Джейн Остин - Гордость и предубеждение

– Что бы это значило? – спросила Шарлотта, как только он вышел. – Моя дорогая Элиза, наверное, мистер Дарси в тебя влюбился, иначе он никогда не зашел бы к нам просто так.

Но когда Элизабет рассказала о его молчании, то стало понятно – несмотря на догадки Шарлотты – что это не так. Выразив несколько догадок, все они сошлись, наконец, на том, что его визит был вызван просто желанием хоть чем-то себя занять, что было неудивительно для такого времени года. Сезон охоты и рыбалки закончился. В помещении же находилась леди Кэтрин, книги и бильярд, но не могут же мужчины постоянно сидеть в помещении! Поэтому с тех пор, побуждаемые или близостью пастората, или удовольствием прогулки, или дружелюбием его жителей, двое кузенов не устояли перед соблазном и начали ходить туда почти каждый день. Они приходили в разное время утром, иногда – по одному, иногда – вместе, иногда – в сопровождении своей тетушки. Всем было очевидно, что полковник Фитцвильям приходил потому, что находил утешение в их обществе, и это выставляло его в еще более привлекательном свете. Удовольствие от его общества и его явная симпатия к ней напомнили Элизабет о ее бывшем любимце – Джордже Викхеме, и хотя в манерах полковника Фитцвильяма не было той чарующей нежности, он казался ей человеком очень умным и образованным.

Но причину частых визитов в пасторат мистера Дарси понять было труднее. Вряд ли его интересовало их общество, поскольку зачастую он мог просидеть десять минут подряд, так и не открыв рот. А когда все же начинал разговаривать, то это было скорее из-за необходимости, чем по желанию; это была жертва правилам приличия, а не желание побаловать себя разговором. Редко когда ему было действительно интересно. Миссис Коллинз не знала, что с ним делать. Насмешки полковника Фитцвильяма над этим занудным поведением свидетельствовало, что в целом мистер Дарси ведет себя по-другому, но это не подтверждалось ее собственным впечатлением об этом человеке. Поскольку ей хотелось верить, что такая перемена произошла под влиянием любви, объектом которой является ее подруга Элиза, миссис Коллинз вполне серьезно решила узнать – так это или нет. Каждый раз, когда они бывали в Розингсе, каждый раз, когда он приходил в Гансфорд, она наблюдала за ним, но без особого успеха. Да – он действительно часто смотрел на ее подругу, но само выражение этого взгляда вызывало сомнения. Это был откровенный и пристальный взгляд, но ей часто казалось, что в нем было мало симпатии, а часто он казался вообще каким-то бездумным.

Дважды или трижды она намекала Элизабет о возможном неравнодушии к ней мистера Дарси, но та только смеялась с такого мнения. Миссис Коллинз предпочла не настаивать на продолжении этой темы, опасаясь породить надежду, единственным результатом которой могло быть только разочарование; по ее мнению, можно было не сомневаться в том, что вся антипатия к мистеру Дарси со стороны ее подруги непременно исчезла бы, если бы ей показалось, что она завладела его сердцем.

Строя свои доброжелательные планы относительно Элизабет, Шарлотта иногда представляла, что та могла бы выйти замуж за полковника Фитцвильяма. Он был человеком несравненно более приятным, бесспорно симпатизировал ей, а его материальное положение было очень благоприятным. Но в противовес этим достоинствам у мистера Дарси были значительные полномочия в делах церковных, чем не мог похвастаться его кузен.

Не один раз Элизабет, прохаживаясь по парку, внезапно встречала мистера Дарси. Сначала она, сетуя на каприз случая, который занес его в уголок, в котором раньше редко кто бывал, и, пытаясь в дальнейшем предотвратить такие встречи, не преминула указать мистеру Дарси, что это ее любимое место. Но когда такой случай произошел во второй раз, это уже было действительно удивительно! Однако они встретились. И даже в третий раз. Было ли это преднамеренным проявлением плохого характера, или добровольным искуплением, ибо на этот раз дело не ограничилось только формальными приветствиями, неловкой паузой и расставанием. Мистер Дарси счел нужным изменить направление своей прогулки и присоединиться к Элизабет. Он никогда не разговаривал много, она тоже не была озадачена тем, много говорить или много слушать; но во время их третьей встречи ее поразило, что иногда он задает неожиданные и не связанные друг с другом вопросы – нравится ли ей в Гансфорде, любит ли она гулять в одиночестве, что она думает по поводу семейного счастья мистера и миссис Коллинз. А еще Элизабет поразило, что, говоря о Розингсе и о ее недостаточной осведомленности о семье, которая там жила, Дарси, казалось, имел в виду, что каждый раз, когда она будет приезжать в Кент, не преминет погостить в этом имении. Это предположение слышалось в его словах. Может, он имел в виду полковника Фитцвильяма? Ей подумалось, что когда Дарси и действительно на что-то намекал, то намек непременно касался именно этого человека. Это немного расстроило ее, поэтому Элизабет обрадовалась, когда оказалась перед воротами в ограде напротив пастората.

