– Женька, ты на кой черт в такую глушь цацку дорогую нацепила? Снимай, поломаешь еще! Все равно ведь печь гребешь! И по селу нечего перед алкашней красотой светить, мало ли что! Вон, Васька Васильев тебя и без этой цацки замуж возьмет. Уж все гляделки, прощелыга, поверх забора на тебя проглядел!

– Да я аккуратно, теть Галь, тут золы немного совсем, не испачкаю. А на улице их под курткой и кофтой не видно. Да и время смотреть удобно: ваши-то часы всегда отстают, а у меня точные.

– Ну да, точные! Что тебе с них, спутник в небо запускать, что ли? Или корову Маньку к побудке строить?.. Скажешь тоже… Вот красивые – это да. Небось, подарок чей?

– Теть Галь, снова вы…

– А что я-то? Что я?.. Ты расскажи старой дуре сказку, я и послушаю. Раздули с мамкой секрет!

– Не могу. Правда, не могу. Да и не знает мама ничего, зря вы так, теть Галь. Я лучше в сенях приберусь, хорошо? Смотрите, как на улице потеплело, самое время после зимы окна мыть…

Бегство не спасло меня. Напрасно я надеялась, что вдали от Ильи мне будет легче справиться со своими чувствами, легче успокоить сердце. Напрасно надеялась уговорить себя жить без него. Я скучаю по нему. Так сильно скучаю, что зову каждую ночь в свои сны. И он приходит. Тихо становится рядом и разрешает обнять себя, прижаться к груди, и в который раз попросить у него прощения за собственные малодушие и трусость. За то, что оставила, не попрощавшись. Что не сказала, насколько важным и родным человеком он стал для меня. Почему так? Не знаю. Но чувство вины не покидает меня с той самой ночи, как я ушла.

А теперь, когда я знаю, что наша близость оставила свой след… Когда чувствую, как частичка Люкова растет во мне, приучая к себе, настраивая организм слышать ее… Когда думаю, что смогла сохранить в себе часть нашей волшебной ночи… Я так боюсь разочаровать его. И боюсь разочароваться сама, если он отвернется. И все же это маловероятно: Люков доказал, что человечности и участия в нем хватит и на десятерых. Но как найти в себе смелость вновь увидеть его?.. Взглянуть в темные глаза и не отвести взгляд. Как найти силы не поцеловать, не прижаться к сильной груди, не обнять, не сказать, что люблю его? Не признаться, как сильно ждала, даже не надеясь на верность. Не понимая себя. Не принимая никого рядом с ним, умирая от одной только мысли о том, что он близок с другой, и оттого так отчаянно тоскуя.

Я знаю: я смогу не переступить черту, не стану привязывать, но и скрывать не стану, это не честно по отношению к Илье. Пусть я и сама приняла решение. А если вдруг увижу равнодушие в колючих глазах…. Приму, и все равно постараюсь стать самой счастливой на свете. Потому что он был в моей жизни и потому что навсегда останется со мной.

Мне надо так мало, но я должна думать, как буду жить дальше. Как буду кормить себя и… и своего ребенка. Ради него я готова вернуться к танцам, пусть не сейчас, но все же… Как странно звучит – я мама. Однако, всякий раз, когда я произношу про себя эти слова, меня охватывает тихая, но такая всеохватная радость, что я глупо улыбаюсь, пряча от бабушкиной сестры глаза. Ей пока рано знать. Пока рано. А Илья?.. Господи, как же хочется взглянуть на него хотя бы глазком. Пусть издали и пусть на одно короткое мгновение. То мгновение, которое случай так и не подарил мне, когда я вернулась к дому на набережной спустя три дня в надежде увидеть его, а после – ехала к тетке ночным рейсом, представляя его с другой, собирая по кусочкам рассыпающееся от боли сердце.

Сегодня я беспокойно спала. Сегодня мне вновь снилось, что Илья зовет меня. Сегодня я первый раз за все время решилась позвонить ему. Наверно, я схожу с ума, но отключенный номер выбил почву у меня из-под ног.

– Женька! И куда это ты собралась на ночь глядя? Мать, вроде, сама к выходным обещалась быть.

– Нужно мне, теть Галь. Очень! Я туда и обратно. Маме не звоните, не беспокойте пока. Не знаю, когда вернусь.

– Ага, значит к ухажеру своему в город намылилась, да? От которого сбежала? Не к тому ли, что о твоем сюрпризе ни сном ни духом? Что о тебе за два месяца и не вспомнил?

Только я растерянно застываю у порога, поднимая на тетку глаза, как она уже обнимает меня за плечи, прижимая к себе.

