Megan Hart - Голые

– Я не видел своих родителей около двух лет, – сказал он после нескольких молчаливых минут. – И ровно столько же не разговаривал со своим отцом. Только получил открытку от мамы на последний день рождения. Вот так.

Я прильнула к нему ближе:

– А что между вами произошло?

– Не имеет значения.

Я внимательно посмотрела на него:

– Конечно же имеет.

Алекс улыбнулся и коснулся моих волос:

– Нет. Поверь, не имеет.

Мы спали вместе уже несколько месяцев, а я совершенно не знала его. По крайней мере, не так, как должна знать мужчину, с которым мечтала провести остаток жизни. Я знала каждую частичку его тела, его любимый напиток, какая пицца ему нравится. Но что все это было? Сущие пустяки.

– Это было так плохо?

– Я не хочу говорить об этом, Оливия. – Алекс отодвинул меня в сторону, мягко, но решительно. – Это все в прошлом. Все давно кончено.

– Знаешь, ты можешь поговорить со мной об этом…

– Я ведь сказал, что не хочу. – Он поднялся с дивана. – Пойду налью себе попить. Тебе что-нибудь принести?

Я наблюдала, как Алекс направился на мою кухню, где уже знал все как свои пять пальцев. Моя помощь ему явно не требовалась. Я тоже встала с дивана и направилась следом. Алекс налил себе уже второй стакан сока, отпил половину, а остальное резко вылил в раковину.

– Я куплю тебе новую бутылку, – сказал он, перехватив мой недоуменный взгляд.

– Это как раз меня и не волнует.

Алекс подернул плечами и поставил стакан в посудомоечную машину.

– Ну и прекрасно.

У нас явно назревала ссора, и я не могла понять почему.

– Хочешь, ляжем спать? Уже поздно, а завтра мне нужно поработать.

– А я-то думал, что мы сможем куда-нибудь выбраться завтра, – отозвался Алекс.

– Мы уже выбрались кое-куда сегодня. На мне висит работа, а завтра – единственный день, когда я смогу ее сделать. К тому же я должна сходить в прачечную… – Я прервалась, бросив взгляд на его лицо, этот искривленный рот, сдвинутые брови. – Что?

– Ничего. Я просто думал, что мы могли бы провести выходные вместе. Забыв о работе.

Раздраженная, я вытерла пятно от сока, которое он оставил на столешнице.

– Прости, конечно, но далеко не каждый может считать себя богачом, который добился всего своими силами, с внушительным счетом в банке, позволяющим работать не больше нескольких часов в неделю!

Его лицо стало твердым как камень.

– Я охренительно много работал, чтобы создать собственный бизнес, Оливия.

– А я упорно работаю, чтобы создать свой! – Я со злостью бросила влажное полотенце в раковину. – Господи, Алекс, неужели ты не понимаешь, что я предпочла бы проваляться в постели весь день и смотреть кино с тобой, а не вставать в самую рань, пытаясь хоть как-то наладить свою жизнь?

– Тогда мне стоит дать тебе выспаться. Как ты сказала, уже поздно.

Я была так ошеломлена тем, что Алекс в самом деле собирался демонстративно уйти, что позволила ему прошествовать до входной двери, и только там остановила:

– Ты не должен уходить.

Он помедлил несколько секунд и лишь потом обернулся.

– Вообще-то мне нужно кое-что сделать в своей квартире. И я не хочу мешать тебе спать.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Помешай мне уснуть.

Рот Алекса дернулся, расплывшись в неохотной улыбке. Воодушевленная, я подошла к нему и поцеловала. Губы Алекса приоткрылись, реагируя на мои ласки. Его руки устроились на моих бедрах. Не прерывая наш поцелуй, я просунула пальцы в шлевки его ремня и потянула за собой, в спальню.

Когда мы переступили порог, я сняла свою футболку и принялась расстегивать рубашку Алекса. Потом толкнула его на кровать и, засмеявшись, бросилась следом. Он рывком усадил меня сверху, и мы стали кататься по мягким одеялам, разбрасывая подушки.

Губы Алекса заскользили по моему телу вниз, он зубами справился с застежкой моих джинсов. Его рука поползла внутрь, прямо по моим атласным трусикам. Палец моего неутомимого любовника ощупывал, поглаживал – все так, как мне нравилось.

Алекс, непостижимым образом успевший расстегнуть свои собственные брюки, опустился на колени на кровати и принялся стаскивать с меня джинсы, пока они не скользнули по бедрам… где и застряли. Мы немного поласкали друг друга, не переставая смеяться. И целоваться. Изогнувшись, я попыталась резко сбросить с себя джинсы, и он помог мне от них избавиться.

