После этого, под шум воды, все еще доносившийся из ванной, я проверила свою электронную почту. Ничего особенного, обычные письма от моих братьев и их жен. Главным образом шутки, несколько фотографий. Переадресованное мне письмо счастья с ангелочком, очередная ерунда от моего папы, с суперрелигиозной Иисусовой молитвой в конце. Я удалила сообщение, не ответив на него. И наконец, увидела электронное письмо от мамы.

Я читала сообщение по второму разу, когда Алекс вышел из ванной с одним полотенцем вокруг талии и другим, обернутым вокруг головы. Он, должно быть, пытался быть забавным или даже не задумывался над тем, как смешно выглядит – это была одна из тех вещей, которые я так в нем любила, не умея выразить то, что чувствую. Алекс был очаровательно-бесцеремонен во всем, что делал.

– Что случилось? – встревожился он.

Я и не осознавала, что хмурюсь, пока не улыбнулась ему в ответ.

– Это письмо по электронке от мамы. Она хочет приехать, навестить меня.

– Понятно. – Алекс резко сдернул полотенце с волос и принялся энергично сушить свою шевелюру, дергая головой из стороны в сторону и покачивая ею так, чтобы вытряхнуть воду из ушей. Уловив мое настроение, он вдруг замер на месте, посмотрев на меня. – Это плохо?

– Это не плохо, просто… странно.

– Да? – Алекс набросил полотенце на плечи и положил руки себе на бедра. – Что ж, по крайней мере, это не нечто плохое.

– Мать всегда говорила, что не приезжает ко мне, потому что ехать слишком далеко, дорога займет целый день. А еще потому, что она не может оставаться здесь, в моем доме. И потому, что не может тут питаться.

Он кивнул с понимающим видом, но все-таки спросил:

– Почему не может?

Мы с Алексом никогда по-настоящему не углублялись в эту тему, не копались во всех этих «зачем» да «почему», касающихся превращения моей матери из последовательницы прогрессивного иудаизма в верующую, строго исполняющую все религиозные ритуалы.

– У меня еда не кошерная.

– А почему бы тебе не приготовить для нее что-нибудь кошерное?

– Даже если я куплю для нее кошерную пищу, тарелки и столовое серебро все равно не будут кошерными. Черт! Думаю, ей сам воздух у меня кажется не кошерным или что-то вроде этого.

Это был чуть ли не главный камень преткновения в отношениях с матерью – не только для меня, но и для моих братьев, которые жили еще дальше, чем я.

– Это важно для моей мамы.

Алекс нахмурился и подошел ближе, чтобы бросить взгляд на письмо через мое плечо.

– Важнее, чем увидеться с собственными детьми?

– Полагаю, да.

– Знаешь, мне кажется, Бога меньше заботит то, что ты кладешь себе в рот, чем то, как ты обращаешься с людьми, которых должен любить, – сказал он. – И кроме того, она могла бы привезти свою собственную пищу. Использовать одноразовую посуду. Верно?

– Она может так поступить, но никогда этого не делает.

– Но теперь хочет, да?

– Не знаю, как насчет еды, – отозвалась я, с досадой махнув в сторону компьютера. – Мама лишь написала, что хотела бы приехать на пару дней с ночевкой.

Рука Алекса сжала мое плечо.

– Так скажи ей, когда она сможет приехать.

Мне не нужно было смотреть в ежедневник, чтобы понять, что у меня не будет свободного времени в ближайшие несколько недель. Кроме того, мама не смогла бы приехать ко мне в пятницу или субботу, потому что это нарушило бы Шаббат.

– Даже не знаю, мне нужно оценить, смогу ли я сделать небольшой перерыв в работе. Но, черт, я действительно не могу позволить себе лишние выходные, Алекс.

– Оливия, детка, – сказал он мне на ухо прежде, чем поцеловать. – Тебе не нужно волноваться о всякой ерунде. Дело в деньгах? Не переживай об этом, я ведь тебе уже говорил.

Я подвинулась на диване, чтобы взглянуть на Алекса:

– Мне приходится волноваться об этом. В конце концов, у меня есть счета, которые нужно оплачивать.

Он улыбнулся и пожал плечами:

– Ты ведь знаешь, когда мы поженимся…

– Но мы еще не поженились. – Я упрямилась и не собиралась уступать.

Это было бы слишком просто – позволить Алексу сделать меня своей Золушкой. Во мне не было этой неуместной феминистской гордости по поводу умения заработать себе на жизнь. Но мои доводы наверняка причинили бы Алексу боль – ну не признаваться же в самом деле, что я не собиралась ставить на эту лошадь, пока она не пересечет линию финиша. Свои сомнения по поводу нашего брака я предпочитала держать при себе.

