Они вышли на прекрасную аллею, которая тянулась вдоль реки, каждый шаг открывал перед ними то живописную кручу, то замечательную панораму леса, к которому они приближались; но прошло некоторое время, прежде чем Элизабет возобновила способность все это осознавать. Она механически отвечала на обращения дядюшки и тетушки и даже пыталась поглядывать туда, куда они указывали, и не замечала почти ничего. Все ее мысли сосредоточились на той части Пемберли-Хауса – какой бы она ни была, – в которой мог находиться мистер Дарси. Ей очень хотелось знать, что сейчас происходит в его душе, что он о ней думает и любит ли он ее так же, как и раньше, – несмотря на все, что произошло. Возможно, он проявил вежливость потому, что чувствовал себя непринужденно, однако слышалось в его голосе что-то такое, что не было похожим на непринужденность. Ей трудно было сказать – болезненно или приятно было ему видеть ее, но она знала наверняка, что равнодушия он не испытывал.

Однако вскоре замечания спутников Элизабет относительно ее невнимательности привели ее в чувства, и она, наконец, осознала необходимость выглядеть более похожей на саму себя.

Они вошли в лес и, на некоторое время распрощавшись с рекой, поднялись на какое-то возвышение, где промежутки между деревьями позволяли видеть многочисленные живописные пейзажи долины, местами – ручьи, а также холмы напротив, многие из которых были покрыты лесом. Мистер Гардинер пожелал обойти вокруг всего парка, но тут же выразил опасения, что пешком сделать это вряд ли удастся. С ликующей улыбкой садовник сообщил им, что периметр парка составляет десять миль. На этом вопрос был закрыт, и они двинулись дальше по привычному маршруту, который со временем снова вывел – через лесистый крутой склон – к берегу реки на одном из узких ее участков. Компания пересекла ее по незатейливому мостику, сделанному в тон окружающему пейзажу. Это место выглядело не таким захватывающим, как те, где они уже успели побывать. Здесь долина «сжималась», превращаясь в овраг, в котором хватало места только для реки и узкой аллеи среди кустарников. Элизабет захотелось исследовать потайные уголки этой аллеи, однако когда они перешли через мостик и прикинули расстояние до дома, то миссис Гардинер, с которой ходок был не слишком хороший, дальше идти не смогла и думала лишь о том, чтобы как можно скорее вернуться к карете. Поэтому ее племяннице пришлось покориться, и они отправились к дому кратчайшим путем с противоположной стороны реки; но продвигались медленно, потому что мистер Гардинер очень любил рыбалку (хотя лишь изредка имел возможность удовлетворить эту свою страсть) и так увлекся наблюдением за форелью, которая время от времени шастала в воде, и разговорами с садовником об этой рыбе, что почти стоял на месте. Вот так они медленно двигались, пока опять не были крайне удивлены – а Элизабет не менее, чем в первый раз – появлением недалеко от них мистера Дарси, который шел им навстречу. С этой стороны реки аллея была менее затененной, чем с противоположной, именно поэтому они и смогли увидеть его еще до того, как он успел к ним подойти. На мгновение Элизабет показалось, что он пойдет по какой-то другой дорожке. Эта мысль не покидала ее, пока поворот аллеи скрывал его от их взглядов, но не успели они пройти этот поворот, как мистер Дарси вырос прямо перед ними. Она сразу же заметила, что он не потерял своей недавней вежливости; поэтому в ответ на его вежливость Элизабет начала выражать свой восторг красотами местности, но не успели слова «прекрасный» и «захватывающий» слететь из ее уст, как неожиданно в голову ей пришли неприятные воспоминания – она испугалась, что ее похвалу в адрес Пемберли могут неправильно понять, и, покраснев, замолчала.

Миссис Гардинер стояла чуть позади, поэтому, когда Элизабет сделала паузу, он спросил, не окажет ли она честь представить его своим друзьям. К такому проявлению вежливости Элизабет была явно не готова; она еле удержалась, чтобы не улыбнуться тому, что теперь он стремился быть представленным некоторым из тех людей, против которых не так давно восстала его гордость, и именно ей предлагал это сделать. «Каким же будет его удивление, – подумала Элизабет, – когда узнает, кем они являются на самом деле! А сейчас он, видимо, принимает их за очень важных персон».

