Джейн Остин - Гордость и предубеждение

Мистер Беннет оторвался от книги и посмотрел на свою жену со спокойным равнодушием, на которое не повлиял ни ее приход, ни сообщение.

– Простите, но я вас не понимаю, – сказал он, когда миссис Беннет закончила свою речь. – О ком вы говорите?

– О мистере Коллинзе и Лиззи. Лиззи заявляет, что ей не нужен мистер Коллинз, а мистер Коллинз уже начинает подумывать, нужна ли ему Лиззи.

– Чем же я могу тут помочь, если они не хотят друг друга? Значит, это безнадежное дело.

– Я хочу, чтобы вы сами поговорили с Лиззи. Скажите, что вы настаиваете на том, чтобы она вышла за него замуж.

– Что ж, позовите ее сюда. Пусть услышит мое мнение. Миссис Беннет дернула звонок, и мисс Элизабет позвали в библиотеку.

– Иди-ка сюда, дитя мое, – сказал мистер Беннет, когда она появилась. – Я послал за тобой по очень важному делу. Я так понимаю, что мистер Коллинз предложил тебе выйти за него замуж. Это правда? – Элизабет ответила, что правда. – Прекрасно. И это предложение замужества ты отвергла, да?

– Да, сударь.

– Прекрасно. А теперь – к сути дела. Ваша мать настаивает на том, чтобы вы это предложение приняли, не так ли, миссис Беннет?

– Да, и если она этого не сделает, то я больше не хочу ее видеть.

– Что ж, Элизабет, из двух зол ты должна выбрать меньшее. Начиная с сегодняшнего дня, ты должна стать чужой для отца или для матери. Если ты не выйдешь замуж за мистера Коллинза, тебя не захочет видеть твоя мать, а если выйдешь за него, тебя не хочу видеть я.

Элизабет не могла не улыбнуться, услышав такое завершение этой речи; но миссис Беннет, которая еще раньше убедила себя, что ее муж относился к этому делу так же, как и она, была разочарована чрезвычайно.

– Что значат эти ваши слова, мистер Беннет? Вы же обещали мне, что будете настаивать на том, чтобы она вышла за него замуж!

– Дорогая моя, – ответил ее муж, – я прошу для себя две небольших поблажки. Во-первых, позвольте мне свободно пользоваться моим пониманием этой ситуации, и, во-вторых, в своей собственной комнате. Я хотел бы как можно скорее остаться наедине в своей библиотеке.

Однако миссис Беннет и не думала сдаваться, несмотря на разочарование, которое она получила со стороны своего мужа. Снова и снова мать пыталась уговорить Элизабет, применяя при этом то угрозы, то лесть. Она даже попыталась привлечь на свою сторону Джейн, но та – хотя и очень вежливо – отказалась вмешаться. Элизабет же на наскоки матери отвечала то искренним пылом, то веселой игривостью. Ее манеры менялись, однако решимость оставалась неизменной.

Между тем мистер Коллинз в одиночестве размышлял о том, что случилось. О себе он был слишком хорошего мнения, чтобы понять мотивы отказа кузины; и хотя она и задела его гордость, у него не было каких-то других причин страдать. Его чувства к Элизабет были полностью надуманными, а ее способность заслуживать материнские упреки делала невозможным любое сочувствие с его стороны.

Пока в семье царил переполох, к ним в гости на целый день зашла Шарлотта Лукас. В вестибюле к ней подскочила Лидия и громким шепотом выпалила:

– Как хорошо, что вы пришли! Здесь такое происходит! Как вы думаете – что случилось сегодня утром? Мистер Коллинз предложил Лиззи выйти за него замуж, но она ему отказала!

Не успела Шарлотта им ответить, как к ним присоединилась Китти, которая поведала ту же новость, и как только они вошли в комнату для завтрака, где сидела миссис Беннет, она тоже заговорила на ту же тему, призывая мисс Лукас проявить сочувствие и попробовать уговорить свою подругу Лиззи поступить в соответствии с пожеланиями всей семьи.

– Дорогая мисс Лукас, помогите мне, умоляю вас, – сказала она жалобным тоном, – потому что никто меня не поддерживает, никто не сочувствует, все меня обижают, и никому не жаль моих расшатанных нервов.

От необходимости отвечать Шарлотту спасло появление Джейн и Элизабет.

– Вот, явилась! – продолжила миссис Беннет. – Еще делает вид, что ничего не произошло, а что касается нас, то ей безразлично, как мы живем где-то в Йорке, чтобы только была возможность поступать, как ей заблагорассудится. Но послушай, что я тебе скажу, мисс Лиззи: если тебе придет в голову вот так отказываться от каждого предложения замужества, ты никогда не выйдешь замуж, и я не знаю, кто будет содержать тебя, когда умрет твой отец. Лично я тебя содержать не смогу – предупреждаю заранее. Отныне я знать тебя не хочу. Я сказала тебе в библиотеке, что не буду разговаривать с тобой, и ты убедишься, что я способна сдержать свое слово. Мне неприятно разговаривать с непослушными детьми. И вообще – мне со всеми неприятно разговаривать! Люди, которые, как и я, страдают от нервных расстройств, не расположены к разговорам. Если бы только кто-то знал, как я страдаю! Но это всегда так: тем, кто не жалуется, никто не сочувствует.