Он снова пожал плечами:

– И все-таки твоя мама может приехать. Я останусь здесь, пока ты будешь на работе.

– Ты серьезно? – Я пристально посмотрела на него. – И ты готов принять мою мать?

– Мою будущую тещу, – поправил Алекс. – Конечно, а почему нет?

Я задумчиво пожевала внутреннюю часть щеки.

– Хорошо.

Пока я отстукивала на клавиатуре свой ответ матери, перечисляя дни, в которые она могла бы приехать, компьютер звякнул, оповестив о приходе нового письма. Моя челюсть упала вниз, стоило мне прочитать его – это было приглашение от Скотта Черча принять участие в его следующей выставке. Сначала я подумала, что это было стандартное оповещение о грядущем мероприятии, которое разослали всем участникам его мастер-класса. Но нет: в письме Скотт упоминал о конкретной, сделанной мной фотографии.

– Алекс, ты только посмотри на это!

Уже натянувший свои шерстяные пижамные штаны с изображением Бэтмена Алекс склонился над моим плечом.

– Ни фига себе! Детка, да это просто фантастика! Дай пять!

Я машинально хлопнула по его ладони, вне себя от изумления.

– Но я не понимаю…

– Он хочет, чтобы ты показала одну из своих фотографий на его выставке. Черт, да, да! – Алекс со свистом рассек воздух кулаком и поцеловал меня в макушку. – Я знал, что он выберет тебя.

– Подожди-ка… ты отправил ему одну из моих фотографий?

Он ловко перепрыгнул через спинку дивана и приземлился рядом со мной, чуть не свалив ноутбук.

– Ну да. Я увидел объявление в его блоге.

– Погоди. Давай заново. Ты читаешь блог Скотта Черча?

– Разумеется.

Ха! И как это я пропустила?

– И он разместил объявление… Объясни поточнее, какое?

– Каждый, кто посещал один из его мастер-классов, мог прислать ему фотографию, побороться за право разместить свою работу на его следующей выставке в галерее «Малберри-стрит». Выставка состоится в сентябре или октябре.

– И ты отправил ему одну из моих фотографий, не спросив меня?

Алекс откинулся на подушки.

– Ты сердишься?

– Нет. – Я снова посмотрела на приглашение, в котором перечислялись все детали предстоящей выставки. – Я и не предполагала, что он может так высоко оценить мою работу. Но тебе следовало рассказать обо всем мне.

– Я хотел сделать сюрприз.

Я вскинула бровь:

– Что ж, и это тебе удалось. А как ты понял, какую фотографию нужно отправить?

– Ты ведь дала мне целый диск с теми фото. Я выбрал ту, которая мне понравилась больше всего, – объяснил Алекс и самодовольно потер ногтями свой голый торс. – На этом снимке – я. Кто бы сомневался.

Я засмеялась, потому что знала: он говорит серьезно.

– Ладно, мистер Тщеславие!

– Твоя работа достойна того, чтобы оказаться на выставке, Оливия.

Я закрыла ноутбук и положила его на скамеечку для ног, чтобы поцеловать Алекса.

– Ты любишь меня. Поэтому слишком хорошо обо мне думаешь.

Он взял мое лицо в свои ладони.

– Я бы не стал говорить ничего подобного, если бы это не было правдой.

И я поверила похвале, которая сделала сюрприз еще приятнее.

Поцеловав меня, Алекс взглянул мне в глаза:

– Тебе стоит уйти из «Фото Фолкс» и бросить другую работу. Больше путешествовать. Уделять время своему собственному делу. Наконец-то сдвинуть свой бизнес с мертвой точки.

Я покачала головой, совсем чуть-чуть, так, что ни один волосок на голове не пошевелился.

– Я не собираюсь бросать работу. Не сейчас. Я не могу позволить тебе… содержать меня.

Он вздохнул:

– Понятно. Но после того, как мы поженимся, ты подумаешь об этом?

– После того, как мы поженимся, я, полагаю, подумаю о многих вещах, – сказала я, многозначительно подергивая бровями.

Алекс взял мою руку и переплел наши пальцы. Ярко вспыхнул мой бриллиант, по-прежнему такой яркий и красивый, что я временами просто сидела и подолгу любовалась на него. Алекс коснулся камня кончиком пальца. Мы улыбнулись. И поцеловались. Но никто из нас не посмотрел в календарь и не завел разговор о дате свадьбы.


