— Ну и ну! Как они все это сочиняют? — подала голос Джаз, качая головой. — Умеют же вешать людям лапшу на уши.

Но расстроить Мадди было просто невозможно. Бог свидетель, Джаз пыталась это сделать уже нескольких лет подряд. У Мадди были сметанно-белая кожа и длинные, волнистые черные волосы. Она была хорошенькой и носила только мини-юбки. Начальница любила работу, коллег — вообще жизнь. Будь Мадди домом, она была бы миленьким загородным коттеджем, стены которого обвивает клематис, домиком, наполненным светом, с каминами, где потрескивают дрова.

Марк грохнул телефонной трубкой.

— Безнадега! Полная безнадега! — театрально воскликнул он.

Мадди и Джаз подняли на Марка глаза: он провел рукой по лицу, словно вытирая пот.

— У этой бабы мозгов с грецкий орех, — продолжал он. — Мне нужно выйти.

И с этими словами он быстро вышел из комнаты: ясно — отправился выкурить сигарету.

Марк давно перестал быть интересным материалом для Джаз. С ним уже все ясно. В детстве парень наверняка был прехорошеньким ангелочком: круглые, как блюдца, ярко-голубые глаза, выступающие скулы, высокий лоб. Это многое объясняло в его поведении: пытаясь компенсировать природу, Марк изображал из себя мужественного кретина, с которым просто невозможно работать. На что он только ни шел, лишь бы выглядеть мачо, и не дай Бог не обнаружить, что на самом деле он просто славный добродушный малый. Марк всегда, сколько она его знала, стриг почти под нулевку свои густые вьющиеся волосы золотистого цвета — предмет зависти любой бабы, которая уж наверняка отрастила бы их, холила и лелеяла. Неужели он не понимает, что эта стрижка лишь подчеркивает его слабость? Тело его, как диагностировала Джаз, вытянулось и оформилось в поздний подростковый период, то есть комплекс неполноценности к тому времени уже успел сформироваться, так что носил он это тело с нарочитой агрессией.

Стол Джаз стоял напротив стола начальницы, Марк сидел в дальнем углу комнаты лицом к ним обеим. Стол напротив Миранды пустовал, но Марк, когда почти год назад пришел к ним работать, решительно отказался сесть за него. И Джаз понимала почему. Миранду трудно назвать привлекательной, да к тому же она жуткая зануда. В последние месяцы у Джаз появилось странное ощущение, что Марк за ней исподтишка наблюдает. Да к тому же его идиотские выходки становились все более непредсказуемыми. Девушка молила Бога, чтобы только Марк не захотел за ней приударить. Она старалась не думать об этом. Также как и о том, что ей постоянно приходилось поступаться своими принципами.

Когда Джаз только пришла работать в «Ура!», он был последним из могикан, журналом, который пропагандировал высшие ценности: человеческие отношения длиною в жизнь, в противовес тем, что легко и публично рвались; он писал о людях — Прометеях, но не об идолах. К сожалению, этот «милый» журнал становилось все труднее продать. Читатель хотел краткости, юмора и немного грязного белья. И вот главным редактором поставили Агату Миллер, и все изменилось. «Ура!» превратился в «Ура! Женский журнал с изюминкой» — а значит, у него появилась своя аудитория. Литературный стиль покатился по наклонной, нравственность последовала за ним, сюжеты скатились ниже некуда, зато тираж бил все рекорды. Джаз вдруг осознала, что работает уже не в последнем из приличных журналов, а в низкопробной женской желтой прессе.

С прежней работы Агата привела с собой нескольких коллег, среди которых был и Марк. Слава Богу, Агате понравилась колонка Джаз, и она решила ее оставить, почти ничего не меняя. Правда, велела разбросать по тексту побольше восклицательных знаков — в бизнесе это называется «скримеры» — с тем, чтобы читатель знал, что он только что проглотил шутку. Каждый такой знак был для Джаз как нож острый, но она все равно была рада, что ее колонку совсем не зарубили.

— А вот и еще одного нашего брата в грязи вываляли, — весело сказала Мадди. В руках она держала журнал, откуда и зачитала вслух пару параграфов — о том, как очередного известного журналиста низвергли с его пьедестала. Все его грязное белье, доселе долго хранившееся в корзине, вытащили на свет — и ну полоскать. Обычная история. После такой людоедской расправы вряд ли уже кто-нибудь будет читать его критические выпады в адрес других, знакомиться с его мнением о событиях в мире и о человеческой природе. Как бы блестяще он ни писал, все подумают: «Да уж! Болтать-то ты хорош!»

