Джейн Остин - Гордость и предубеждение

Викхем тоже выглядел не менее уверенным в себе, чем Лидия, но его манеры были всегда настолько приятными, что если бы характер его и обстоятельства бракосочетания были такими, как следует, то его улыбки и непринужденное поведение во время официального родство вызвали бы общий восторг. Элизабет раньше и понятия не имела, что он может быть таким самоуверенным; и она села, решив больше никогда не устанавливать границ дерзости наглого человека. Поэтому покраснела именно она, и покраснела Джейн, а щеки тех, кто вызвал их смятение, не претерпели никаких изменений цвета.

Разговоров хватало. Молодая и ее мать никак не могли переговорить друг друга; а Викхем, которому выпало сидеть рядом с Элизабет, начал спрашивать о своих знакомых в их округе с доброжелательной непринужденностью, на которую Элизабет не могла ответить с той же степенью доброжелательности и непринужденности. Казалось, что у них остались только самые приятные воспоминания. Прошлое вспоминалось безболезненно; Лидия сама подводила разговор к темам, которых ее сестры не решились бы коснуться ни за что на свете.

– Вы только подумайте, – сказала она, – прошло уже три месяца с тех пор, как я уехала, а кажется, что прошло всего две недели! А сколько всего произошло за это время! Боже правый! Когда я уезжала, то и не думала, что выйду замуж! Хотя я часто думала, что было бы весьма неплохо это сделать.

Ее отец поднял глаза, Джейн расстроилась, а Элизабет красноречиво посмотрела на Лидию; но она, никогда не слышавшая и не видевшая того, чего решила не замечать, так весело продолжала:

– Ой, мамочка, а наши соседи знают, что я сегодня вышла замуж? Я боялась, что не знают, поэтому, когда мы обгоняли Уильяма Гулдинга в его двуколке, мне захотелось, чтобы он об этом узнал; поэтому я опустила окно с его стороны, сняла перчатку и положила руку на рамку окна, чтобы он мог видеть кольцо, а затем улыбнулась и поклонилась ему, словно какая-то гранд-дама.

Терпение Элизабет лопнуло. Она встала и выбежала из комнаты; и больше не возвращалась, пока не услышала, как все ушли через холл в столовую. Тогда она снова присоединилась к ним – и как раз вовремя, потому что успела увидеть, как Лидия, щеголяя, подошла к матери с правой стороны, и услышать, как она сказала своей старшей сестре:

– Ага, Джейн! Теперь я буду сидеть на твоем месте, а ты – подвинешься подальше, я теперь – замужняя женщина.

Что-то не похоже было, что со временем у Лидии появится хоть какая-то сдержанность, которой раньше ей совсем не хватало. Наоборот – она стала еще более бесцеремонной и веселой. Ей хотелось как можно скорее увидеться с тетушкой Филипс, Лукас и со всеми соседями, чтобы услышать, как те зовут ее «миссис Викхем»; а пока она сразу же после обеда побежала к миссис Хилл и двум служанкам, чтобы похвастаться своим замужеством и показать им обручальное кольцо.

– Ну что, мама, – сказала она, когда все вернулись в комнату для завтрака, – какого ты мнения о моем муже? Привлекательный мужчина, правда? Мои сестры просто лопнут от зависти. Что ж, буду надеяться, что им хоть немного повезет так, как повезло мне. Надо им ехать в Брайтон. Там надо искать мужчин. Жаль, матушка, что мы все туда не поехали.

– Действительно, жаль; была бы на то моя воля, то поехали бы. Но, Лидонька, мне совсем не нравится, что ты едешь так далеко. Это что – обязательно?

– К сожалению, да. Тут ничего не поделаешь. Однако думаю, что мне там понравится. Непременно приезжайте к нам – ты с папой и сестры. Всю зиму мы пробудем в Ньюкасле, думаю, что балы там все же будут, и я позабочусь, чтобы у всех моих сестер были хорошие кавалеры.

– Вот было бы хорошо! – воскликнула ее мать. – А потом, когда вы будете возвращаться домой, оставить у нас одну или две из них. Я почти не сомневаюсь, что к весне я смогу найти им мужей.

Гости не могли оставаться у них дольше десяти дней. Мистер Викхем уже получил звание перед отъездом из Лондона и должен был прибыть в полк в течение двух недель.

