— Вы так прекрасны сегодня, впрочем, как и всегда.

Она вспыхнула в ответ на комплимент, немедленно почувствовав, как щеки зарделись от охватившего волнения.

— Ваша светлость…

Выпрямившись, он оттолкнулся от стены и стал медленно приближаться, обходя комнату:

— Нам не стоило бы дальше придерживаться формальностей, не так ли?

— Мне кажется, с ними лучше, вы так не считаете? Мы ведь не то чтобы… друзья.

Вздернув подбородок, он внимательно посмотрел на нее:

— Вы снова возвращаетесь к событиям того злосчастного дня?

— А вы уже забыли о том разговоре наедине?

— Отчего же, помню, — ответил он, и его лицо потемнело.

— Вы не рассказали никому о том, что узнали. Почему?

— Откуда вам знать, что не рассказал?

— Изабелла обязательно упомянула бы об этом, ссылаясь на то, что Блэк занят поисками человека, у которого был мой платок.

Он медлил, стоя вполоборота к ней и глядя так странно, что она тоже остановилась, в свою очередь внимательно вглядываясь в него.

— Значит, Изабелле известны ваши тайны? Вы делитесь с ней всем?

Собрав волю, она решила обдумывать каждое слово и держаться уверенно.

— Не всем, но ей известно о Томасе. И она ничего не говорила мне о том, что вы заняты его поиском или нашли при нем что-то, говорящее о нашем знакомстве. Она не смогла бы предать ни Блэка, ни ваш орден, но обязательно сообщила бы, узнав о чем-то, угрожающем моей репутации.

— У меня нет мыслей опорочить вас, Люси, — тихо проговорил он.

— Почему вы не поделились тем, что узнали обо мне и том человеке, которого считаете убийцей Найтона? Почему до сих пор утаиваете это? — вопрошала она, не скрывая изумления.

— Это не имело большой важности.

— Но вы убедили меня в противоположном, возвращая платок.

— Я всего лишь расследовал это дело. Прежде чем посвящать во что-то Блэка и Элинвика, мне самому стоило бы во всем разобраться. Вы можете вполне на меня положиться. Я не собираюсь говорить о вас.

— Ваше разбирательство не вывело на человека, с которым, как вы полагаете, я связана. Просто потому, что Томас не мог никого убить.

— У него был ваш платок. Вы сами согласились с тем, что тот, за кем я охочусь, похож на человека, которого вы считали мертвым. Как вы можете объяснить его чудесное воскрешение?

— Вижу, вам нравится поддразнивать меня увлечением оккультизмом. Смею уверить, я не нахожу ваши насмешки безобидными. Готова согласиться, что внешнее сходство мне тоже кажется несколько странным, но, имела бы я возможность хоть раз поговорить с ним, все бы открылось, и вы бы поняли, что охотитесь не за тем.

— Вы играете в опасную игру, доверяясь человеку, который покинул вас, заставив поверить в свою смерть.

В этот момент Люси показалось, что в комнате потемнело, от герцога зримо исходила опасность, а он всегда так сдержан, так совершенен. Всегда, но не сейчас.

— Говорите, когда виделись с ним? Он был у вас, писал вам? Вы встречались тайно на балу или в театре?

Сассекс был нарочито груб и бесцеремонен. Люси выпрямилась во весь рост, стараясь казаться выше и сильнее.

— Даже если и встречалась, вам-то какое дело?

Он только глянул ей в лицо, она заметила, как играют мускулы.

— Я обязан знать обо всем. Его существование, его местонахождение, каждая секунда его жизни — это мое дело.

— Если так, вы должны знать ответы на все ваши бестактные вопросы. На то вы и Брат Хранитель.

— Отвечайте на вопрос! — с угрозой прорычал он. — Он приходил к вам?

— Меня шокирует манера, в которой вы ведете допрос, ваша светлость. Это позволяет заключить: вам не сопутствовал успех в погоне за добычей, вот вы и пытаетесь узнать о нем через меня.

Он расхохотался, но без особого веселья.

— Я многое пытаюсь получить от вас, Люси, но ответы на вопросы о ваших последних встречах с убийцей и подонком касаются не только нас двоих.

Она вздрогнула от того, каким тоном были произнесены эти слова, от необоснованных обвинений, будто Томас мог стать причиной чьей-либо смерти.

— Вы несправедливо обвиняете его! Я ни за что его не выдам, пока не узнаю правды.

— Пожалуйста, не утруждайте себя. Мне всегда нравилась погоня, охота, если вам подходят эти образы. К чему мне желать увидеть его в качестве трофея на своем пороге? Это может отнять у меня радость преследовать и заколоть его, как змею, которой я его считаю.