Ее дочери молча слушали этот душевный пыл, прекрасно осознавая, что любая попытка урезонить и успокоить мать только увеличит ее раздражение. Поэтому она говорила и говорила, и никто из них ей не перечил, пока к ним не присоединился мистер Коллинз, который вошел в комнату с видом еще более степенным, чем обычно. Увидев его, миссис Беннет обратилась к девушкам: – А сейчас все вы, слышите – все! – замолчите, а мы с мистером Коллинзом немного поговорим один на один.

Элизабет потихоньку вышла из комнаты, вслед за ней направились Джейн и Китти, но Лидия уперлась, твердо решив услышать все, что сможет; а Шарлотта, задержавшись сначала из-за вежливости мистера Коллинза, который бегло поинтересовался, как чувствуют себя она и ее семья, а затем – из-за собственной любознательности, довольствовалась тем, что отошла к окну и сделала вид, словно ничего не слышит. Поэтому трагическим тоном миссис Беннет начала ожидаемый разговор:

– О, мистер Коллинз!

– Уважаемая, – ответил он, – давайте больше никогда не будем вспоминать об этом деле. – Я далек от того, – продолжил он голосом, в котором звучало недовольство, – чтобы осуждать поведение вашей дочери. Способность смириться с неприятностью, которой нельзя избежать, является обязанностью всех нас, и особенно – обязанностью молодого человека, которому, как мне, повезло смолоду занять высокий пост, поэтому мне хочется верить, что я уже смирился. Возможно, в немалой степени этому поспособствовало сомнение в том, что я был бы полностью счастливым человеком в том случае, если бы моя прекрасная кузина удостоила меня чести выйти за меня замуж, я часто замечал, что смирение никогда не бывает таким полным, как тогда, когда утраченное благо начинает терять в наших глазах какую-то степень своей привлекательности. Уважаемая, надеюсь, вы не будете считать моим неуважением к вашей семье то, что я больше не претендую на руку вашей дочери, уважительно не попросив вас и мистера Беннета применить вашу родительскую власть в мою пользу. Однако боюсь, что мое поведение может вызвать осуждение из-за того, что я принял отказ из уст вашей дочери, а не от вас лично. Но всем нам свойственно ошибаться. Видит Бог, все время, пока решалось это дело, я только хотел, чтобы было как лучше. Мое намерение состояло в том, чтобы обрести приятную и добрую спутницу жизни, должным образом учитывая при этом интересы вашей семьи, и если в моем поведении было что-то достойное осуждения, то прошу меня простить.

Обсуждение предложения мистера Коллинза уже почти закончилось, и Элизабет осталось только страдать от неизбежных в таких случаях неприятных чувств, а иногда – от сварливых упреков матери. Что же касается самого мистера Коллинза, то его чувства высказывались главным образом не из-за неловкости, подавленности или попытки избегать ее, а из-за сдержанности манер и недовольного молчания. С Элизабет он почти не разговаривал, а свою ретивую почтительность, которой он так гордился, обратил теперь в сторону мисс Лукас. Она слушала его с вежливым вниманием, тем самым сделала огромное облегчение всем, особенно – своей подруге.

Следующий день не принес улучшений ни плохого юмора миссис Беннет, ни ее плохого самочувствия, а мистер Коллинз находился в том же состоянии оскорбленного достоинства. Элизабет надеялась, что возмущение сократит его визит, но, как оказалось, оно не повлияло на его планы. Раз он взял отпуск до субботы, то до субботы должен был у них и остаться.

Позавтракав, девушки отправились в Меритон, чтобы узнать, не вернулся ли случайно мистер Викхем и сожалеть по поводу его отсутствия на балу в Недерфилде. Он встретил их, когда они входили в город, и провел их к тете, где много говорилось о его сожалении и раздражении, а также об обеспокоенности девушек его отсутствием. В разговоре же с Элизабет мистер Викхем сам признался, что не прибыл на бал по собственной воле.

– Когда пришло время, – сказал он, – то я решил, что с мистером Дарси мне лучше не встречаться, я не перенесу многочасового пребывания с ним в одной комнате и в одном обществе, и могут произойти сцены, которые будут неприятными не только для меня.

Элизабет высоко оценила его снисходительность и выдержку, а на обратном пути, когда Викхем с приятелем провожали их в Лонгберн, первый уделял внимание только ей, и у них было достаточно времени, чтобы подробно обо всем поговорить и вежливо засвидетельствовать друг другу свои дружеские чувства. От того, что он их сопровождал, Элизабет была двойная выгода: это было очень приятно ей самой и, кроме того, давало возможность представить его ее родителям.