Никто, кроме миссис Беннет, не жалел, что гости пробудут у них такое непродолжительное время, и она пыталась как можно лучше использовать это время, нанося со своей дочерью визиты и устраивая многочисленные приемы дома. Эти приемы нравились всем, потому что всем хотелось хоть на время вырваться из семейного круга – и умным, и не слишком.

Чувства Викхема к Лидии были именно такими, как и ожидала Элизабет: гораздо слабее, чем чувства Лидии к нему. И ей не обязательно было видеть молодых сейчас, чтобы из всего хода событий сделать следующий вывод: к их побегу привела сила именно ее любви, а не его. Элизабет было бы непонятно – почему, не слишком любя ее, он вообще решился на побег, если бы не была уверена, что Викхем просто вынужден был бежать из-за своих долгов; а если уж бежать, то бежать с подругой – перед таким соблазном этот молодой человек устоять явно не мог.

Лидия же в нем души не чаяла. Она называла его не иначе как «мой дорогой Викхем» и считала, что никто не способен был с ним сравниться. Что бы он ни делал, он делал лучше других. Она не сомневалась, что первого сентября, когда откроется охотничий сезон, Викхем застрелит больше дичи, чем кто-либо другой в округе. Однажды утром, вскоре после приезда, Лидия, сидя с двумя старшими сестрами, обратилась к Элизабет:

– Лиззи, кажется, я так и не рассказала тебе о своем замужестве. Когда я это рассказывала маме и другим, тогда тебя не было рядом. Тебе разве не интересно услышать, как все это произошло?

– Если по правде, то нет, – ответила Элизабет, – думаю, что о твоем браке вообще надо говорить как можно меньше.

– Ишь ты! Какая ты странная! Но все равно слушай, как это происходило. Так вот – мы обвенчались в церкви Св. Элемента, потому что жилище Викхема располагалось в том приходе. Было договорено, что все мы должны быть там в одиннадцать. Я должна была приехать туда со своими дядей и тетей, а всем остальным предстояло встретить нас в церкви. И вот наступило утро назначенного дня – это был понедельник, – а я просто места себе не находила от волнения. Знаешь, я боялась, что произойдет что-то такое, из-за чего венчание будет отсрочено, а тогда бы я точно свихнулась с ума. А тут еще тетушка надоедала мне своими проповедями и напутствиями, пока я одевалась! И я ее почти не слышала, думала в то время, как ты можешь догадаться, о моем дорогом Викхеме. Мне ужасно хотелось узнать, наденет ли он на церемонию свой голубой мундир. Ах да, значит, мы позавтракали, как всегда, в десять; я никак не могла дождаться окончания завтрака, потому что, между прочим, должна вам сказать, что тетя и дядя не переставали упрекать меня все то время, которое я с ними пробыла. Вы просто не поверите – я ни разу не вышла из дома за две недели моего пребывания там. И за все время ни одной вечеринки, ни одной встречи – ничего вообще! Понятно, что сейчас в Лондоне не происходит почти ничего интересного, так как все разъехались отдыхать, но, по крайней мере, Малый театр все же работае! Так вот – как только карета подъехала к крыльцу, дядю позвали по делу к этомут ужасному мистеру Стоуну. А знаете, когда они сходятся вместе, то это уже надолго. Я так перепугалась: не знала, что и делать, потому что именно мой дядя должен был выдавать меня замуж, и если бы мы хоть немного опоздали, то день прошел бы напрасно. Но, к счастью, он вернулся через десять минут, и мы отправились в церковь. Однако уже потом я вспомнила, что даже если бы мы опоздали, то венчание не пришлось бы откладывать, потому что мистер Дарси и об этом бы позаботился.

– Мистер Дарси?! – повторила за ней Элизабет крайне удивленно.

– Да! Он должен был приехать туда вместе с Викхемом. Ой, увы! Как же я могла забыть?! И я же не должна ни полслова об этом рассказывать! Я же обещала им искренне ничего об этом не говорить! И что теперь подумает Викхем? Это же должно быть большой тайной!

– Если это должно быть тайной, – сказала Джейн, – то ничего больше не говори на эту тему. Даю слово, что я больше ничего не буду спрашивать.

– Да, конечно! – подтвердила Элизабет, сгорая от любопытства. – Мы не будем тебя расспрашивать.

