– Мне нравится запах клея, – с обезоруживающей улыбкой заявил Чарли, – он пахнет гвоздикой.

– Значит, мы все будем пахнуть так же, если ты не перестанешь махать кисточкой для клея, – с напускной досадой сказал Генри. Он поднял полоску бирюзовой бумаги и приложил ее к лимонно-желтой полоске, внимательно посмотрел на них – так пристально он обычно рассматривал только скаковых лошадей. – Маура, а почему бы не сделать и такое сочетание? По-моему, очень красиво. Может, мне стоит переменить цвета моих скаковых лошадей на бирюзовый и лимонный?

Они сидели в гостиной вокруг большого низкого стола перед камином, в котором весело горел огонь. Александр дотянулся до бутылки виски и наполнил свой стакан.

– Может быть, сделать цепочки поменьше и украсить ими елку? – предложил он, не понимая, как такое детское занятие может интересовать взрослых людей.

– И мою спальню, – добавил Чарли, бумажные гирлянды были обмотаны у него вокруг шеи и спускались до самого пола. – Знаете, у Вилли Райнландера изголовье кровати украшает сделанный в полный рост павлин из бирюзы и изумрудов.

– Говорят, его сестра старается использовать траур, чтобы отомстить, – подхватил Генри. Он сосредоточенно сдвинул брови, соединяя желтое колечко с зеленым. – По-моему, балы для вдов – дурной тон, а бал, который дает Ариадна Райнландер, похоже, будет самым громким событием со времен празднеств, устраиваемых Марией-Антуанеттой в Версале.

– Бревурт, – поправил Чарли, увлеченно склеивая колечки. – Ариадна уже не Райнландер, она вышла замуж за Бревурта.

Генри с гордостью посмотрел на свое произведение – желто-зеленую цепочку. Впервые в жизни он сделал что-то своими руками, и это занятие доставило ему удивительное удовлетворение.

Он увлекся и не сразу заметил, что Александр и Маура не принимают участия в разговоре. Он отругал себя за бестактность. Генри заметил, что в последнее время Александр очень болезненно воспринимает любое упоминание о светской жизни, в которой для него теперь нет места. Чтобы как-то исправить неловкость, Генри положил свою цепочку на стол поверх груды уже готовых гирлянд и сказал с неподдельным интересом:

– Я и Чарли очень гордимся тем, что вы просите нас стать крестными отцами вашего ребенка. А кто будет крестной матерью?

Александр пожал плечами.

– Скорее всего, никто, нет подходящей кандидатуры…

– Есть, конечно, есть, – уверенно перебила его Маура.

Александр удивленно посмотрел на нее:

– О ком это ты? Во всем Нью-Йорке нет ни одной женщины, которая нанесла бы нам визит!

– Но ведь крестная не обязательно должна быть из Нью-Йорка, правда? – спросила Маура, деловито разматывая и снимая с Чарли пестрые гирлянды, цвета которых он подбирал сам, хотя и не всегда удачно.

Александр взъерошил рукой волосы, он испугался, что Маура опять вытащит на свет кого-нибудь из своих деревенских родственников.

– Нет, конечно, – согласился он без всякого энтузиазма, – но на крещении она должна присутствовать обязательно.

– Совсем не обязательно, – вмешался Генри. – Кто-нибудь может представлять ее. Такое часто случалось и раньше.

– Я не думаю… – сурово начал Александр, собираясь сразу же дать отпор Мауре, но Чарли быстро перебил его:

– Кого вы имеете в виду, Маура? Кого-нибудь в Ирландии?

– Нет. – Маура покачала головой. – Я говорю о своей подруге, мы вместе выросли. Она сейчас живет в Лондоне. – Маура посмотрела на Александра. – Изабел с радостью согласится стать крестной матерью. Как ты думаешь, это можно будет как-то устроить?

Александр облегченно вздохнул. Он согласился бы на кого угодно, лишь бы у крестной матери не было ирландского имени.

– Конечно, – обрадованно сказал он, памятуя, что Изабел – это все-таки леди Изабел.

В камине негромко потрескивали поленья. Маура, успокоившись, собрала готовые гирлянды. Потом, словно извиняясь сказала:

– Я устала. Оставлю вас наедине с виски, хочу лечь пораньше. Вы не против?

Мужчины с большим сожалением отпустили Мауру, понимая ее положение.

Генри и Чарли с удовольствием проводили время в ее компании. Для Генри она стала дочерью, которой у него никогда не было. Для Чарли – сестрой. Оба искренне полюбили ее. Им было жаль, что она оставляет их.

