Элизабет не смогла скрыть своего удивления.

– Вас, мисс Беннет, такое заявление может удивить, особенно после того, как сегодня утром вы могли стать свидетелем той холодности, с которой мы встретились вчера. Вы хорошо знакомы с мистером Дарси?

– Достаточно хорошо, чтобы не желать продолжения знакомства, – порывисто воскликнула Элизабет. – Четыре дня я провела с ним в одном доме и считаю его человеком крайне неприятным.

– Я не имею права высказывать свою точку зрения, – сказал Викхем, – о том, приятный он или наоборот. Я знал его слишком хорошо и слишком долго, чтобы быть справедливым судьей. Лично я не могу быть беспристрастным. Но мне кажется, что ваше мнение о нем неприятно удивит многих людей – может, не стоит выражать его так откровенно в любом другом месте, потому что здесь вы все-таки находитесь в семейном кругу.

– Поверьте, здесь я говорю не больше, чем могу позволить себе в любом доме нашей округи, кроме Недерфилда. В Гертфортшире его никто не любит. Его тщеславие у всех вызывает отвращение. Вряд ли вы встретите человека, который бы высказывался о нем более положительно, чем я.

– Не буду делать вид, будто я жалею, что он или кто-то другой оцениваются не выше, чем они того заслуживают; но лично ему такая завышенная оценка и не угрожает. Общество просто ослеплено его богатством и значимостью или боится его высокомерных и навязчивых манер и готово видеть в нем то, что он сам желает.

– Даже моего поверхностного знакомства с ним было достаточно для вывода, что он – человек с плохим характером.

В ответ на это Викхем только покачал головой.

– Интересно, – спросил он при следующей возможности вставить слово, – а долго он здесь собирается пробыть?

– Я ничего об этом не знаю, но когда была в Недерфилде, то не слышала ничего о его возможном отъезде. Надеюсь, что ваши планы остаться в Н-ском полку не будут зависеть от пребывания мистера Дарси в нашей округе?

– Никоим образом! Я – не тот человек, которого присутствие мистера Дарси вынудит к отъезду. Сам пусть уезжает, если ему не нравится меня видеть! Мы с ним не друзья, и мне всегда неприятно с ним встречаться, но у меня нет иной причины избегать его, кроме той, о которой можно громко заявить всем: это ощущение совершенной в отношении меня большой несправедливости и крайне болезненные сожаления по поводу того, какой он есть. Мисс Беннет, его отец – покойный мистер Дарси – был одним из тех хороших людей, которые встречаются очень редко, и моим самым преданным другом. Каждый раз, находясь в обществе нынче здравствующего мистера Дарси, я не могу без нежной грусти вспоминать о его отце. Его отношение ко мне было позорным; но я уверен, что смогу простить ему все, и никогда не прощу, если он не оправдает надежд своего отца и опозорит память о нем.

Интерес Элизабет к этой теме возрос еще больше, она слушала мистера Викхема с огромным вниманием, и в то же время эта тема была очень деликатной, что и помешало дальнейшим расспросам.

Мистер Викхем перешел к другим предметам разговора, заговорив о Меритоне, округе, местном обществе; казалось, что увиденное и услышанное очень ему понравилось, а о последнем он отзывался с ненавязчивой, но достаточно выразительной галантностью.

– Именно перспектива иметь постоянное общество – и хорошее общество – побудила меня вступить в Н-ский полк, – добавил он. – Я знал, что это респектабельное и приемлемое для меня формирование, а мой друг Денни соблазнил меня еще больше, рассказав о месте его нынешнего расквартирования и о том внимании, которым окружили офицеров в Меритоне их новые знакомые. По правде говоря, без общества я не могу. Жизнь обошлась со мной жестоко, и поэтому мои нервы не выдерживают одиночества. Я не собирался посвящать свою жизнь военной службе, но обстоятельства сложились так, что она стала для меня приемлемой. На самом деле моей профессией является служение Богу – я получил соответствующее образование и воспитание и в настоящее время должен был уже быть священником очень богатого прихода, если бы на то было желание джентльмена, о котором мы только что говорили.

– Вот это да!