Однажды во время прогулки она перечитывала письмо от Джейн, останавливаясь на некоторых предложениях, из которых было видно, что сестра ее писала это письмо не в лучшем настроении, как вдруг, подняв глаза, с удивлением увидела перед собой не мистера Дарси, а полковника Фитцвильяма, который шел ей навстречу. Быстро убрав письмо, Элизабет сказала с напряженной улыбкой:

– А я и не знала, что вы любите здесь гулять.

– Я обходил парк, – сказал полковник Фитцвильям, – это моя многолетняя привычка, а свою прогулку я намерен завершить визитом в пасторат. Вы пойдете дальше?

– Нет, я как раз собиралась повернуть назад.

Так она и сделала, и они пошли в пасторат вместе.

– Вы точно уезжаете из Кента в субботу? – спросила она.

– Да – если Дарси опять не отложит отъезд. Но я – в его распоряжении. Он все устраивает так, как ему нравится.

– А если что-то устраивается не так, как ему нравится, он находит утешение в том, что право выбора принадлежит именно ему. Никогда не встречала человека, который бы больше мистера Дарси утешался своей способностью поступать по собственному усмотрению.

– Да, он действительно любит поступать так, как хочет, – ответил полковник Фитцвильям. – Но эта черта присуща всем нам. Просто у него лучшие возможности поступать по собственному усмотрению, чем у многих других, потому что он богатый, а многие другие – бедные. Может, я высказываюсь слишком эмоционально, но, как вы знаете, младший брат даже чисто юридически обречен на самоотречение и подчиненность.

– По моему, у младшего сына графа может быть лишь приблизительное представление и о первом, и о втором. А если серьезно, то что вы действительно можете знать о самоотречении и подчиненности? У вас что – когда-то не было возможности поехать, куда вам захочется, из-за отсутствия денег? Или приобрести какую-то вещь, которая вам понравилась?

– Это – незначительные, чисто семейные вопросы. Тут я действительно не могу сказать, что в отношении них у меня были какие-то значительные ограничения. Но в вопросах более весомых я действительно могу страдать от недостатка денег. У младших детей нет возможности жениться в соответствии со своими предпочтениями.

– Нет возможности – пока не понравится женщина с немалым приданым, что, по моему, они довольно часто и делают.

– Наш стиль жизни слишком сильно делает нас зависимыми от возможности тратить деньги, поэтому среди людей моего круга мало кто может позволить себе жениться без учета приданого.

«Интересно – это обо мне?» – подумала Элиза и покраснела от такого предположения. Но она быстро пришла в себя и игриво спросила:

– А скажите, пожалуйста, сколько обычно стоит младший сын графа? Если старший брат в добром здравии, вам хватит пятидесяти тысяч фунтов?

Полковник Фитцвильям ответил ей в том же духе, и к этой теме больше не возвращались. Чтобы прервать молчание, из-за которого он мог подумать, что сказанное каким-то образом ее оскорбило, Элизабет сразу сказала:

– Кажется, ваш кузен привез вас с собой главным образом для того, чтобы иметь под рукой компаньона. А почему бы ему не жениться? Это же так удобно – всегда будет с кем общаться! Но, пожалуй, пока он довольствуется компанией своей сестры, а поскольку он занимается ею, то, значит, может всячески ею помыкать.

– Да нет, – сказал полковник Фитцвильям, – эту привилегию он должен делить со мной. Мы на равных правах заботимся о мисс Дарси.

– Неужели? И в чем же заключается ваше опекунство, скажите на милость? Вы не слишком устаете от ваших обязанностей? Девушки ее возраста иногда бывают непослушными, и если по натуре она – истинная представительница семьи Дарси, то, наверное, тоже любит поступать по собственному усмотрению.