Александр проводил ее глазами до дверей. Со спины Маура оставалась такой же стройной и соблазнительной, как в первый день знакомства. Александр вспомнил их встречу на «Скотий». Тогда он и предположить не мог, что Маура станет так нужна ему, что он будет так страстно желать ее.

Теперь это казалось невероятным. Но тогда он видел перед собой только бедную девушку-ирландку, мало чем отличающуюся от остальных эмигрантов, разве что своим опрятным видом и красивыми блестящими волосами. Тогда Александр думал только о мести отцу, Маура вполне подходила для его плана, но только одна женщина занимала его мысли – Дженевра. И вдруг он почувствовал укор совести: он уже забыл, когда думал о ней в последний раз. Но не успел он вспомнить Дженсвру, как настойчивый голос Генри привлек его внимание. Генри нетерпеливо спрашивал:

– Александр, в третий раз повторяю: ты будешь играть в покер или нет?

В спальне с приветливыми портьерами теплых тонов, где она и Александр впервые были близки, Маура предалась воспоминаниям. В это время год назад она находилась в Баллачармише вместе с лордом Клэнмаром и Изабел. Мама была еще жива, а Кирон служил управляющим. В канун Рождества он срубил для них елку и поставил в гостиной. Они с Изабел наряжали ее. Последнее Рождество в Баллачармише ничем не отличалось от предыдущих, которые она отмечала там с восьми лет, когда переехала в усадьбу. Ничто не предвещало печальных перемен, которые подкрались уже совсем близко. Маура не догадывалась ни об ожидавшем ее горе, ни о счастье, которое за ним последует.

Она уселась на край постели, дотянулась до бумаги и пера.

«Дорогая, любимая Изабел, – начала она красивым крупным почерком. – Как ты отнесешься к тому, чтобы стать крестной матерью нашему ребенку? Может ли кто-нибудь представлять тебя на церемонии крещения?..»

Это было самое спокойное и самое приятное Рождество на памяти Александра, Чарли и Генри. Без утомительных балов и гостей. Днем они катались с горки на санях или на коньках по расчищенному замерзшему пруду. Тепло закутанная Маура с удовольствием наблюдала за ними. Длинными вечерами играли в карты, решали шарады, отгадывали загадки, даже изумленный дворецкий принимал участие в их развлечениях.

Первоначально Генри собирался пробыть в Тарне только до конца первой недели января. Но заканчивалась уже последняя неделя, а Генри и не думал уезжать, и Чарли тоже.

– Почему бы нам не остаться здесь навсегда? – с сожалением произнес Чарли, когда Александр намекнул, что им всем пора возвратиться в Нью-Йорк. – Стали бы отшельниками, забыли бы и Нью-Йорк, и общество, и эту надоевшую всем войну.

Когда Чарли, между прочим, упомянул войну, Александр нахмурился. Он, как и Чарли, заплатил триста долларов – сумму, которую было необходимо внести для освобождения от призыва, но в отличие от Чарли периодически испытывал из-за этого угрызения совести. Было время, когда он страстно мечтал принять участие в боях. Но счастье и удовольствия семейной жизни изменили Александра. Он уже не хотел отказываться от них ради более чем сомнительного упоения битвой. Ему теперь вовсе не хотелось рисковать жизнью ради Линкольна, и одновременно было ужасно стыдно признаться себе в этом.

– У тебя, может, и нет никаких срочных дел в Нью-Йорке, а у меня есть, – сухо сказал он. – Мы уезжаем завтра.

Чарли удивленно поднял брови. Бывали моменты, когда он переставал понимать друга. Чарли отлично знал, что у Александра нет срочных дел в Нью-Йорке, которые за него некому было бы сделать. Адвокатов, управляющих и финансовых советников у него хватало с избытком.

– Знаешь, я говорю серьезно, – произнес он, поправляя диванную подушку за спиной и вытягивая ноги на длинной, мягкой удобной софе. – Не понимаю, почему я всегда считал Генри старым занудой. Он сносно играет в покер и в лошадях разбирается не хуже твоего. Я бы предпочел остаться здесь с тобой, Маурой и Генри, чем таскаться с бала на бал во фраке, а уж к Ариадне Бревурт на день рождения мне совсем идти не хочется.

Александр нахмурился еще больше, подошел к камину и подложил дров. Генри с Маурой отправились осматривать лошадей, они ежедневно бывали в конюшнях. Для разговора о бале, который дает Ариадна Бревурт, время как раз было подходящее. Александр поправил ногой полено, из камина вырвался сноп искр. С деланным равнодушием он спросил Чарли:

– Что, приглашения уже разосланы?