– Я тебе уеду, немощь ходячая! Я тебе уеду! Только неделю, как блевать перестала, в себя пришла, а уже вперед паровоза мчится! Нечего тебе с пузом по тарантайкам гасать! Надо будет – сам найдет! А не найдет – так и хрен с ним, слышь! Вон, за Ваську просватаем! А нет, так я и сама еще при силе, да и Антонина с Валентиной тоже. Ты, Женька, не переживай, это я так ворчу, а на деле выкормим. Что поделать, если у вас, у современных девок, ума нет!

– …Тетя Галя, ну что вы такое говорите…

– А то и говорю, что знаю! Чего уж теперь!

– И давно знаете? Ведь не видно совсем.

– И что? – тетка отрывается от меня, суетливо поправляя на голове косынку. – Зато слышно, как тебя с утра подбрасывает! Ты что, девонька, думаешь, если своих детей бог не дал, так баба сразу сухарь ржаной?.. Я же вас, деток Антонининых, как своих люблю! Сердце за вас болит: за тебя, за мамку, за мальчишек. А ты молчать вздумала, пожадничала мне, старой, новость-то сказать.

– Простите, теть Галь! – я обнимаю тетушку в ответ, но от намерения ехать в город не отступаю. – Мне, правда, очень нужно. – Целую женщину в щеку и выхожу на крыльцо, чтобы уже через секунду удивленно застыть на нем с ней вместе, глядя, как по улице в нашу сторону несутся два черных джипа и тормозят у ворот, выпуская из недр затемненных кабин незнакомых людей, и среди них вдруг неожиданно…

– Мама?!.. А что ты делаешь в машине Романа Сергеевича?!

* * *

– Доченька, с тобой все хорошо?

Я смотрю на маму, на ее беспокойный взгляд, ощупывающий меня с ног до головы, и киваю:

– Д-да.

– А почему ты с сумкой? – Простоволосая, в наскоро наброшенном на плечи стареньком плаще, в легких туфлях и почти без макияжа, мама выглядит непривычно растерянной и взъерошенной. – Женечка, что происходит? – она коротко оглядывается за плечо на нагоняющего ее Большого Босса и недовольно хмурится. – Этот мужчина, он что, заставляет тебя ехать с ним?! Он звонил тебе?! Пожалуйста, скажи мне!

А вот Градова не узнать. За те два месяца, что мы не виделись, отец Ильи заметно изменился и выглядит сейчас в соответствии со своим прозвищем – собранным и налитым силой человеком, несмотря на тени, остро обозначившие черты его все еще привлекательного лица. На котором не осталось и следа той болезненной усталости, что бросилась в глаза при нашей первой встрече, только хмурая печать ответственности на твердых губах и неожиданно мягкий блеск карих глаз, остановившихся на маме.

– Прошу тебя, Валентина, дай мне возможность самому объясниться с Женей. Ты все не так поняла… – И уже мне, приблизившись, все так же мягко:

– Здравствуй, Женя. Рад тебя видеть, девочка.

– Здравствуйте, Роман Сергеевич. Я вас тоже.

На мужчине дорогой костюм с белоснежной рубашкой, шелковый шарф и пальто, от него за версту разит силой и надежностью, он слишком «другой», слишком тверд для привычного нам круга людей, чтобы не напугать маму. Его рука касается ее локтя…

– Валюша, позволь…

… и она тут же вздрагивает. Стремительно поворачивается к нему лицом, заслоняя меня собой:

– Роман Сергеевич, уважаемый, давайте обойдемся без фамильярности. Несколько часов пути ничего не меняют: я все еще вижу вас первый раз в жизни и не имею чести быть с вами на «ты». Пожалуйста, не мешайте мне говорить с дочерью!

Он уступает ей в шаге, но не в намерении. Отпускает локоть, вскидывая ладонь.

– Ну, что ты, Валюша, и в мыслях не было! Просто разговор. Хотя я лично абсолютно уверен, что не последний. А насчет чести… буду крайне рад, если ты окажешь ее мне, называя Ромой.

Я вижу, как мама теряется от самоуверенности Большого Босса, приблизившегося к ней непозволительно близко, и растерянно поднимает на высокого мужчину удивленный взгляд, убирая от лица растрепанные ветром рыжеватые пряди волос.

– Окажу вам?… Да… да как вам не стыдно, уважаемый! Сначала мать переполошили, следом за ней детей, затем меня сорвали с работы! Всю дорогу пугали возможными неприятностями, связанными с вашим сыном, смотрели так, как будто… как будто у меня третий глаз на лбу открылся, или я зверушка какая цирковая, а теперь издеваетесь?!.. Почему я вообще должна вам верить? И зачем только привезла сюда! Женечка…

Родная рука ложится на мое плечо, но я не слышу мамин голос. В миг, когда мама упоминает об Илье, я чувствую, как твердый пласт земли под моими ногами, вздрогнув, идет трещинами и рассыпается комьями вслед за обрушивающимся в бездну миром.