Джаз была очень благодарна судьбе: ее жизнь была такой простой и правильной. Семья у них просто замечательная, а все их родословное древо простое и ясное. И она знала, что так должно и оставаться. Твоя критика общества и гроша ломаного не будет стоить, соверши ты сам хоть один промах. Публику хлебом не корми, дай только на растерзание лицемеров. Особенно знаменитых.

Джасмин глубоко вздохнула. Ей все никак было не начать колонку. Чем дольше мучаешься с началом, тем хуже конечный результат. Отчего ей никак не сосредоточиться?

Из угла комнаты, которая была перед Джаз вся как на ладони, послышалось повизгивание, а затем хриплый смех.

— Вы только послушайте. Это просто гениально…

Это веселилась Сандра, которая вела отдел «письма читателей» — она зачитала одно из ею лично состряпанных писем благодарной читательницы в редакцию. В другой раз Джаз обязательно бы послушала, но сейчас она огромным усилием воли заставляла себя смотреть на экран. Сосредоточиться, сосредоточиться, сосредоточиться. Она пробегала пальцами по клавиатуре, будто исполняла фортепианный концерт, тупо уставившись в темный экран. А потом занялась любимым развлечением «девичьи грезы»: с которым из братьев Болдуинов ей все же хотелось бы застрять в лифте.

Компьютер подал сигнал. Отлично. Пришла электронная почта.

Джаз просмотрела письма. У первого письма появилась надпись: «СТОП! НАЖМИ». Она два раза кликнула.


ААРРГГХ! Я научилась пользоваться электронной почтой. И в таком восторге, что больше писать не могу. Отвечай сразу. Мой адрес: Maureen-Harris@loughborough.co.uk. Но попробуй только назвать меня Морин, тогда тебе больше не жить.

Мо


Отлично. И года не прошло. Наверное, Мо писала на допотопном компьютере. Скорее всего, кто-нибудь из учеников показал ей, как он работает. Джаз начала печатать.


ТЫ ПОЛУЧАЕШЬ МЕДАЛЬ ГЕРОЯ! ДЕСЯТЬ ОЧКОВ ИЗ ДЕСЯТИ! И Т. Д.

ДЖАЗ

Р. S. ЧТО У НАС НА ОБЕД?


После этого она снова попыталась сосредоточиться. Компьютер опять просигналил.

Черт подери! Джасмин дважды кликнула.


ААРРГГХ! Я научилась пользоваться электронной почтой. И в таком восторге, что больше писать не могу. Отвечай сразу. Мой адрес: Maureen-Harris@loughborough.co.uk. Но попробуй только назвать меня Морин, тогда тебе больше не жить.

Мо


О Господи! Отвечу и сразу начну работать.


Мо, дорогая, ты уже дважды прислала мне это письмо. У тебя получается то, о чем другие и не мечтают. Да наскучит тебе e-mail как можно скорее.

С любовью, Джаз


Снова сигнал. И снова Мо.


Знаю, что послала письмо дважды. Боялась, что в первый раз ты не обратишь внимания на сигнал.

Р. S. Сегодня твоя очередь готовить обед. Моя была в прошлом месяце.


Джаз улыбнулась. Да здравствует прогресс!

Мадди закончила просматривать газеты. Она встала и занялась редакционной текучкой.

— Марк, твоя статья «Сто деталей, которых ты не знал о злодее Уилли» — вне обсуждения.

Джаз увидела, как Марк широко заулыбался и глаза его замаслились от удовольствия.

— Клево, малышка, — подмигнул он ей.

— Марк, ты не понял, — сказала Мадди. — Она вне обсуждения, то есть ты опоздал с ней.

— Да? Очень жаль. Но, поверь, причина чертовски серьезная.

— Да неужели?

— Чертовски серьезная.

Мадди и Джаз наблюдали, как Марк пытается выкрутиться.

На столе у Джасмин зазвонил телефон.

— Черт подери! Так я никогда ничего не напишу, — пробормотала она и взяла трубку.

— Я сделаю это, — произнес голос, звучавший глухо, будто с того света.

— Что ты сделаешь?

— Брошу Симона. Ты же этого хотела, — чуть слышно пролепетала Джорджия.

— О Боже, — выдохнула Джаз. — Ну-ка рассказывай!