Когда Элизабет говорила, то заметила, с какой серьезностью он к ней прислушивается, а та манера, с которой он сразу же спросил – почему она думает, будто мисс Дарси причиняет им немало хлопот, – убедила ее в том, что так или иначе, но ее догадка была недалека от истины. Она не заставила его долго ждать ответа:

– Ради Бога, не бойтесь. Ничего плохого я никогда о ней не слышала; мне кажется, что таких послушных девушек, как она, еще поискать надо. Мисс Дарси – любимица одних моих знакомых: миссис Херст и мисс Бингли. Кажется, вы как-то сказали, что знаете их.

– Да, немного знаю. Их брат – приятный, благородный человек, к тому же – большой друг Дарси.

– Ну как же! – сухо сказала Элизабет. – Мистер Дарси такой необычно хороший в своем отношении к мистеру Бингли, так много о нем заботится!

– Заботится? Впрочем, может, и действительно заботится. Особенно в тех вопросах, где он действительно в этом нуждается. Из сказанного им во время нашего путешествия сюда у меня есть основания думать, что Бингли действительно многим ему обязан. Но мне следует перед ним извиниться, я не могу утверждать наверняка, что речь шла именно о Бингли. Все это – лишь догадки.

– О чем вы говорите?

– Речь идет об обстоятельстве, которое Дарси не хотел делать известным широкой публике, потому что если о нем узнает семья одной девушки, это будет неприятно.

– Можете не сомневаться – я никому об этом не скажу.

– Но имейте в виду – у меня нет достаточных оснований полагать, что речь шла именно о Бингли. Дарси сказал мне только, что недавно сделал доброе дело – спас своего друга от негативных последствий крайне опрометчивого брака; при этом он не назвал никаких имен или каких-либо подробностей. Я догадываюсь, что это был именно Бингли, только из того, что он – как раз тот человек, который вполне способен вскочить в такую передрягу, а еще из того, что они с Дарси провели вместе все прошлое лето.

– А объяснил ли вам мистер Дарси причины своего вмешательства?

– Насколько я понимаю, существовали какие-то очень веские возражения против самой девушки.

– К каким же средствам он прибегнул, чтобы разлучить их?

– Ни о каких конкретных средствах он мне не рассказывал, – сказал Фитцвильям с улыбкой. – Только рассказал мне то, о чем я сейчас рассказал вам.

Элизабет промолчала, продолжая идти. Сердце ее переполнялось негодованием. Фитцвильям немного посмотрел на нее, а потом спросил, почему она молчит и о чем думает.

– Думаю о том, о чем вы только что мне рассказали, – сказала Элизабет. – Я не в восторге от поведения вашего кузена. Какое он имел право выступать в роли судьи?

– Вы, я вижу, склонны считать его вмешательство оскорбительным?

– Я считаю, что мистер Дарси не имел права судить об уместности или неуместности симпатий своего друга, не имел права только по собственной прихоти решать, каким образом его приятель должен чувствовать себя счастливым. – Она овладела собой и продолжила: – Но поскольку мы не знаем всех подробностей, то осуждать его было бы несправедливо. Тем более, что в том случае вряд ли речь шла о каком-то сильном чувстве.

– Вполне резонное предположение, – ответил Фитцвильям, – но оно сводит на нет все величие триумфа моего кузена.

Это было сказано в шутку, но такой портрет мистера Дарси показался ей настолько правдивым, что Элизабет побоялась сказать что-то в ответ. Вместо этого она резко сменила тему разговора, и они говорили о разных малозначительных делах, пока не добрались в пасторат. Там, как только гость ушел, она закрылась у себя в комнате, погрузившись в размышления о только что услышанном. Вряд ли можно было предположить, что речь шла о каких-то других – кроме его родственников и знакомых – людях. Не могло существовать сразу двух мужчин, на которых мистер Дарси имел бы такое неограниченное влияние. Элизабет никогда не сомневалась в том, что он имел отношение к мероприятиям по разводу мистера Бингли и Джейн, но их замысел и исполнение она всегда приписывала мисс Бингли. Однако если собственное тщеславие не вводило его в заблуждение, то виновником был именно он, именно его надменность и капризность стали причиной всех страданий Джейн, которые еще не закончились. На некоторое время он умудрился разрушить всякую надежду на счастье в самом нежном, самом щедром сердце в мире, и никто не мог сказать, насколько продолжительными будут последствия той беды, которую он совершил.