Вскоре после их возвращения Джейн получила письмо из Недерфилда; она открыла его немедленно. Конверт содержал небольшой элегантный лист лощеной бумаги, совершенно весь исписанный красивым и плавным женским почерком. Элизабет наблюдала, как менялось выражение лица ее сестры, когда та читала его, часто сосредотачивая внимание на отдельных предложениях. Джейн быстро взяла себя в руки и, отложив письмо, попыталась – со своей обычной живостью – присоединиться к общему разговору, и Элизабет смутилась настолько, что даже забыла о Викхеме, и как только он и его товарищ ушли, Джейн взглядом пригласила ее подняться вместе с ней наверх. Когда они вошли в их комнату, Джейн сказала, доставая письмо:

– Это – от Кэролайн Бингли; его содержание немало меня удивило. В настоящее время вся их компания уже покинула Недерфилд и направляется в Лондон, не имея намерения возвращаться. Вот послушай, что она пишет.

Джейн прочитала вслух первое предложение, содержащее сообщение о том, что их общество решило безотлагательно отправиться в Лондон вслед за своим братом, чтобы пообедать в доме мистера Херста на Гровнор-стрит. Затем говорилось следующее: «Моя дорогая подруга, я не буду делать вид, что жалею еще за чем-то в Гертфордшире, кроме вашего общества. Но мы надеемся, что в какой-то период в будущем мы еще не раз будем иметь удовольствие пообщаться, а пока боль разлуки можно смягчить частой и ничем не ограниченной перепиской. Надеюсь, что вы примете это предложение». – До сих высокопарных выражений Элизабет прислушивалась с равнодушием, на которое только способно недоверие, и хотя внезапность отъезда удивила ее, на самом деле она не видела оснований сокрушаться – это еще не означало, что их отсутствие в Недерфилде помешает мистеру Бингли приезжать туда. По поводу потери их общества, она была убеждена, что Джейн вскоре непременно прекратит сожалеть по нему, наслаждаясь вместо этого общением с мистером Бингли.

– Жаль, – сказала Элизабет после небольшой паузы, – что ты не смогла увидеться со своими друзьями до их отъезда. Но не можем ли мы надеяться, что тот период будущего счастья, к которому так стремится мисс Бингли, наступит раньше, чем она рассчитывает, и то приятное общение, которое вы получили как подруги, вскоре восстановится, и вы будете утешаться им с еще большим удовольствием уже как родственники? Разве вся их компания сможет удержать мистера Бингли в Лондоне?

– Но Кэролайн недвусмысленно говорит, что никто из их общества не собирается этой зимой возвращаться в Гертфордшир. Вот давай я прочитаю: «Когда мой брат уехал от нас вчера, ему казалось, что дело, которое позвало его в город, можно решить за три-четыре дня, но поскольку мы убеждены, что так не будет, и убеждены также, что Чарльз, попав в Лондон, уже не будет спешить оттуда вернуться, мы решили ехать вслед за ним, чтобы ему не пришлось коротать свободное время в неудобном отеле. Многие из наших знакомых уже вернулись на зиму в город; так хочется услышать, что вы, моя дорогая подруга, тоже решили присоединиться к толпе прибывающих в Лондон, но я знаю, что напрасны мои ожидания. Искренне надеюсь, что на Рождество у вас будет достаточно веселья, которое обычно приносит это время года, и поклонников у вас будет так много, что вы не будете ощущать потери трех из них в нашем лице».

– Из этого следует, что этой зимой он больше не приедет.

– Из этого следует только то, что мисс Бингли считает, что ему не следует приезжать.

– Почему ты так думаешь? Наверное, это его собственное решение. Он же сам себе хозяин. Но это еще не все. Сейчас я прочитаю тебе место, которое для меня является особенно болезненным. Скажи мне все, что ты об этом подумаешь, и ничего не скрывай. «Мистер Дарси ждет не дождется увидеть свою сестру, и, по правде говоря, нам не меньше, чем ему, хочется встретиться с ней. Убеждена, что ни одна девушка не способна сравниться с ней красотой, элегантностью и образованностью, а тот восторг, который она вселяет в нас с Луизой, уже превращается в серьезное чувство, потому что мы смеем надеяться, что вскоре она станет нашей невесткой. Не знаю, делилась ли я с вами своими мыслями по этому поводу раньше, поэтому я не могу уехать отсюда, не поведав их вам. Надеюсь, вы не отнесетесь к ним как к безрассудным. У моего брата уже возникли к ней довольно сильные чувства, а теперь он еще получит возможность видеться с ней в обстоятельствах крайне благоприятных, так как ее родственники желают их бракосочетания не менее, чем родственники его; а если я скажу, что Чарльз способен завоевать сердце любой женщины, это не будет экзальтированным преувеличением со стороны любящей сестры. При таких благоприятных для любви обстоятельствах и при отсутствии препятствий для вступления в брак разве ошибусь я, дорогая Джейн, если выскажу надежду на то, что вскоре состоится событие, которое станет залогом счастья стольких людей?» – Ну, и что ты скажешь об этом пассаже, дорогая Лиззи? – спросила Джейн, когда прекратила читать. – Неужели не ясно? Разве тут не сказано достаточно определенно: Кэролайн не рассчитывает и не надеется на то, что я стану ее невесткой, она полностью убеждена в равнодушии ко мне ее брата и, подозревая о моих истинных чувствах к нему, хочет предостеречь меня (очень доброжелательно!). По этому поводу двух мнений быть не может.