Мистер Коллинз почувствовал себя обязанным, учитывая свое положение пастора, указать Тилли Перкинс на безнравственность ее поведения. К счастью, он сначала решил поделиться своими соображениями с женой. Шарлотта сказала, что было бы странно обвинять миссис Перкинс, основываясь только на том факте, что двое ее мальчишек похожи на детей местного поверенного. Хотя, если, паче чаяния, слух имеет под собой реальную почву, их сын спасен от участи провести свои первые двенадцать месяцев у груди падшей женщины.

Они назвали ребенка Уильямом в честь его отца и предполагали дать ему второе имя — Льюис, в честь покойного супруга леди Кэтрин, но Шарлотта посмотрела на мужа таким ледяным взглядом, что он изменил свое намерение. Мальчик был назван Уильямом Ричардом.

На новогодние праздники леди Кэтрин отправилась в Лондон, чтобы провести смотр свободных холостяков. Она пригласила годящихся в женихи мужчин посетить Розингс весной. К концу светского сезона она наметила сделать свой выбор. Анна, вместе с изрядной суммой денег, должна была выйти замуж, причем хорошо и скоро, дабы показать Дарси, как мало они о нем печалились.

Столкновение ее милости с недругами уже на самом первом обеде в Лондоне никак не способствовало улучшению ее настроения. Потом пришел черед низкой неблагодарности со стороны мистера Реджиналда Фоксуэлла, который отказался от ее патроната и проявил отвратительную, невероятную дерзость, посмев заподозрить ее в неблагородстве. Это столкновение вызвало в ней такую ярость, которая смыла все ее торжество от предстоящих визитов по меньшей мере троих подходящих Анне пэров.

К счастью, письмо от Элизабет предупредило миссис Коллинз о злоключениях леди Кэтрин в Лондоне, дав Шарлотте и ее супругу время подготовиться. Несмотря на твердое намерение пустить в ход все имевшееся в ее арсенале презрение, дабы испепелить пастора, ее милость оказалась настолько укрощена искусным использованием мистером Коллинзом цитат из Священного Писания и так утешена симпатией и сочувствием миссис Коллинз, что они оба начали казаться ей самыми неоценимыми союзниками. И прежде чем леди Кэтрин де Бёр осознала это, она предложила освободившийся приход Коллинзу, хотя никогда раньше не одобряла самой идеи совмещения приходов. Мистер Коллинз, конечно, полностью согласился с ее милостью в отношении совмещения приходов и также полностью согласился с тем, что случаются времена, когда Бог возлагает дополнительное бремя на своих самых трудолюбивых слуг. Без всякого сомнения, он назначит в другом приходе традиционное скудное довольствие для викария и останется жить в несколько меньшем по размеру доме Хансфордширского прихода, лишь бы не разлучаться со своей благодетельницей, для пользы ее милости.

Если Шарлотта и повздыхала немного из-за этого решения, она была успокоена тройным увеличением их дохода и наметившимися перспективами для второго сына, если таковому суждено появиться на свет.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Из всех родственников Джорджианы Генри Фицуильям был единственным, кого она никогда не боялась. С самого детства она чувствовала себя в полной безопасности, только согретая его привязанностью. Она верила, что любила брата больше, чем она любила Генри, но ей всегда приходилось прилагать усилия, чтобы добиться одобрения Фицуильяма. Не так было с Генри, дорогим Генри, чья привязанность никогда не ослабевала, чье лицо даже на миг не застывало в упреке или осуждении.

И все же в последний год или около того что-то изменилось в отношениях между ними. Генри по-прежнему заботился о ней, она знала это, но почему-то — она не могла понять почему — он немного отдалился от нее.

С тех пор как они прибыли в Лондон, он заезжал на Бругхем-плейс только однажды, и то это был просто краткий визит со свадебными поздравлениями. Теперь он наконец заехал снова, и они сидели рядом на диване в ее уютной гостиной. Огонь в камине «плясал» на темно-розовых занавесках и мебели, окутывая их теплом.

— Как печально, Генри, что ты совсем пренебрегаешь нами, — пожаловалась она. — Прошло почти три недели, с тех пор как ты навещал нас в последний раз.

— Честно говоря, я постоянно думал о вас. Я полагаю, вы получали мои записки.

— Да, и я благодарю тебя за них.

Его взгляд задержался на рисунке в рамке, стоявшей на ее столе.

— Это ты нарисовала, Джорджиана? Позволь мне посмотреть. — Он поднял портрет Элизабет, выполненный пастелью.