Крепко сжав кулачки, она изо всех сил старалась сохранить самообладание.

— Вы ужасно ошибаетесь в нем, и я не собираюсь потворствовать этому.

Он пожал плечами и посмотрел на нее:

— Как же вы намереваетесь противостоять мне?

— Всеми доступными способами.

— Какая нерушимая преданность, — пробормотал он. — Знать бы только, чем он сумел ее заслужить.

— Это не ваша печаль.

— Вы, разумеется, правы. Не моя печаль, но на вопрос мне очень хотелось бы получить ответ. Меня всегда удивляло, как ему удалось этого достичь, в то время как во мне вы не видите ничего, кроме светского лоска, и не чувствуете ничего, кроме отвращения. Он соблазнил вас и оставил в одиночестве справляться со всеми последствиями, которые могла бы повлечь за собой подобная связь, а вы вознаграждаете его за это доверием и защитой. Я боготворю вашу красоту и мечтаю добиться согласия повести вас под венец, а вы смотрите на меня, словно я крыса, вцепившаяся в подол вашего платья.

Томас осыпал ее обещаниями, чего герцог никогда не делал. Разозлившись, она бросила ему в лицо первое, что пришло на ум:

— Он, по крайней мере, был искренним в своих комплиментах.

Его брови приподнялись, глаза опасно потемнели.

— А я, значит, нет?

— Вы говорите их, чтобы добиться своей цели, продвинуть план, который вы с моим отцом пытаетесь осуществить. Уверена, вы не станете делать ничего просто так, только для достижения цели.

— Вы думаете, я настолько расчетлив? Злодей против героя?

— Ничего я не думаю, кроме того, что вы совсем не подходите мне в мужья.

— Вы стали не на ту сторону, любимая, — сказал он затихающим голосом, почти прошептал, четко выговаривая слова. — Я намерен уничтожить его совершенно.

— Значит, по вашим словам, загнать его потому, что я люблю его и не испытываю этого чувства к вам?

Герцог вздрогнул. Почти незаметно, но она заметила. А еще заметила, как быстро ему удалось восстановить равновесие.

— Вас оскорбляет сама мысль о том, что я когда-то испытывала привязанность…

— Привязанность, не любовь? — быстро спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо.

Она предпочла не отвечать и продолжила:

— Это ваш способ запугать меня, не так ли, ваша светлость? Вы строили план с моим отцом, рассчитывая, что я стану поступать, как подобает всякой молодой женщине нашего круга. Но совершили большую ошибку оба. Я не почтительная дочь, готовая подчиняться любому требованию отца. Я не склонюсь перед вашей волей. Вы стараетесь не ради драгоценных Братьев Хранителей, а хотите подчинить меня. Ваше самолюбие страдает от того, что я чувствую привязанность к другому мужчине.

— Все связано исключительно с Братьями Хранителями.

— И с вашей гордостью!

— А как же насчет вашей гордости? — сердито взглянув, спросил он. — Вы намеренно защищаете кого-то, кто равнодушно разрушил вашу невинность, покинул, чтобы вновь появиться бог знает откуда и убить кого-то. Это не мешает вам защищать его. Может, ваша гордость уязвлена тем, что отец собирается устроить ваш брак с человеком, который сделает вас герцогиней. Что за храбрость, — насмешливо произнес он. — Ваш отец просто зверь, ведь он желает видеть ваше будущее надежным и определенно безопасным.

Ее щеки раскраснелись, но она заставила себя встретить его взгляд.

— Вы не сможете дать мне ничего, кроме сожалений!

— А он даст вам счастье, этот ваш тайный возлюбленный, который то появляется, то исчезает по собственному усмотрению? Он забирает то, что пожелает, а вам не оставляет ничего, кроме сожалений и разбитого сердца.

Ее подбородок дерзко вздернулся.

— Я ни о чем не жалею. Кроме того, вы ничего о нем не знаете, не понимаете ничего. Он невиновен, я уверена. Я разбираюсь в людях, он очень хороший и не может никого убить, он всегда отдает отчет в своих поступках. Ему нужно только, чтобы я верила ему. Я доверяла ему тогда, буду поступать так и впредь.

— Он не получит вас, — заявил Сассекс голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Я вам обещаю.

— Что же вы можете с этим поделать, ваша светлость? Шантажировать меня? Пожалеете его жизнь, если я дам согласие выйти за вас. Это вы имели в виду?

— Нет, не собираюсь щадить его ни при каких обстоятельствах.

— Что же тогда?

— Вы станете моей. У меня нет никаких сомнений.

— Не верю. Вы говорили, что мы враги.

— Нет, я сказал только, что он стал моим врагом. Вы же никогда.