– Это действительно так: покойный мистер Дарси завещал мне преемственность в лучшем приходе из тех, которые были в его ведении. Он был моим крестным отцом и очень меня любил. Я буду вечно благодарен ему за его доброту. Он хотел щедро обеспечить мне безбедное существование и был уверен, что ему это удалось. Но когда в приходе освободилось место священника, то вакансию отдали кому-то другому.

– О Господи! – воскликнула Элизабет. – Но как такое могло случиться? Как можно было пренебречь его завещанием? И почему вы не отстаивали свое право через суд?

– В пунктах завещания неопределенности было как раз достаточно для того, чтобы лишить меня всякой надежды на помощь со стороны закона. У честного человека не возникло бы никаких сомнений относительно намерений покойного, но у мистера Дарси такие сомнения возникли, и он отнесся к завещанию как к рекомендации, которая имеет силу только при определенных условиях, утверждая, что я потерял право на приход из-за расточительства, безрассудства, короче говоря, завещание можно было трактовать как мне на пользу, так и во вред мне. Ясно, что когда два года назад в приходе освободилось место священника – а я по возрасту как раз имел право его занять – его отдали другому человеку. Не менее ясно и то, что я не могу упрекнуть себя за совершение чего-то действительно серьезного, что могло бы лишить меня права на это место. У меня эмоциональный и несдержанный характер, и поэтому я действительно мог слишком свободно высказать свое мнение о нем ему самому или кому-то другому. Ничего худшего со своей стороны я вспомнить не могу. Но дело заключается в том, что мы с ним очень разные люди и что он меня терпеть не может.

– Какой кошмар! Мистер Дарси заслуживает публичного осуждения.

– Когда-то это произойдет – рано или поздно, но лично я не буду к этому иметь никакого отношения. Пока я помню его отца, я не буду осуждать и разоблачать мистера Дарси.

Элизабет отдала должное такому благородству чувств мистера Викхема, после высказывания которых он показался ей еще более красивым, чем раньше.

– Но в чем заключалась причина такого его поведения, – спросила она после короткой паузы, – что его побудило к такой жестокости?

– Полная и непримиримая антипатия ко мне, антипатия, которую я могу объяснить только чем-то вроде ревности. Если бы я нравился покойному мистеру Дарси в меньшей степени, то сын его еще как-то меня терпел бы; но, видимо, его с детства раздражала и большая симпатия, которую проявлял ко мне его отец. У него не хватило терпения выдерживать те соревновательные условия, в которых мы оказались, и то преимущество, которое часто отдавал мне покойный мистер Дарси.

– Не думала я, что мистер Дарси такой противный, хотя он никогда мне не нравился. Раньше я была о нем не такого плохого мнения – я предполагала, что он презирает людей вообще, но не подозревала, что он способен опуститься до такой злобной мести, такой несправедливости, такой жестокости!

Однако, подумав, она через некоторое время продолжила:

– Но помню, как когда-то в Недерфилде он хвастался неизменностью своего плохого впечатления о ком-то, своим не способным к прощению нравом. Видимо, характер у него просто ужасный.

Я не вправе высказываться на эту тему, – сказал Викхем, – потому что лично я не могу относиться к мистеру Дарси беспристрастно. Элизабет снова погрузилась в размышления, а потом воскликнула:

– Разве можно так относиться к крестному родственнику, другу, любимцу своего отца, ей очень хотелось добавить: «И разве можно плохо относиться к молодому человеку с такой привлекательной, как у вас, внешностью» – но она ограничилась таким замечанием: – И разве можно плохо относиться к тому, кто, наверное, был ему другом с самого детства, к тому же, как вы говорите, другом очень близким!

– Мы родились в одном приходе, в одной округе. Большую часть детства мы провели вместе: жили в одном и том же доме, вместе играли в одни и те же игры, родители в равной степени о нас заботились. Мой отец начал свою самостоятельную жизнь на том же поприще, на котором мистер Филипс, кажется, достиг значительных успехов; но потом оставил все ради того, чтобы стать помощником покойного мистера Дарси и посвятить все свое время заботам о поместье Пемберли. Он был чрезвычайно близким и надежным другом мистера Дарси, и тот очень его уважал и высоко ценил. Мистер Дарси часто выражал безграничную благодарность моему отцу за умелое управление его делами. Поэтому когда незадолго до смерти он вполне сознательно и добровольно пообещал обеспечить мое будущее, то тем самым он выразил не столько свою симпатию ко мне, сколько признание заслуг моего отца перед ним.