— Не очень хорошо получилось, но я слишком люблю свою сестру, чтобы выбросить этот рисунок.

— Выбросить! Не вздумай сделать ничего подобного! Что думаете вы, миссис Энсли? — обратился он к компаньонке своей кузины, молча сидевшей у окна.

— Я думаю, портрет очень похож на оригинал, сэр.

— Твое мастерство постоянно растет, кузина, — отметил Генри, еще раз посмотрев на рисунок.

Казалось, Джорджиана не получила никакого удовольствия от его похвалы.

Она протянула руку, отобрала у него портрет и поставила на место.

— Ты должна извинить мне мое отсутствие, Джорджиана, — сказал он. — Мое положение в настоящее время невероятно неуклюжее.

— Ты по-прежнему живешь у леди Кэтрин?

— Да. Мой отец приказал, чтобы я усердно присматривал за ней. Он не смог запретить мне наведываться сюда, но приказал особенно внимательно относиться к пожеланиям ее светлости.

— Граф очень рассержен на нас, Генри?

— Только не на тебя, дорогая девочка! Даже леди Кэтрин не обвиняет тебя в своих бедах. Она выразила желание спасти тебя от дурного влияния и просит тебя пожить с ней.

Джорджиана побледнела.

— Генри, пожалуйста, даже не пытайся заставить меня переехать к ней.

— Ты будешь в полной безопасности. — Он засмеялся и взял ее руки в свои. — Неужели ты воображаешь, что это твой брат отправляет тебя к тетушке?

— Конечно нет, он никогда не предаст меня, — заявила девушка.

— Как твоему брату живется в женатом состоянии? Все хорошо?

— Фицуильям очень, очень счастлив, Генри. Элизабет стоит больше того, чем он пожертвовал.

— Несомненно, — кротко согласился он.

Звуки потрескивающих поленьев заполнили тишину.

Хотя Джорджиана и пыталась, она не испытывала особого сострадания к нему. Он ревновал, как ревновал еще тогда, когда услышал о помолвке. Она ощутила в себе горячий всплеск гнева. Она сидела, уткнувшись взглядом в свои колени, и чувствовала, как медленная струйка скатывается по ее щеке и падает ей на руку.

— Милая маленькая кузина, не плачь из-за меня. Я поправлюсь. Поверь, люди всегда излечиваются от этой болезни.

— Излечиваются, Генри?

— Боже милостивый, да! Младшие сыновья не особенно восприимчивы к отчаянию, если заветная дама не располагает прочными доходами. Тогда, я ручаюсь, они чувствуют острое сожаление.

Джорджиана засмеялась, но тут дверь открылась, и она вскочила с радостным возгласом.

— Ой, Элизабет, Фицуильям, смотрите, кто к нам пришел!

Они принесли с собой с улицы морозную свежесть.

— Добро пожаловать, кузен, — сказал Дарси, пересекая комнату навстречу полковнику. — Мы не так часто видим тебя.

— Вы все время в моих мыслях, но я тружусь, как пчелка. А завтра мне возвращаться в полк. Я заехал попрощаться.

— Вы не можете уйти сразу, как пришли, полковник, — сказала Элизабет. — Может, останетесь и пообедаете с нами? Мы вам все очень рады.

— Я бы с превеликим удовольствием остался, но думаю, тетя не обрадуется этому.

— Она откажет вам в возможности повидаться с леди Инглбур?

— Боюсь, тот факт, что вы способны предоставить мне такую щедрую возможность, лишь присыплет солью раны леди Кэтрин. Только вчера она заявляла, будто ее успокаивает мысль, что маркиза никогда не окажет вам чести своим посещением. Недавние события усилили ее чувствительность к обидам, она воспринимает их как оскорбление.

— Ты имеешь в виду, кузен, ее обиду на тех, кто поступает по своему усмотрению? — уточнил Дарси. — Такое поведение близких действительно оскорбляет ее в лучших чувствах.

— Мой отец приказал мне, — полковник Фицуильям горько улыбнулся, — оказывать ее светлости всевозможную помощь, чтобы умерить ее страдания.

— И какое вознаграждение ожидает граф за подобное внимание? — уточнил Дарси.

Полковник рассмеялся:

— Я напомнил отцу, что цель посещения Лондона ее милостью в том, чтобы устроить брак для Анны. Он, однако, преследует свои собственные цели.

— Как поживает его светлость? — спросила Элизабет.