Однако представление состоялось – и безотлагательно; а когда Элизабет сказала, что это – ее родственники, то быстро бросила на мистера Дарси хитрый взгляд, чтобы увидеть, какое впечатление это на него произведет; она не исключала возможности, что он тут же бросится наутек от таких недостойных спутников. Было видно, что это сообщение вызвало у него большое удивление, которое, однако, он выдержал с честью и не только не удалился, но пошел вместе с ними домой, разговаривая с мистером Гардинером. Элизабет не могла не испытывать удовольствие, не могла не торжествовать. Ее утешало, что теперь мистер Дарси знал, что она имеет таких родственников, за которых не приходилось краснеть. Очень внимательно прислушивалась она ко всему, о чем они говорили, и приходила в восторг от каждого выражения, каждого предложения, сказанного ее дядюшкой, потому что они свидетельствовали о его уме, вкусе и хороших манерах.

Вскоре разговор коснулся рыбалки, и Элизабет услышала, как мистер Дарси очень вежливо пригласил дядюшку к себе рыбачить, сколько ему заблагорассудится, пока он будет в их краях, одновременно предложив ему рыболовные снасти и указав на те участки реки, где обычно рыба клюет лучше. Миссис Гардинер, которая шла рука об руку с Элизабет, посмотрела на нее глазами, полными удивления. Элизабет не сказала ничего, но была рада этому чрезвычайно и восприняла комплимент как должное. Однако ее удивлению не было предела, и она постоянно повторяла: «Почему он так изменился? Что послужило причиной? Вряд ли это произошло из-за меня, не могли его манеры смягчиться мне в угоду. Мои упреки в Гансфорде не могли привести к такой значительной перемене. Не может быть, чтобы он до сих пор меня любил».

Вот так они и шли некоторое время: две женщины впереди, двое мужчин – позади. Потом все общество спустилось к воде, чтобы лучше присмотреться к какой-то причудливой водоросли, а когда они возвращались на тропу, то произошла небольшая смена их позиций. К этим переменам привела миссис Гардинер, которая, устав от утренней прогулки, признала руку Элизабет недостаточно надежной опорой и поэтому выразила желание держаться за руку своего мужа. Поэтому мистер Дарси занял место возле ее племянницы, и дальше они пошли вместе. После непродолжительной паузы первой заговорила девушка. Элизабет хотела дать ему понять, что перед тем, как поехать в имение, она получила заверения в его отсутствии, и поэтому начала разговор с замечания о полной неожиданности его приезда – «потому что ваша экономка, – добавила она, – сообщила нам, что вы вернетесь только завтра, и вообще – перед тем, как мы уехали из Бейквела, мы убедились, что ваше возвращение в ближайшее время не ожидается». Мистер Дарси подтвердил правдивость всего сказанного и добавил, что неотложные дела, о которых сообщил ему управляющий, заставили его уехать на несколько часов раньше общества, с которым он путешествовал. «Они присоединятся ко мне рано утром завтра, – продолжил он, – и среди них есть некоторые, которых вы непременно узнаете, – это мистер Бингли и его сестры».

В ответ Элизабет лишь слегка поклонилась. Мысленно она мгновенно вернулась в то время, когда имя мистера Бингли упоминалось между ними в последний раз, и, насколько она могла судить по выражению лица мистера Дарси, его мысли ненамного отличались от ее мыслей.

– В компании есть еще один человек, – продолжил он после паузы, – которому очень хотелось бы с вами познакомиться. Вы позволите мне представить вам свою сестру во время вашего пребывания в Лэмбтоне? Или я хочу слишком много?

Огромным было удивление Элизы, вызванное такой просьбой; настолько большим, что она и не заметила, как дала согласие. Она сразу же поняла, что любое желание мисс Дарси познакомиться с ней было, бесспорно, следствием усилий, прилагаемых ее братом; каковы бы ни были его мотивы, все равно это было хорошо. Приятно было, что возмущение ее отказом не заставило мистера Дарси думать о ней плохо.

Некоторое время они шли молча, каждый погруженный в собственные мысли. Элизабет чувствовала себя не совсем комфортно, потому что это было просто невозможно, но все же она была рада и довольна. Его желание представить ей свою сестру было комплиментом высшей пробы. Элизабет с мистером Дарси быстро опередили своих спутников; добравшись до кареты, они увидели, что мистер и миссис Гардинеры отстали от них почти на четверть мили.