Чарли выпустил колечко дыма. В Тарне его особенно привлекало то, что курить разрешалось где угодно, а не только в курительной комнате, как в городе. Маура никогда не жаловалась на дым от сигар. Она вообще не придавала значения пустякам, и Чарли ценил это.

– Мне прислали приглашение вместе с рождественскими поздравлениями. Она устраивает бал-маскарад. Маленькая птичка рассказала мне, что Ариадна собирается блистать в костюме Марии-Антуанетты, так что Генри попал в самую точку, когда говорил о версальской роскоши.

– Вполне возможно, он уже знал об этом, когда говорил, – отозвался Александр. Он по-прежнему стоял у камина, глядя на огонь.

На протяжении всей их дружбы с Чарли Александр всегда верховодил, всегда был первым. Чарли вечно завидовал ему. А сейчас впервые в жизни Александр завидовал Чарли.

– А меня не пригласили, – с горечью сказал он. – Черт побери, я уже не помню, когда меня последний раз приглашали куда-нибудь!

Чарли резко сел, в изумлении глядя на Александра.

– Мне казалось, тебе это безразлично. Я так и сказал в клубе старику Райнландеру, когда он спросил про твои дела. – Чарли хмыкнул. – Старик Райнландер такой дурак. Знаешь, он сказал, что тебе надо только аннулировать свой брак, и все будет как прежде.

– Нас обвенчал священник, – проговорил Александр, не глядя на Чарли. – Маура – католичка. Она никогда не согласится на развод. – Он помолчал и, не отрывая взгляда от огня, добавил с обезоруживающей искренностью: – А кроме того, я сам не хочу разводиться с ней.

– Это я знаю, – отозвался Чарли, его раздражало, что Длександр объясняет ему очевидные истины, будто Чарли сам не способен их понять. – Я так и сказал Райнландеру, а он ответил, что разводиться и не нужно. Он сказал, что этого священника никто не знает, может, он вовсе и не священник. И поскольку ты в церкви не венчался, тебе достаточно сказать, что этот брак – просто шутка, что Маура тебе не жена, а любовница, и перед тобой опять распахнутся все двери.

Чарли надеялся развеселить Александра, но этого не случилось.

– Я сказал ему, что у него с головой не все в порядке. Мне не хотелось, чтобы он думал, что ты серьезно можешь отнестись к такому предложению.

Александр оторвал взгляд от горящих поленьев и с благодарностью посмотрел на Чарли.

– Спасибо. Пойдем, вытащим Мауру и Генри из конюшни, скажем, что завтра уезжаем.

С разочарованным видом Чарли поднялся. Он никогда раньше не завидовал женатым мужчинам, однако эти несколько недель в Тарне убедили его, что семейная жизнь может быть весьма привлекательной. Но сначала ему придется найти девушку, похожую на Мауру. Чарли очень сомневался в том, что это возможно. Во всяком случае, в Ныо-Иорке.

Мауре очень не хотелось возвращаться в Ныо-Иорк. Почти два месяца они провели в Тарне. Маура была счастлива все это время, счастлива так же, как в первые месяцы своего замужества. Тарна благотворно действовала на них обоих. В Тарне ничто не мешало их счастью. Маура забывала о бедняках, живущих в трущобах бок о бок с вопиющим богатством. Александр забывал о том, что его отвергло общество.

Река замерзла, поэтому возвращаться в Нью-Йорк пришлось поездом. У вокзала их уже ожидал закрытый экипаж Каролисов. На морозе Маура плотнее закуталась в соболью шубу. Если бы Александр перестал тревожиться о положении в обществе и занялся улучшением условий жизни в своих доходных домах, ничто не омрачало бы их счастья.

– Я люблю тебя, – неожиданно вырвалось у нее, когда лакей закрыл за ними дверцу кареты. – Люблю всем сердцем.

Александр сжал ей руку и счастливо улыбнулся.

– Я тоже люблю тебя, – ответил он, но Маура заметила в его глазах тревогу.

У нее вспыхнула надежда, что, возможно, он думает о встречи с Лиэлом Кингстоном. Маура надеялась, что во время этой встречи Александр объявит о своем решении присоединиться к Ассоциации горожан.

Александр не выпускал руку Мауры из своей на протяжении всего пути до дома на Пятой авеню, но думал он о бале-маскараде, который устраивала по случаю своего дня рождения Ариадна Бревурт; думал он и о совете, который передал ему через Чарли старик Райнландер; думал и о том, как соединить несоединимое – сохранить Мауру и свое положение в обществе.