— Очень хорошо, благодарю вас. Мне поручено передать тебе кое-что на словах, Фицуильям, и я надеюсь, ты останешься доволен. Граф говорит, что он сожалеет о поспешных выводах, сформулированных в том его письме, которое он послал тебе накануне твоей свадьбы, и надеется, что ты не принял его слова как оскорбление.

— Граф проявляет на удивление неверное знание моего характера, если он выражает подобные сомнения на этот счет, — резко ответил Фицуильям, и улыбка Генри исчезла. — Само собой разумеется, его письмо оскорбило меня. Если бы он сделал это публично, я бы вызвал его на дуэль, несмотря на его возраст.

— Фицуильям, пожалуйста! Ты же говоришь с его сыном и своим добрым другом, — остановила мужа Элизабет.

— Прости меня, кузен, — пробормотал Дарси. Генри предпочел не обижаться.

— Тебе ли не знать вспыльчивость и несдержанность моего отца. Он говорит — ему жаль, и уже одно это крайне необычно для него.

Элизабет смеялась про себя. Она не могла не удивляться, насколько широко распространились семейные раздоры.

— И что же вызвало это странное раскаяние, полковник? — спросила она.

Полковник улыбнулся.

— Мой отец проявляет здоровое любопытство к миссис Дарси, теперь, когда ее оценила леди Инглбур.

— Оценила леди Инглбур! Как будто я комнатная собачка! — воскликнула Элизабет. — Впрочем, возможно, я немного похожа на такую. Время от времени мною обуревает неотступное желание вставить дерзкое замечание. Наверное, это напоминает собачку, которая не желает выполнять трюки перед зрителями. — Ее слушатели засмеялись.

— Отца в его желании познакомиться с вами останавливает только неудовольствие его сестры, — добавил Генри.

— Боюсь, мне придется томиться без его одобрения еще очень долго, если ваш отец ждет, пока леди Кэтрин соизволит простить меня, — сказала Элизабет.

— Граф и не ждет подобного чуда, — ответил Генри. — Он ждет, как леди Кэтрин распорядится своим состоянием, когда определенное событие будет иметь место.

— Вот оно как! — вскричала Элизабет. — Ваше пренебрежение нами прощено, поскольку оно оправдано серьезной причиной.

Генри поклонился, своей беззаботной отходчивостью напоминая Элизабет.

— А леди Кэтрин не раздражает лояльность вашего отца к суждениям маркизы?

— Увы, она лояльна только к своим собственным суждениям.

— И это великолепно, — вставил Дарси, — поскольку я больше никогда не намерен общаться с ней.

— Ох, мой дорогой. — Элизабет сжала его руку.

— Я не изменю своего намерения, Элизабет. Поведение ее было непростительно. — Он повернулся к сестре. — Я не был осажден твоими жалобами, Джорджиана. Ты не скучаешь без чуткой опеки твоей тетушки?

— Я знаю, какая я неблагодарная, Фицуильям, но я не скучаю по ней. Видишь ли, я всегда немножко боялась ее.

— Почему только немножко? — спросил полковник.

— Когда Элизабет впервые столкнулась лицом к лицу с леди Кэтрин, — заметил Фицуильям, — она не дрогнула; но я должен сказать, она уже достигла того уровня безопасности, какой дает взрослая жизнь, прежде чем ужасная конфронтация имела место.

— Фицуильям, я боюсь, ты скажешь сейчас что-то такое, о чем сможешь потом пожалеть, — попыталась остановить мужа Элизабет.

— Я ручаюсь тебе, что не испытываю и не стану испытывать никаких сожалений из-за разрыва отношений с леди Кэтрин.

Лорд Мэддерсфилд с негодованием узнал, что его племянник бросает себя к ногам нищей молодой женщины, имеющей вдобавок таких ужасных родственников. Теперь же ее дружба с маркизой, обладающей обширным влиянием при дворе, обещала будущие выгоды для их семьи.

После обеда накануне вечером граф говорил Генри:

— Мой мальчик, вот увидишь, миссис Дарси только начала пожинать плоды благосклонного отношения к ней маркизы. Не сомневаюсь, ей все карты в руки, и она еще получит титул для своего мужа.

— Я думаю, что эта женщина не унизится до подобного трюкачества, сэр, а уж Фицуильям Дарси без колебаний отвергнет почести, купленные лестью его жены, — ответил Генри.

— Фу-ты ну-ты, какие нежности! — парировал его] отец. — Каждый человек имеет свою цену. Люди забывают, откуда у тебя титул, как только ты его получаешь.