Джейн Остин - Гордость и предубеждение

Миссис Гардинер с детьми собиралась на несколько дней остаться в Гертфордшире, поскольку муж ее считал, что ее помощь пригодится племянницам. Она помогала им ухаживать за миссис Беннет, а в свободное время была для сестер большим утешением. Тетушка Филипс тоже часто их навещала и, хотя говорила, что делает это для того, чтобы их подбодрить, на самом деле своими новыми рассказами о расточительстве и безделье Викхема только увеличивала подавленность девушек и миссис Беннет.

Теперь, казалось, весь Меритон изо всех сил старался очернить человека, которого еще три месяца назад все считали чуть ли не ангелом во плоти. Говорили, что он задолжал деньги каждому торговцу в округе, а все его интриги, заклеймены как «соблазнение и развращение», тоже затрагивали семью каждого торговца. Все говорили, что он – повеса из повес, и все теперь начали признаваться, что никогда не доверяли его обманчивой добропорядочной и приятной внешности. Для Элизабет – хотя она верила менее чем половине того, что говорилось – этого было достаточно, чтобы усилить ее начальную уверенность в том, что ее сестру подстерегает несчастье. Даже Джейн, которая этим разговорам верила еще меньше, почти потеряла надежду, потому что если бы Лидия и Викхем действительно поехали в Шотландию (на что она всегда в глубине души надеялась), то к этому времени уже должны были оттуда вернуться.

Мистер Гардинер поехал в Лонгберн в воскресенье, а во вторник его жена получила от него письмо, в котором говорилось, что сразу же по прибытии ее муж нашел мистера Беннета и убедил его отправиться на Грейсчерч-стрит. А еще мистер Гардинер писал, что перед его приездом мистер Беннет успел побывать в Эпсоме и Клепхеме, но не привез оттуда никаких утешительных новостей, и теперь он собирается расспросить о них во всех крупнейших гостиницах города, поскольку мистер Беннет считал возможным, что они остановились в одной из них, перед тем как найти себе постоянное жилье. Сам мистер Гардинер не считал, что этот шаг принесет успех, но поскольку его свояк настаивал на этом, то он собирался ему помочь. А еще их дядя сообщал, что мистер Беннет пока совсем не склонен покидать Лондон и вскоре собирается им написать. Далее следовал постскриптум, в котором было следующее:

«Я написал полковнику Форстеру и попросил его, если возможно, узнать от однополчан Викхема, не было ли у него случайно каких-то родственников или знакомых, которые могли бы подсказать, в какой части города он мог спрятаться. Если бы найти того, к кому можно было бы обратиться по этому поводу, это имело бы существенные последствия. Сейчас у нас нет никаких зацепок. Надеюсь, полковник Форстер сделает все, что сможет, чтобы помочь в этом деле. Я тут хорошенько подумал – может, Лиззи имеет какие-то сведения о его родственниках?»

Элизабет сразу же догадалась, откуда происходит такое уважение к ее авторитетному мнению в этом вопросе, но она, несмотря на все свое желание, никак не могла сообщить ничего такого, чтобы этот авторитет поддержать.

Она никогда не слышала, чтобы у Викхема были какие-то родственники, кроме матери и отца, которые давно умерли. Однако вполне вероятно, что кто-то из его однополчан мог знать больше, и хотя она не слишком на это надеялась, все же попробовать стоило.

Каждый день в Лонгберне был теперь днем нервного ожидания, и наиболее тревожной частью дня было время, когда приходила почта. Получение писем стало важнейшим объектом утреннего нетерпения. Именно из письма должны они узнать новости – хорошие или плохие, поэтому каждый следующий день все ожидали получения каких-то очень важных сведений.

И пока они дожидались нового письма от мистера Гардинера, пришло письмо их отцу от мистера Коллинза, который Джейн распечатала и прочитала лично, потому что именно такие указания дал ей мистер Беннет перед своим отъездом. Элизабет, зная, какими причудливо-забавными всегда были его письма, тоже его просмотрела, а потом прочитала полностью. Вот что писал мистер Коллинз:

«Уважаемый г-н!