Сара выглядела уставшей. Она ковырялась в своем салате, тыкая вилкой в гренки и помидоры-черри, но ничего не ела. Потом зевнула и отложила вилку.

– Да пошло оно все…

Я же с аппетитом уплела свой маленький сэндвич и чашку супа, а теперь подумывала о том, чтобы заказать шоколадное пирожное с орехами из отдела домашних сладостей сети «Панера». Положив руку на раздувшийся живот, я подсчитала, сколько часов мне придется отрабатывать этот десерт, и скрепя сердце остановилась на чае со льдом.

– Мне это понравилось. – Сара показала на рекламный проспект, который я вытащила из своей сумки. У подруги был перерыв в работе, а я решила увидеться с ней по дороге на смену в торговый центр. – Я люблю графику.

– Мне это тоже понравилось. – Я посмотрела на обложку, потом перевернула брошюру. – У меня есть несколько хороших снимков из фотобанка, которые можно использовать для задней части обложки, но, если ты свободна на этой неделе, я бы хотела сделать еще немного фотографий. Сара?

Подруга явно меня не слушала. Ее глаза, обрамленные жирной линией черной блестящей подводки, вдруг расширились. Сара посмотрела мимо меня, по направлению к входу, туда, где в длинной очереди стояли ожидавшие возможности сделать заказ люди.

– Вот черт, – сказала она тихим, совершенно не свойственным ей голосом.

Я начала оборачиваться, чтобы посмотреть, что так взволновало Сару, но она зашипела на меня, призывая сидеть неподвижно.

– Что с тобой такое? – спросила я.

Губы Сары плотно сжались, ее голова обреченно упала. Потом подруга поставила локти на стол, положив лицо на ладони.

– Черт возьми!

– Сара, да что не так? – Я принялась крутиться на месте, несмотря на ее протесты, но так и не поняла, что же могло так расстроить подругу.

Она посмотрела мне в глаза:

– Это он.

– Он? Кто?

Нахмурившись, Сара подвинула свой стул за колонну, так, чтобы ничего вокруг не видеть. Или чтобы не видели ее – это тоже было вполне вероятно.

– Один парень, с которым я трахалась. Не важно. Может быть, он скоро уйдет.

– Тот, с твоей странички в «Коннекс»?

– Я с ним больше не встречаюсь.

– Черт, подружка, ты все от меня скрываешь!

На сей раз ее улыбка казалась более естественной, хотя и чуть вымученной.

– Ты была немного занята, моя девочка. Я не хотела тебя доставать. К тому же и говорить-то не о чем. Ты меня знаешь. Один парень, другой – плевать.

Я скорчила рожицу:

– Нет, ты не такая.

Сара часто ходила на свидания, свободно соглашалась на встречи – и действительно всегда относилась к этому несерьезно. А еще она была… этаким «своим парнем». Легко влюблялась, причем без чрезмерной романтики. Сара не была скромницей, но и развратницей не считалась.

– Его зовут Джек, – сообщила она.

По одному тому, как предательски дрогнул ее голос, я поняла многое.

– Ой, милая… Что произошло?

Сара резко дернула плечами и смахнула слезы с глаз.

– Ничего. В этом-то и проблема. Ничего не происходит.

Мимо нас прошла женщина с широкими бедрами, в длинном, с ниспадающими складками платье, ее макияж был кричащим, драгоценности – вульгарными, безвкусными. Спутник дамы был намного моложе ее. Бейсболка скрывала волосы парня, его футболка с длинными рукавами прятала татуировки, но взгляд Сары сказал мне все. Парень остановился у нашего стола – резко запнулся, вдруг замерев на месте как вкопанный.

– Сара… – В его голосе явно зазвучала грусть, но подруга притворилась, что не услышала.

Мы с парнем на какую-то секунду встретились взглядами, оба смутились, и он двинулся дальше, словно ничего и не произносил. Я видела, что он обратился к женщине, положив руку ей на спину, а перебравшая с косметикой спутница смотрела на него, жадно пожирая глазами. Она не обратила на нас внимания, но рассеянно кивнула и энергично направилась в дальний угол зала, скрывшись за колонной.

– Хочешь уйти? – спросила я.

Сара снова пронзила вилкой свой салат.

– Нет. Я не позволю этому прохвосту испортить мне ланч.

Я нисколько не сомневалась в том, что парень уже его испортил, но предпочла промолчать.

– Хочешь поговорить об этом?

– Джек, – объяснила Сара, – проститутка.

– О боже! – Я вспомнила, как мы говорили об этом несколько месяцев назад. – Так ты тогда не шутила?