Она вдруг поняла, что абсолютно не представляет Джорджию одну, без спутника. Впрочем, навряд ли Джорджия и сама это представляла.

— Как ты думаешь, я действительно понравилась тому блондину во время прослушивания? — спросила сестра.

— Извини, но не вижу связи, — сказала Джаз своим любимым менторским тоном.

— Неважно, — ответила Джорджия. — Не заглянешь ко мне вечером? Мы бы вместе разработали тактику.

— Конечно, — радостно выпалила Джаз. Она чуть не сказала: «С большим удовольствием».

— Спасибо.

— Вот уж перемоем Симону косточки, — пообещала Джаз. — Порезвимся от души.

— Перемывать нечего, — с грустью сказала Джорджия, вспомнив о его широких плечах и позабыв о его широком заде.

— Уверена, что-нибудь да найдется, — ответила Джаз. — Кажется, уже нашла: у Симона ведь всего одна бровь. Меня всегда мучил вопрос: она что, тянется у него вокруг головы?

Джаз услышала смешок сестры.

— До вечера, — сказала она.

Джаз положила трубку и вывела заголовок: «Под контролем». Через сорок пять минут она поставила точку и принялась просматривать газеты.

ГЛАВА 4

В дверь дома номер пять по Уинчестер-роуд, что в Хемстеде, позвонили, и Сара Хейз в последний раз взглянула на себя в зеркало, обрамленное золоченой рамой.

В дверь снова позвонили, и она пошла открывать. При виде дорогих гостей ее лицо осветила улыбка.

— Привет, красавица, — сказала она Максин, и они расцеловались.

Любовь, смешанная с благодарностью, которые Сара испытывала к своей новой подружке Максин, частично объяснялась, во-первых, тем фактом, что та была замужем, и, во-вторых, тем, что та, без сомнения, была не такой красивой, как она сама. Более того, рядом с Максин Сара выглядела еще эффектней. Удачным было и то обстоятельство, что как раз роскошная внешность подруги и независимый яркий стиль ее жизни вызывали в Максин самые нежные чувства к Саре. Рядом с Сарой Максин почти забывала, что она замужем и что жизнь ее так банальна. Правду говорят, что противоположности сходятся.

— Чарльз! — воскликнула Сара как можно радушнее, приветствуя мужа Максин. Плечи его были такими покатыми, что она не могла понять, как только на них держится пиджак.

Подали дорогое вино, и гости выразили свое восхищение. Затем все перешли в гостиную, где свет был приглушен и тихо играла джазовая музыка, специально подобранная к ужину.

— Гарри и Джек уже здесь? — спросила Максин, присаживаясь на мягкий диван цвета спелой сливы и одобрительно оглядывая большую комнату.

— Еще нет. Вечно эти противные мальчишки заставляют нас ждать. — Сара приятельски подмигнула и налила две порции джина с тоником.

Она с трудом скрывала свое волнение. Прошло вот уже две недели со дня прослушивания, и сегодня Гарри должен был наконец сообщить, какие роли он дает ей и Максин. Саре не терпелось узнать. Существовала опасность, что она окончательно попадет в категорию актрис одного типажа: законченные стервы. Сыграть парочку таких ролей очень даже неплохо, но Сара хотела настоящей славы, и поэтому необходимо было срочно ломать стереотип. Так что этот благотворительный спектакль — прекрасный шанс показать себя в новом амплуа, а заодно реализовать свою давнишнюю мечту, — наконец-то поработать с Гарри Ноублом. Сара вот уже десять лет сгорала от желания с ним работать, с того самого дня, как ее брат Джек подружился с Гарри в Королевской академии драматического искусства.

Максин тоже мечтала получить роль в этом спектакле, хотя и не столь страстно. И она была когда-то актрисой, до того как занялась организацией благотворительных концертов с участием звезд и заработала себе на этом имя. В ее маленькой черной записной книжке было больше имен, чем в справочнике «Кто есть кто?». Но она не прочь была снова выйти на сцену, как в старые добрые времена, когда познакомилась с мужем.

Чарльз Карутерс-Браун впервые увидел Максин в спектакле «Вестсайдская история» в театре на Сорок Второй авеню. Она там пела в хоре и произвела на Чарльза такое впечатление, что он в тот же вечер прислал ей за кулисы огромный букет красных роз. После чего на протяжении двух недель приходил и смотрел все их спектакли подряд, пока она наконец не согласилась с ним встретиться.