– Что с ним? – я шагаю к мужчине и с трудом нахожу непослушными пальцами его твердый локоть. – Ради Бога, Роман Сергеевич, не молчите, скажите! – растягиваю другой рукой ворот куртки, освобождая для вдоха сжавшееся от волнения горло. – С Ильей что-то случилось?!

И мужчина, словно почувствовав слабость в моих ногах, тут же подхватывает меня под плечи.

– Да, Женя, случилось, – отвечает взволнованно, возвращая взгляду серьезность. – Девочка моя, умоляю, если мой сын тебе не безразличен, сделай что-нибудь! Иначе Илья убьет себя, а я не смогу ему помешать!

День ветреный, солнечный, но воздух вдруг становится таким вязким и липким, что мне с трудом удается вдохнуть его.

– Где он?

– Где-то под Астаной. Через пару часов я буду знать точно. Улетел вчера утренним рейсом, оставив другу документы на свой клуб «Альтарэс». Если мы поторопимся, мы будем на месте уже поздним вечером и, дай-то Бог, успеем вовремя.

– Подождите, я не поняла… В Казахстане?!

– Да.

– Но… но почему он там? Зачем?

– Подпольные бои без правил, девочка. Игры для серьезных людей с очень большими деньгами. Не всегда честные, но всегда азартные. Илья улетел, чтобы принять в подобной игре участие.

– Подпольные бои?.. – я чувствую, как моя кровь застывает в жилах, а тело наливается холодом от правды, горящей в глазах мужчины. – Но ведь Илья совсем не азартен, я знаю. Зачем ему это нужно?

Лицо Большого Босса меняется. Теперь он всматривается в меня так цепко, что от его прямого взгляда становится больно.

– Ответь мне, Женя, он первый ушел или ты?

И я не могу соврать этим темным глазам или уйти от ответа.

– Я.

– Я так и думал. Почему?.. – Он хмурит брови, но тут же раздраженно вздыхает: – Впрочем, не отвечай, сам знаю. В конце концов, я и есть то чудовище, что приложило руку ко всему сегодняшнему кошмару.

– Вы не сказали…

– Скорее, не добавил. Женя, Илья – хороший боец, самый лучший. Я не знаю, что между вами произошло, что послужило причиной того, что вы не вместе, – это не мое дело, – но, глядя, как он жил последние месяцы, во что превратилась его жизнь… Боюсь, мой мальчик сознательно решил испытать судьбу. Его поездка в Астану – чистой воды самоубийство. Если не вмешаться, ему не дадут уйти живым. Ты понимаешь?.. Да он и сам не уйдет, если не погасить в нем желание выйти в круг, а это под силу только тебе.

– Мне? – холод от слов отца Ильи насквозь пропитал тело и обездвижил ноги, но сердце бьется так сильно, что я почти задыхаюсь. – Роман Сергеевич, вы правда думаете, я смогу?

– Уверен, Женя, – тихо отвечает мужчина. – Участие Ильи в нелегальном турнире – вызов. Личный способ моего сына справиться с болью, что разрывает сердце. Скажи, – он вдруг склоняет голову и крепче впивается пальцами в мои плечи, – ты ведь любишь его, девочка? Да?

Неожиданный вопрос, откровенный, личный, но Босс напрасно замирает в хмуром ожидании. Признание дается так легко, словно давно просилось слететь с губ. Ни капли не смущая, наоборот, заставляя меня смело встретить пытливый взгляд карих глаз.

– Да, Роман Сергеевич. Очень!

– Вот и хорошо. Потому что я наконец-то разгадал причину сумасшествия сына, и теперь точно знаю, что тебе удастся вернуть его. И мне вернуть, и себе.

Я с удивлением смотрю на мужчину, устало вздыхающего полной грудью.

– Причину?

– Да, Женя, причину. Он любит тебя, мой Илья, верь мне. Всем сердцем любит и думает, что его чувства не взаимны.

Голос мамы доносится до меня, словно из-под ватного одеяла. В ушах шумит и, если бы не мамины руки, подхватившие под спину, я бы, кажется, не удержалась на ногах.

– Какой ужас! Женечка, доченька, это что, все правда? – щеку овевает родной голос, но я сейчас едва ли способна реагировать на него, так меня поразили слова, сказанные отцом Ильи. – Вот то, что этот… этот Роман Сергеевич сказал о своем сыне? Правда?!.. Это ведь он, да? Тот парень, с которым… Он что, связан с криминалом?

– Мать, ты чего? Не нагнетай! Мы же говорили тебе, что кент, с которым Женька жила, – классный! Знаешь, как он отделал Грега – в лепешку! Мудака еле отскребли от стены, говорят, урод даже обоссался от страха, еще и дружкам нехило перепало на запасных. Думаешь, сдался бы ему Ящер, если бы не наша Женька?..