– Это так странно! – воскликнула Элизабет. – Какой кошмар! Это просто отвратительно! Как же это всем известная надменность мистера Дарси не заставила его поступить справедливо по отношению к вам?! Кроме других мотивов, от непорядочности его должна была удержать хотя бы гордость и самоуважение, потому что его поступок только нечистоплотностью и можно назвать.

– Это действительно странно, – ответил Викхем, – потому что почти всеми его поступками движет надменность, которая стала его второй натурой. Ни одно чувство не сроднило его с добродетелью так близко, как надменность. Но люди – создания непоследовательные, поэтому в своем поведении со мной он руководствовался побуждениями более сильными, нежели надменность.

– И пригодилось ли оно когда-нибудь ему – это его отвратительное тщеславие?

– Да, пригодилось. Оно часто принуждало его к снисходительности и щедрости: он легко расставался с деньгами, когда его просили, проявлял гостеприимство, поддерживал своих арендаторов и помогал бедным. Побуждением к этим поступкам была его семейная гордость и гордость сыновья, потому что он очень гордится своим отцом. Не опозорить публично свою семью, не отступить от общепринятых правил, сохранить весомость имения Пемберли в обществе – это мотив чрезвычайно мощный. Кроме этого, у него есть еще и братская гордость, которая, в сочетании с определенными братскими симпатиями, делает его чрезвычайно чутким и бдительным охранником собственной сестры; вы еще услышите, что все восхваляют его как чрезвычайно заботливого брата – лучшего и не сыскать!

– А что за девушка мисс Дарси?

Мистер Викхем покачал головой.

– К сожалению, я не могу назвать ее приятной. Не хотелось бы говорить плохо о ком-либо из семьи Дарси, но она очень похожа на своего брата – надменная, очень гордая. В детстве она была очень нежной и приветливой девочкой, а во мне просто души не чаяла; я мог играть с ней часами. А сейчас она для меня – чужой человек. Это красивая девушка лет пятнадцати-шестнадцати; насколько я знаю – очень хорошо образована и воспитана. С тех пор, как умер ее отец, она живет в Лондоне; с ней – гувернантка, которая занимается ее воспитанием.

После многочисленных пауз и попыток поговорить на другие темы Элизабет не могла не вернуться к их первой теме и сказала:

– Меня так удивляет его дружба с мистером Бингли! Как может мистер Бингли с его, казалось бы, приветливым характером, и который и есть сама приветливость, дружить с таким человеком? Что же держит их вместе? Вы хорошо знаете мистера Бингли?

– Я совсем его не знаю.

– Это – хороший, дружелюбный и обаятельный человек. Видимо, он просто не знает, какой фрукт этот мистер Дарси.

– Возможно, и не знает, потому что мистер Дарси способен быть приятным тогда, когда ему это нужно. У него такого умения хватает. Он может быть приятным и легким в общении компаньоном, если сочтет это нужным. С равными себе по общественному положению он ведет себя совсем по-другому, чем с людьми менее влиятельными и богатыми. Его надменность всегда при нем, но с богатыми он – снисходительно-либеральный, справедливый, рассудительный, благородный, а иногда даже дружелюбный – в зависимости от состоятельности и положения его собеседника.

Вскоре компания, игравшая в вист, распалась, и ее бывшие участники собрались вокруг второго стола, причем мистер Коллинз оказался между своей кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя из вежливости поинтересовалась его достижениями в игре. Они оказались неважными – он проиграл в каждой партии. Когда же миссис Филипс начала высказывать по этому поводу обеспокоенность, он попросил ее не беспокоиться и с неподдельной эмоциональностью серьезно заверил ее, что это не имело никакого значения, потому что проигранные деньги для него – не стоящая внимания мелочь.

– Госпожа, – сказал он, – я очень хорошо знаю, что когда играют в карты, такое может случиться с любым; к счастью, мои обстоятельства не столь затруднительные, чтобы пять шиллингов много для меня значили. Конечно же, не каждый может этим похвастаться, и благодаря леди Кэтрин де Бург я навсегда избавлен от необходимости смущаться по поводу таких мелочей.