Затем он пригласил ее в дом, и Элизабет заявила, что не чувствует усталости, поэтому они так и стояли на лужайке. В эти минуты сказать можно было очень много, и поэтому молчание было крайне неловким. Ей хотелось разговаривать, и казалось, что каждая тема была под запретом. Наконец Элизабет вспомнила, что как-никак, а она путешествует, и они с большым упорством ухватились за тему Мэтлока и Давдейла. Однако и время, и ее тетушка двигались медленно, поэтому терпение Элизабет и ее темы для разговоров почти иссякли под конец их с мистером Дарси разговора один на один. Когда подошли мистер и миссис Гардинеры, то все общество настоятельно пригласили в дом, чтобы перекусить и отдохнуть, но приглашение было отклонено и они расстались с чрезвычайной вежливостью с каждой стороны. Мистер Дарси подсадил женщин в карету, а когда она двинулась, Элизабет увидела, что он медленно пошел к дому.

Теперь для дядюшки и тетушки пришло долгожданное время для высказывания своих впечатлений и замечаний; каждый из них заявил, что хозяин дома намного превзошел все их ожидания.

– Он прекрасно воспитан, вежлив и ненавязчив, – сказал дядя.

– Конечно, степенность в нем, несомненно же, есть, – добавила тетушка, – но она ограничивается скорее его видом и подобает ему. Теперь вместе с экономкой я могу сказать: если кому-то он и кажется надменным, лично я этого в нем не заметила.

– Я был поражен его отношением к нам. Оно было более чем вежливым – это была неподдельная внимательность, хотя для нее не было особой необходимости, потому что кто для него Элиза – он ее почти не знает.

– Должна сказать, Лиззи, – добавила тетушка, – что он не такой красивый, как Викхем; или, вернее, совсем на него не похож, хотя у него тоже безупречные черты лица. Но почему же ты когда-то говорила нам, что он очень неприятный?

Элизабет извинялась, как умела, и сказала, что после их встречи в Кенте ее мнение о нем улучшилось, а сегодня утром он был очень вежлив.

– А может, вся его вежливость – это просто прихоть? – спросил в ответ дядя. – Представители нашей знати часто бывают экстравагантными, поэтому я не буду спешить принимать за чистую монету его слова о рыбалке, поскольку завтра он может передумать – и прогнать меня со своих владений.

Элизабет поняла, что они полностью ошибаются относительно его характера, но промолчала.

– После того, как мы его увидели, – продолжала миссис Гардинер, – я не могу представить себе, чтобы мистер Дарси мог поступить с кем-то так жестоко, как это он сделал с бедным Викхемом. Он не похож на злого человека. Наоборот, когда он говорит, его лицо становится еще более привлекательным. К тому же оно выражает чувство собственного достоинства, которое не позволяет думать плохо о его душе. Но если послушать ту добрую женщину, которая показывала нам дом, то можно подумать: никого добрее и лучше мистера Дарси не найти на всей земле. Несколько раз я чуть не рассмеялась. Но, видимо, он действительно является великодушным хозяином, а такое качество в понимании слуги уже означает наличие всех возможных добродетелей.

В этот момент Элизабет почувствовала необходимость сказать что-то в оправдание его отношения к Викхему; поэтому она как можно осторожнее дала им понять, что, по словам родственников мистера Дарси в Кенте, у него были веские основания вести себя именно таким образом и его характер является совсем не таким плохим, а характер Викхема – совсем не таким хорошим, как это принято считать в Гертфордшире. В подтверждение сказанного она рассказала подробности их финансовых отношений, не называя при этом источника таких сведений, однако утверждая, что его достоверность не подлежит сомнению.

Миссис Гардинер была удивлена и смущена; но, поскольку они уже подъезжали к месту ее былых развлечений и веселья, все другие темы уступили место приятным воспоминаниям; она была слишком занята, показывая своему мужу все интересные особенности округа, и поэтому ни о чем другом думать не могла. И хотя она устала после утренней прогулки, не успели они пообедать, как она уже отправилась на поиски своих давних знакомых и вечер провела в приятном общении, что стало возможным после стольких лет разлуки.

За день произошло столько интересных событий, Элизабет уже просто была не в состоянии уделить достаточного внимания хоть кому-то из этих новых друзей; и она не могла не вспоминать – и вспоминать с удивлением – о доброжелательности мистера Дарси и о его желании познакомить ее со своей сестрой.