Алекс немного помедлил, когда я предстала перед ним, лежащая на постели в одних только бюстгальтере и трусиках. Его глаза бродили по моему телу, жадно изучая каждый дюйм, и сначала я почувствовала некоторое стеснение. Мои пальцы дернулись, инстинктивно пытаясь прикрыть себя.

– Что? – все еще смущаясь, спросила я.

– Ты такая красивая… – ответил Алекс.

Какой женщине не понравится услышать нечто подобное, особенно будучи почти обнаженной? Но эти слова показались мне немного фальшивыми, словно он имел в виду совсем не то, что сказал. Приподнявшись на локтях, я положила ногу ему на бедро, призывно потерев.

– А ты не собираешься раздеться?

– Детка, я собираюсь потрахаться вот эдак, – затянул он известный рэп про задницы и, резко дернув бедрами вперед, хлопнул ими по воображаемым ягодицам.

Я увидела, как он сдернул свои джинсы вместе с трусами-боксерами вниз. Его член, уже наполовину твердый, вырвался на свободу. Алекс перекатился на спину, чтобы сбросить с себя джинсы, но тут же снова оказался на коленях.

– Повернись, – сказал он.

Я подчинилась, опершись на руки и колени. Кровать просела под весом Алекса, когда он оказался сзади меня. Его руки скользнули по моим одетым в атлас ягодицам. Одна из ладоней проникла между моими ногами, нежно поглаживая. Наконец, Алекс спустил мои трусики.

– Подними свой зад повыше.

Мой лоб прижался к кровати. Я закрыла глаза. До моего слуха донесся звук рвущейся упаковки и тихое урчание Алекса, надевавшего презерватив. Я напряглась всем телом, ожидая, когда он заполнит меня. Алекс не спешил, продолжая приводить меня в готовность своей рукой.

К тому моменту, как мы слились воедино, я была настолько возбуждена, что для оргазма хватило нескольких резких выпадов. Алекс продержался ненамного дольше. Это было быстро, но интенсивно. Я перекатилась на спину, отбросив ладонь на лицо. Алекс поднялся, сходил в ванную, потом вернулся, выключил свет. И уселся на краю кровати.

В моей спальне не было окон, поэтому единственный свет проникал из гостиной, где мы оставили горящими все лампы. Я посмотрела на силуэт Алекса и положила ладонь на его бедро.

– Иди в постель, – сказала я.

Мне показалось, что Алекс хочет уйти. Его тело напряглось под моей рукой, его плечи поднялись в глубоком вздохе. Но потом Алекс скользнул под одеяло и схватил подушку, которая давно уже стала его собственной. На этот раз он отвернулся от меня, вместо того, чтобы удобно устроиться напротив, как делал обычно.

…В пачке фотографий, которые я показывала Алексу, было много снимков Пиппы и очень мало меня беременной. Мне не хотелось фиксировать тот период моей жизни – так, как я делала со всеми остальными важными ее этапами. Те девять месяцев показались мне чем-то вроде самого худшего кошмара.

Я решила обойтись без преимуществ обезболивающих. И выбрала естественные роды. Это казалось логичным, ведь моя дочь была зачата самым естественным из всех возможных путей – двумя людьми, которые оказались в постели, особо ни о чем не задумываясь. Я думала, что должна приложить усилия, выносив ребенка и терпеливо снеся боль схваток, раз уж я не приложила ни малейших усилий, чтобы зачать его.

Схватки начались днем, за двое суток до предполагаемой даты родов. Мой живот, натягивавшийся как барабан, когда изнутри пинались крошечные ножки и бились маленькие кулачки, теперь колыхался в такт схваткам. Я пошла в ванную и обнаружила то, что, по словам акушерки, должно было напоминать «кровавое шоу». Я в замешательстве смотрела на это несколько минут. Тело уже начало процесс родов, пытаясь исторгнуть наружу зародившуюся внутри меня жизнь, но разум никак не мог постичь реальность происходящего.

Сара отвезла меня в больницу. В ту пору мы с ней жили под одной крышей, потому что мой папа и слышать не хотел о внебрачном ребенке, плававшем в моем животе, а моя мать… ладно, с матерью мы в ту пору не ладили. Мои братья жили слишком далеко. С Патриком мы в то время были в ссоре, а если и поддерживали бы отношения, я никогда не обратилась бы к нему за помощью.