– Вот и слава Богу, – сказала Лидия, – потому что в противном случае я не удержалась бы и все вам рассказала, и тогда бы Викхем очень разозлился.

Но Элизабет так и не нашла в себе сил устоять перед соблазном, поэтому ей пришлось поспешно покинуть комнату.

И жить в неведении о таком важном моменте было просто невозможно; по крайней мере, невозможно было не стремиться о чем-то узнать-таки. Итак, мистер Дарси присутствовал на венчании ее сестры. Почти не приходилось сомневаться, что это было именно то событие, на котором он наименее всего хотел бы участвовать, и люди, которые там были, не вызвали у него желания с ними встречаться. Самые невероятные догадки относительно возможных мотивов молниеносно пронеслись в голове, но ни одна из них не принесла ей удовлетворительного объяснения. Те из них, которые радовали Элизабет больше и выставляли его поведение в благородном свете, как раз и выдавались самыми невероятными. Неясность и неуверенность угнетали ее. Быстро схватив лист бумаги, Элизабет написала коротенькое письмо своей тете, требуя объяснения того, о чем обмолвилась Лидия, – если это не противоречило той степени таинственности, о которой было договорено.

«Вам нетрудно понять, – добавила она, – как сильно мое желание узнать: почему это человек, который не является родственником никому из нас и который является для нашей семьи чужаком (в относительном смысле), был среди вас во время такого события. Пожалуйста, дайте мне немедленный ответ и просветите меня – если, конечно же, по каким-то весомым причинам это не должно оставаться тайной, как считает Лидия. Если так, то мне придется довольствоваться полным неведением».

«Хотя никто и не собирается им удовлетвориться, – добавила она уже сама себе, закончив письмо. – И если вы, дорогая тетя, не объявите мне об этом по-хорошему, то я обязательно прибегну к хитрости и всевозможным уловкам, чтобы выяснить правду».

Присущее Джейн обостренное чувство обязанности не позволило ей обсуждать наедине с Элизабет то, о чем обмолвилась Лидия, а Элизабет только того и надо было: она предпочла не доверяться никому, пока не придет хоть какой-то ответ на ее расспросы.

Элизабет повезло – она получила ответ даже быстрее, чем ожидала. Как только ей принесли письмо, она быстро схватила его и отправилась в рощу, чтобы никто не мешал его читать. Сев на одну из скамеек, Элизабет приготовилась к приятным впечатлениям, потому что сам объем письма убедил ее в том, что тетя не отказала ей в разъяснениях.

«Грейсчерч-стрит, 6 сентября.

Дорогая племянница!

