок, совсем чуть-чуть… да. Отлично. Оставайся так.

Моя фотокамера стрекотала. Алекс сидел неподвижно. Я сделала еще один снимок и подвинулась к нему, чтобы оказаться ближе. Очень близко.

– От тебя вкусно пахнет. Что это?

– Этот парфюм называется Whip. Я заказал его в «Алхимической лаборатории черного феникса», – медленно, на выдохе, ответил он.

– Приятный аромат.

В первый раз, когда я увидела Алекса, он показался мне очень привлекательным, но я сочла его красоту стандартной. Теперь я вспоминала, как тогда наблюдала за Алексом, которого ублажал другой мужчина, была свидетельницей его оргазма, а потом сама испытала наслаждение, прокручивая эту картину перед мысленным взором. Воспоминания накладывались на ощущение сексуальности Алекса, которое я не в силах была игнорировать. Мне следовало опасаться такой явной чувственности, ведь однажды я уже обожглась этим пламенем – и никогда больше не хотела испытать нечто подобное.

И все же я наклонилась еще ближе. И посмотрела ему прямо в глаза:

– Сделаешь кое-что для меня?

Алекс с усилием глотнул, встретившись со мной взглядом, и шумно выдохнул, ничего не сказав. Лишь кивком головы выразил свое согласие. Меня так и тянуло коснуться его лица, но руки крепко сжимали камеру, надежно удерживая от безумств.

– Ты можешь снять ботинки и носки?

Алекс засмеялся, не нервно, скорее немного удивленно, и наклонился, чтобы выполнить мою просьбу. Потом выпрямился и посмотрел на меня – в этом смелом взгляде сквозили любопытство и предвкушение.

– Превосходно. – Я немного попятилась назад. – Посмотри в окно. Думай о чем-нибудь… сексуальном.

– Чтттооо? – Он запнулся, не в силах удержаться от смеха.

Я взглянула на него поверх камеры:

– Только не говори мне, что не можешь выглядеть сексуально.

– Я могу.

Конечно он мог. Алекс бросил взгляд в направлении окна, язык его тела был весьма красноречив. Он немного ссутулился, поставив одну босую ногу перед другой – этот мужчина находился в полной гармонии со своим телом, что делало его просто идеальной, прямо-таки прирожденной моделью. Я сфотографировала Алекса в профиль, в момент, когда его взгляд блуждал где-то далеко-далеко.

Когда Алекс поднял руку и положил ее на свою грудь, касаясь кончиками пальцев соска, я чуть не выронила камеру. И с трудом удержалась от крика восторга, больно прикусив язык. Навела на резкость. Изображение сфокусировалось, и я сделала еще один снимок.

«Это нереально, – мелькнуло в моей голове. – Когда ты смотришь через объектив, все нереально».

Алекс откинулся на стуле чуть дальше, потом бросил на меня томный взгляд:

– Так?

– Еще, больше.

Его смех стал другим: тихим, низким. Определенно этот мужчина привык быть в центре внимания. Возможно, он никогда не был героем подобной съемки, но явно не ощущал стеснения, когда за ним наблюдали.

– И чего же еще ты от меня хочешь, Оливия?

– А что ты можешь дать мне, Алекс?

Он опять сменил позу, его рука заскользила вниз по груди и животу, к пуговице на поясе. Повисло напряженное молчание, которое мы не нарушали. Я затаила дыхание, но не могу сказать, чтобы Алекс чувствовал такое же волнение.

Обычно я подобными фотографиями не занималась. И все же мы были здесь, Алекс передо мной, его рука, которая вот-вот расстегнет джинсы, моя камера, готовая для новой серии снимков. Я облизнула губы. Потом подняла видоискатель к глазам и направила на представшую мне совершенно нереальную картину.