Девон и Стивен уже были в больнице, ждали, чтобы помочь мне зарегистрироваться и позаботиться о страховке. Но они не поддерживали меня во время схваток, не сопровождали в родильный зал. Я попросила их об этом, не объясняя причин. И не уверена, что сама знала эти причины.

У меня было девять месяцев, чтобы выносить этого ребенка. Я правильно питалась, принимала витамины, делала нужные упражнения. Воздерживалась от секса и джакузи. Удостоверилась, что посетила всех необходимых врачей, прошла потребовавшийся курс уколов. Словом, я сделала все, чтобы гарантировать: этот ребенок родится здоровым. Я дала ему все, кроме любви.

Мне казалось, что выполнить эту задачу – полюбить свое собственное дитя – будет легко. Все матери любят своих детей, не так ли? Наверное, это происходит автоматически? И любовь ощущают даже те, кто бросил своих детей, отдав их другим на воспитание? Меня всегда утешала мысль о том, что биологическая мать любила меня достаточно сильно, чтобы отдать семье, которая могла позаботиться обо мне гораздо лучше нее. Мои родители никогда не говорили ничего подобного, никогда не убеждали меня в том, что родная мать сделала это из-за любви – а не из-за того простого факта, который теперь пугающе предстал передо мной: она просто не хотела быть матерью.

Я тоже не хотела быть матерью. По крайней мере, этому ребенку. Его зачатие было случайным, но об аборте я и не помышляла. Единственным выбором в моей ситуации было отдать ребенка приемным родителям. Мне показалось, что в этом есть смысл, и я сделала все, что от меня зависело.

Когда я держала дочь на руках, глядя на крошечные темные завитки и ротик цвета бутона розы, которые узнавала по своим собственным младенческим фотографиям, было совершенно ясно: я не ошиблась. И когда решила оставить ребенка, дав ему жизнь, и позже, когда задумала его отдать. И даже тогда, когда не стала делать множество фотографий…

Потому что я и без того никогда не смогла бы забыть об этом.

Но самое худшее случилось чуть позже, во время ужасного визита моей матери. С этим все еще раздутым животом, пропитанным кровью пузырем со льдом между ногами, который должен был успокоить ноющие швы, с разгулявшимися гормонами я находилась не в той форме, чтобы противостоять матери. Несмотря на свалившиеся на меня тяготы, я не плакала, пока не увидела ее. С момента нашей встречи я рыдала, не в силах остановиться.

Сначала мама держала меня за руку, потом обнимала, поглаживая по волосам. Снова и снова, как делала много раз, когда я была маленькой. Она нежно укачивала меня.

А потом сказала:

– Еще не поздно передумать.

Мать всегда учила меня быть самостоятельной, принимать свои собственные решения. Отстаивать свой выбор, смело встречая последствия. Но теперь она уговаривала меня отказаться от своих обязательств, что принесло бы разочарование Девону и Стивену, которые оплатили ведение моей беременности.

Мама хотела, чтобы я оставила ребенка себе.

Я пребывала не в том настроении, чтобы проявлять доброжелательность, и не находила в себе терпения для мягких, спокойных слов. Я рожала без обезболивающих, но после родов приняла все препараты, которые дали мне врачи. В таком состоянии мне было не до версалей, и, хотя я не позволила себе оскорблений, мои высказывания были довольно жесткими. Я вывалила матери все, что накопилось на душе. Возможно, сказала гораздо больше, чем следовало, но годы сдерживаемой безысходности и разочарования потоком хлынули из меня. Как гной из раны.

Некоторое время наши отношения были хуже некуда, потом постепенно выправились, и мы медленно восстанавливали общение. А теперь она познакомилась с Алексом. Это событие казалось мне самым важным, самым значимым. Я взяла его с собой, чтобы познакомить со своей матерью, потому что… а, собственно, почему?

Потому, что мне хотелось показать ему, откуда я родом. Кто меня воспитывал. И кем я частично была. Потому, что, глядя на Алекса, я видела будущее. Детей. Семью. И мне не хотелось ссориться с ним.

– Алекс?

– Мм…

– Я люблю тебя. – Мои слова шепотом унеслись в темноту, словно так их было менее страшно сказать.

Или услышать.

– Я тоже тебя люблю.

Но когда я проснулась утром и скользнула пальцами вдоль подушки, чтобы найти Алекса, его рядом не оказалось.

– Мне нужно уехать из города. Бизнес требует, – предупредил Алекс. – Жаль, это решилось в последнюю минуту.