Только что получила твое письмо и собираюсь все утро посвятить написанию ответа на него, так как догадываюсь, что скупые сведения не вместят всего того, о чем я хочу тебе рассказать. Скажу откровенно – я удивлена твоей просьбой, потому что не ожидала ее именно от тебя. Однако не думай, что я разозлилась, поскольку хочу только, чтобы ты знала, что я считаю такие расспросы с твоей стороны ненужными и неуместными. Постарайся понять меня, а если нет – то прости меня за такую дерзость. Твой дядя удивлен не менее, чем я – и ничто не заставило бы его поступить так, как он поступил, если бы он не верил, что ты являешься заинтересованной стороной. Но если ты не имеешь к этому отношения и действительно ничего не знаешь, тогда мне следует быть более откровенной. В день моего возвращения из Лонгберна к твоему дяде пришел неожиданный визитер – мистер Дарси. Они закрылись и провели многочасовую беседу, которая закончилась еще до моего приезда, поэтому моя любознательность пострадала не так сильно, как твоя. Он прибыл, чтобы сказать мистеру Гардинеру, что узнал, где находятся твоя сестра и мистер Викхем, и уже успел переговорить с ними обоими: несколько раз с Викхемом и один раз – с твоей сестрой. Насколько я поняла, мистер Дарси покинул Дербишир через день после нашего отъезда и приехал в Лондон с твердым намерением выследить их. К этому, как он заявил, его побудило осознание собственной вины в том, что слишком мало рассказывал о ничтожности Викхема и поэтому не смог предотвратить любовь и доверие к нему со стороны порядочных девушек. Мистер Дарси во всем великодушно обвинял свою чрезмерную гордыню и признался, что ранее считал ниже собственного достоинства предавать огласке свои частные дела и думал, что люди сами разберутся – кто такой Викхем. Поэтому он счел своим моральным долгом вмешаться и попытаться устранить зло, вызванное, как он считал, им самим. Я уверена, что любая другая причина его поступка была бы такой же благородной. Через несколько дней после своего приезда в Лондон ему удалось-таки выследить беглецов, но в своих поисках он руководствовался тем, о чем нам было неизвестно; именно это и стало второй причиной, которая побудила его отправиться вслед за нами. Там живет женщина, кажется, по имени миссис Янг, которая некоторое время назад работала гувернанткой мисс Дарси, но была уволена из-за какого-то проступка, какого именно – мне неизвестно. После этого она приобрела большой дом на Эдвард-стрит и с тех пор живет тем, что сдает там жилье. Мистер Дарси знал, что упомянутая миссис Янг – близкая приятельница Викхема, поэтому, как только он добрался до Лондона, поехал к ней, чтобы заполучить сведения о Викхеме. Но сделать это ему удалось только через два или три дня. Тут, думаю, не обошлось без подкупа и обещаний, потому что эта дама таки действительно знала, где нужно было искать беглецов. Викхем действительно обратился к ней сразу по прибытии в город, и если бы тогда у миссис Янг было свободное помещение, она непременно приютила бы их. Однако, в конце концов, наш добрый друг мистер Дарси раздобыл нужный адрес. Они жили на улице *****. Сначала он увиделся с Викхемом, а затем настоял на том, чтобы встретиться с Лидией. Он сказал, что сначала хотел убедить ее прекратить такое позорное поведение и вернуться к своим родным, как только их удастся уговорить принять ее, а затем предложил всю необходимую помощь. Но, как оказалось, Лидия твердо решила никуда не возвращаться. Что касалось родных – ей было все равно, его помощь ей была не нужна, и она и слушать не хотела о том, чтобы покинуть Викхема. Лидия была уверена, что рано или поздно они поженятся, а когда – не имело для нее большого значения. Поэтому, несмотря на чувства Лидии, мистер Дарси решил, что не осталось ничего иного, как ускорить свадьбу, о которой, как он узнал во время первой же встречи с Викхемом, тот и не помышлял. Он признал, что вынужден был покинуть полк из-за больших карточных долгов, и беспардонно заявил, что все негативные последствия, которые влекло за собой бегство Лидии, – это результат ее собственной глупости. Викхем собирался немедленно подать в отставку; что касается его планов на будущее, то они были очень расплывчатыми. Он хотел что-то делать, но не знал – что именно. Все, что он знал, – это то, что средств на жизнь у него нет. Мистер Дарси спросил Викхема, почему он сразу не женился на твоей сестре. Хотя мистер Беннет и не был очень богатым, он все равно смог бы чем-то ему помочь, и от женитьбы его положение только улучшилось бы. Но в ответ на свой вопрос мистер Дарси услышал, что Викхем до сих пор надеялся разбогатеть путем брака в другом месте, где его никто не знал. Однако даже при таких намерениях он не смог устоять против соблазна решить свои проблемы немедленно и не уезжая так далеко. Они встречались несколько раз, потому что было много вопросов для обсуждения. Викхему, конечно же, хотелось получить больше, чем мистер Дарси собирался ему предложить, но, в конце концов, вынужден был проявить рассудительность. Решив все вопросы с ним, мистер Дарси собирался со временем ввести в курс дела твоего