Я осознаю, что наши семейные отношения и мое общественное положение побуждают меня к высказыванию вам сожаления по поводу того несчастья, которое вас постигло и о чем мне вчера письмом сообщили в Гертфордшире. Можете, уважаемый господин, не сомневаться, что и миссис Коллинз, и я искренне сочувствуем вам и всей вашей уважаемой семье в вашем горе, которое является, к сожалению, неизбывным, потому что вызвано причиной, которую время не в состоянии устранить. Со своей стороны я сделаю все, чтобы облегчить ваши жестокие страдания и утешить вас в ситуации, из всех возможных наиболее удручающей для родительского сердца. По сравнению с тем, что случилось, смерть вашей дочери показалась бы благословением. То, что произошло, заслуживает всяческого осуждения еще и потому, что есть все основания, как говорит моя дорога Шарлотта, считать такое распутное поведение следствием чрезмерной ласки и попустительства со стороны родителей; одновременно, к удовольствию вашему и миссис Беннет, я склонен предполагать, что Лидия такой уродилась, иначе она не могла бы совершить такое страшное преступление в столь юном возрасте. Как бы там ни было, вы заслуживаете глубокого сочувствия, в котором ко мне присоединяется не только миссис Коллинз, но и леди Кэтрин и ее дочь, которым я сообщил о том, что произошло. Они разделяют мои опасения, что этот катастрофический шаг одной дочери может причинить вред будущему всех других ваших дочерей, а кто – как снисходительно говорит леди Кэтрин – захочет родниться с такой семьей? Это соображение заставляет меня с особым удовольствием вспоминать одно событие, которое произошло в ноябре прошлого года, потому что если бы случилось иначе, то я бы сейчас был вынужден делить с вами все ваши беды и весь ваш позор. Позвольте посоветовать вам, милостивый государь, приложить все усилия, чтобы найти себе удовольствие, а ваше недостойное дитя навсегда лишить родительской любви. Пусть пожинает плоды своего отвратительного поступка.

С уважением, и т. д., и т. д.»

Мистер Гардинер написал только после того, как получил ответ от полковника Форстера, и сведения его были неутешительные. Никто не знал, были ли у Викхема какие-то родственники, с которыми бы он поддерживал отношения; было достоверно известно, что близких родственников у него не осталось. Бывших знакомых у Викхема было много, но с тех пор, как он вступил в милицейские войска, было не похоже, чтобы он продолжал с кем-то из них общаться. Поэтому обратиться за сведениями о нем было не к кому. А то ужасное состояние, в котором находились его финансы, стало еще одним основанием (кроме опасения возможных шагов со стороны родителей Лидии) для таинственного исчезновения, поскольку оказалось, что он оставил после себя немалую сумму карточных долгов. По мнению полковника Форстера, понадобится более тысячи фунтов, чтобы покрыть расходы Викхема в Брайтоне. Он многим задолжал в городе, но еще больше были его долги чести. Мистер Гардинер и не пытался скрыть эти подробности от лонгбернской семьи; Джейн слушала их с выражением ужаса на лице. «Так он картежник! – воскликнула она. – Вот это да! А я и понятия об этом не имела».

А еще мистер Гардинер в своем письме сообщил, что их отец должен вернуться домой на следующий день, то есть в субботу. Подавленный своими неудачными попытками, он поддался на уговоры свояка вернуться домой, оставив на него продолжение поисков, чтобы тот сделал все возможное в зависимости от обстоятельств. Эту новость миссис Беннет, несмотря на ожидания своих дочерей, встретила с гораздо меньшим энтузиазмом, чем раньше, когда она выражала опасения за его жизнь.

– Как?! Он возвращается, не найдя бедной Лидии? – воскликнула она. – Пусть остается в Лондоне, пока их не найдет. Кто же тогда вызовет на дуэль Викхема и заставит его жениться на Лидии, если он собирается уехать?!

Поскольку у миссис Гардинер появилось желание вернуться домой, то решили, что она с детьми отправится в Лондон тогда же, когда мистер Беннет оттуда приедет. Поэтому хозяин поместья вернулся в Лонгберн, а они тем же экипажем осуществили первую часть своей поездки.

Миссис Гардинер уехала, так ничего и не узнав о Элизабет и ее дербиширском приятеле, который ей так симпатизировал. Ни с кем из них ее племянница не заводила о нем разговоры, а надежды миссис Гардинер, что вскоре после их приезда из Дербишира от него придет письмо, так ожиданиями и остались. По возвращении Элизабет не получила из Пемберли ни единого письма.