— Мне кажется, одно влечет за собой другое, разве не так?

— Не так.

Он обошел комнату и остановился прямо перед ней. Потянувшись к ее руке, осторожно разогнул пальцы и положил ей на ладонь чудную розовую лилию. Когда их взгляды встретились, она поразилась страсти, которая сияла в его глазах. Холодный серый цвет сменился теплым серебристым, черные зрачки расширились и стали огромными. Он стоял, такой высокий, склонив к ней лицо. Люси почувствовала, как все пространство между ними наполняется жаром желания. Потом он выпустил ее руку, и она выдохнула с чувством облегчения, но тут же снова оказалась в плену его больших теплых ладоней, прижатых к ее щекам.

— Нет, это далеко не одно и то же. Но если уж вы настаиваете на том, чтобы мы были врагами, позвольте быть честным и сообщить вам, что я доверяю старому афоризму, гласящему, что друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе. Я знаю, что видел тем утром на крыше, был свидетелем того, что он наделал, и приложу все усилия, чтобы доказать вам это, найти его, загнать и заставить вас увидеть то, что вижу я. И будь я проклят, если не сделаю этого.

Напряжение в комнате быстро перерастало из холодной угрозы в завораживающую близость, Люси не чувствовала в себе сил сопротивляться этому. Когда она заговорила, ее голос прозвучал тихо, как шепот.

— Как вы хотите сделать это, ваша светлость?

Приподняв ее лицо, он стоял опасно близко, глаза в глаза, губы к губам. Она ощущала тепло его дыхания, в котором чувствовался не аромат чая, а пряный привкус бренди. Он выпил, когда ушел к себе в кабинет. Это странно подействовало на нее, заставив все внутри задрожать, а пульс забиться чаще.

Его взгляд блуждал по ее лицу, потом он заговорил глубоким прекрасным голосом, а ощущение от его сильных рук проникло глубоко в ее сущность, вызвав странное чувство острого желания, безрассудной готовности. Он лишил ее мыслей, дыхания, неприязни и пренебрежения, которые она обычно связывала с ним. Он поменял роли в их маленькой битве, в этой игре в кошки-мышки, которая каким-то образом началась между ними. Люси это не нравилось, она не могла вернуть руководство событиями в свои руки.

— Как я смогу это сделать? — спросил он, а ее ресницы затрепетали так близко у его губ, которые осторожно скользили по ее щеке. — Я буду везде, куда бы вы ни пошли. Я стану вашей тенью.

Голос нашептывал ей что-то, такой мужской и страстный. Его рот… Боже правый, он почти лишил ее чувств, всего лишь проведя нижней губой по ее щеке. Сквозь полузакрытые веки она видела его темные растрепанные волосы, пьянящий рот, приоткрытый в жадной попытке покрыть ее поцелуями.

— Везде, где будешь ты, там буду и я. Куда бы ты ни пошла, я пойду следом. Я буду с тобой в твоих снах, я буду рядом, пока ты спишь, за твоим столом, когда ты ешь…

О, эта нечестивая нижняя губа, она прикасалась к ее коже, играла с ней, поглаживая и прижимаясь, заставляя приоткрыться губы. Так вкрадчиво и нежно, словно он готов продолжать эту игру вечно.

— Я стану воздухом, которым ты дышишь.

Она медленно приоткрыла веки и поразилась глубокому взгляду герцога, прикованному к ее глазам.

— Вы грозите мне тем, что вряд ли сможете осуществить, ваша светлость.

Его рот легко коснулся ее в легчайшем поцелуе, всего лишь нежном прикосновении, тончайшем намеке на действие, подобно тому как колибри невесомо касается цветка и утоляет свой сладкий голод.

— Смогу. Обещаю. Клянусь. Это мой обет и предназначение.

— Я не хочу этого от вас. Вы разрушите мои надежды. Мои мечты.

— Все, чего я хочу, — войти в твои мечты, стать их частью, Люси.

Эти слова дохнули на нее страстью, которую не предлагали его губы и руки. Она пыталась сопротивляться его объятиям, которые нежным кольцом обвивали ее не только снаружи, но и где-то в потаенной глубине, преодолевая холод и отстраненность. Никому, даже Томасу, она не позволяла заглядывать туда. Но Сассекс желал большего, готов был просить ее о чем-то. Она еще не знала, сможет ли дать ему это, обладает ли тем, о чем он собирается умолять. Она похоронила свои нежнейшие чувства, девичьи фантазии о вечной любви, о белом рыцаре, который непременно явится, чтобы вырвать ее из рук злодеев. Это случилось уже так давно, что она успела забыть о своей вере в любовь.