дядю, для чего он и появился впервые на Грейсчерч-стрит вечером за день до моего приезда. Но мистера Гардинера дома не было, к тому же после расспросов мистер Дарси узнал, что у нас до сих пор находится твой отец и что он собирается отправиться домой на следующее утро. Он рассудил, что твой отец не тот человек, с которым это дело можно было бы обсудить так тщательно и всесторонне, как с твоим дядей, и поэтому предпочел отложить встречу с последним после отбытия первого. Имени своего он не оставил, поэтому было лишь известно, что некий джентльмен заходил по делу. В субботу он посетил нас снова. В то время мистер Беннет уже уехал, мистер Гардинер приехал, и они, как я уже говорила, вели с мистером Дарси продолжительный разговор. В воскресенье они встречались еще раз, и тогда уже и я сама могла с ним встретиться. Окончательно дело было решено только в понедельник. Как только это было сделано, в Лонгберн послали вестника с письмом. Но упрямство проявил наш визитер! Должна сказать, Лиззи, что упрямство – это единственный настоящий недостаток его характера. В разное время его обвиняли в различных недостатках, но этот недостаток – не выдуманный. Он все пытался сделать сам, хотя уверена (я не утверждаю это в расчете на благодарность, и никому не рассказывай), что твой дядя и сам охотно все уладил бы. Они долго и отчаянно спорили, явно больше, чем того заслуживали упомянутый джентльмен или его барышня. Но, в конце концов, твоему дяде пришлось уступить: вместо необходимости помогать своей племяннице он вынужден был согласиться присвоить себе будущую славу благодетеля, что было ему явно не по душе. Поэтому мне кажется, что твое письмо, которое мы получили сегодня утром, принесло ему огромное облегчение, потому что содержало требование объяснения, которое лишило бы его незаслуженной награды и отдало бы ее тому, кто ее действительно заслужил. Но, Лиззи, – никто, кроме тебя или, на крайний случай, Джейн – не должен об этом знать. Думаю, ты знаешь, что было сделано для этих молодых людей. Будут оплачены его долги – а они, насколько я знаю, значительно больше тысячи фунтов; Лидии, кроме собственной тысячи, назначается еще одна, а ему было приобретено воинское звание. Причины, по которым мистер Дарси предпочел все это сделать сам, я уже изложила выше. Он считает, что это из-за него, из-за его скрытности и из-за отсутствия у него должной осмотрительности Викхема вовремя не раскусили и не поступили с ним так, как он того не заслуживал. Возможно, какая-то доля истины в этом есть, хотя я сомневаюсь, что его сдержанность или кого-то другого виновата в случившемся. Но, несмотря на все это великодушие, дорогая Лизанька, можешь нисколько не сомневаться, что твой дядя никогда бы на это не согласился, если бы мы не отдавали мистеру Дарси должное за то, что к решению этого дела его побудил еще один интерес. Когда все, наконец, уладили, он вернулся к своим друзьям, которые до сих пор находились в Пемберли, где была достигнута договоренность, что на венчание он снова появится в Лондоне, чтобы потом окончательно утрясти все денежные дела. Кажется, что я рассказала тебе все. Этот рассказ, как ты ожидала, должен сильно тебя удивить. Надеюсь, что он тебя хотя бы не огорчит. Затем Лидия переехала к нам, а Викхем регулярно бывал в нашем доме. Он остался таким же, каким я его видела в Гертфордшире, но от ее поведения во время пребывания здесь я была просто в ужасе. Я бы тебе об этом не рассказывала, если бы из письма Джейн, которое я получила в среду, а не узнала, что по прибытии домой поведение Лидии было таким же, как и у нас, поэтому я не боюсь напугать тебя. Не один раз я крайне серьезно разговаривала с ней, пытаясь открыть ей глаза на всю греховность ее поступка, на весь тот позор, который она навлекла на свою семью. Хорошо, если она хоть что-то услышала, я уверена, что она меня не слушала. Сначала я на нее сердилась, но потом вспомнила о своих любимых Элизабет и Джейн, и ради вас стала с ней более терпеливой. Мистер Дарси, согласно своим обещаниям, вернулся вовремя и, как я тебе уже рассказывала, присутствовал на венчании. На следующий день он с нами пообедал и должен был выехать из Лондона в среду или четверг. А теперь, Лизанька, не злись на меня за то, что я воспользуюсь этой возможностью и скажу тебе (на что мне раньше не хватало смелости): как мне нравится мистер Дарси! Во всех отношениях его обращение с нами было таким же доброжелательным, как и во время нашего пребывания в Дербишире. Его рассудительность и его взгляды очень мне импонируют; все при нем, хотя, может, немного не хватает жизнерадостности. Но если он выберет себе достойную жену, то этому она его обязательно научит. Ох, и хитрец же он – о тебе почти ни словом не обмолвился. Но мне кажется, что он делал это умышленно. Извини, пожалуйста, если мои слова показались тебе самоуверенными, или хоть не сердись настолько сильно, чтобы не позволять мне бывать в П., я не успокоюсь, пока не объеду вокруг всего тамошнего парка. Лучше всего для этого подошли бы пара красивых пони и низкий фаэтон. Больше писать не могу, потому что полчаса, как меня ждут дети.