Нынешнего семейного несчастья ей вполне хватало для того, чтобы чувствовать себя подавленной, поэтому не стоило забивать себе голову еще и этой проблемой, хотя Элизабет, в настоящее время достаточно хорошо разобравшись в собственных чувствах, прекрасно осознавала, что если бы она не знала ничего о Дарси, то ей было бы несколько легче пережить весь ужас того позора, которым покрыла себя Лидия. Ей подумалось, что это сократило бы вдвое количество ее бессонных ночей.

Когда мистер Беннет прибыл, выглядел как обычно – по-философски спокойный. Говорил он тоже, как обычно, мало. О деле, позвавшем его в город, он не сказал ничего вообще, и дочери его не сразу решились о нем расспрашивать.

Только во второй половине дня, когда он присоединился к ним во время чаепития, Элизабет попыталась заговорить на эту тему, а мистер Беннет, выслушав ее короткое сожаление по поводу несчастий, которые ему пришлось пережить, ответил:

– Не надо об этом ничего говорить. Это же мои страдания, а не ваши. Это я во всем виноват, поэтому и должен страдать сам.

– Не будь к себе таким строгим, – ответила Элизабет.

– Не подталкивай меня к этому греху! Для человеческой натуры грех снисхождения к самому себе является таким соблазнительным! Нет, Лиззи, – позволь мне хоть раз в жизни в полной мере почувствовать свою вину. Но я не боюсь сломаться под тяжестью этого чувства – оно же такое мимолетное!

– Как ты думаешь – они в Лондоне?

– Да, где же еще они могут так хорошо спрятаться?

– К тому же Лидия всегда мечтала побывать в Лондоне, – добавила Китти.

– Значит, ей очень повезло с этим бегством, – сухо сказал отец, – она, наверное, надолго там задержится.

Немного помолчав, он продолжил:

– Лиззи, я не держу на тебя зла за тот совет, который ты мне дала в мае и который – с учетом того, что произошло – демонстрирует твою удивительную проницательность.

Их разговор прервало появление старшей мисс Беннет, которая пришла за чаем для своей матери.

– Кому-то эта показуха явно нравится, – воскликнул мистер Беннет, – она придает определенной утонченности страданиям! Завтра я сделаю то же самое: надену ночную шапочку, халат, засяду у себя в библиотеке и буду горевать, с нетерпением ожидая, пока не сбежит Китти.

– Никуда я не сбегу, папа, – раздраженно ответила Китти. – Если бы я поехала в Брайтон, то вела бы себя лучше, чем Лидия.

– Ты – и в Брайтон?! Но я бы не отпустил тебя и за пятьдесят фунтов даже в Ист-Берн! Нет, Китти! Теперь я стал расчетливым, и вскоре ты почувствуешь последствия этой перемены. Больше никогда ни один офицер не зайдет в мой дом и даже не появится в округе. Балы запрещаются полностью – разве что только в сопровождении старших сестер. На улицу – не рыпаться, если каждый день не сможешь доказать, что вела себя рассудительно в течение десяти минут.

Китти восприняла эти угрозы вполне серьезно и поэтому начала плакать.

– Ну ладно, ладно, – сказал отец, – не убивайся. Если следующие десять лет ты будешь послушной девочкой, то к концу этого срока я вывезу тебя в люди.

Через два дня после возвращения мистера Беннета Джейн и Элизабет прогуливались среди кустарниковых насаждений позади дома и заметили экономку, которая спешила к ним. Решив, что та пришла позвать их к матери, они пошли ей навстречу; приблизившись, они услышали не ожидаемые наставления миссис Беннет, а такие слова, с которыми экономка обратилась к старшей сестре:

– Простите, сударыня, за вмешательство, но я надеюсь, что вам приятно будет услышать хорошие новости из Лондона, поэтому я решилась прийти и спросить.

– О чем ты говоришь, Хилл? Ни о каких новостях из города мы не знаем.

– Да что вы, сударыня, – сказала миссис Хилл крайне удивленно, – разве вы не знаете о вестнике, прибывшем к хозяину от мистера Гардинера? Он был здесь менее получаса назад и принес хозяину письмо.

Девушки опрометью бросились к дому, не теряя времени на разговоры. Они пролетели через вестибюль в столовую, оттуда – в библиотеку, но отца не нашли и там; они уже собирались отправиться наверх, думая, что он в комнате матери, как вдруг встретили дворецкого, который сказал:

– Если вы ищете хозяина, госпожа, то он сейчас направляется к роще.

Получив эти сведения, сестры сразу же бросились назад через зал и направились бегом через лужайку вслед за отцом, который решительно направлялся к небольшому леску на краю поля.