– Ради всего святого, Маура, мне всего двадцать два года! Я же не глубокий старик! Ты находишь странным, что меня тянет на балы, к людям?

– Нет, – ответила Маура с побелевшим лицом.

Александр сказал все, что ей нужно было знать. Если Астор и остальные поверили, что их брак – всего лишь шутка, только сам Александр мог убедить их в этом. Он решил вернуться в общество любой ценой, пусть даже самой ужасной, и ему это удалось. Дрожащим голосом она произнесла:

– Ты должен сказать Астору и всем остальным, кто считает наш брак шуткой, что мы официально муж и жена, что наш брак освящен церковью. Ты должен сказать это ради Феликса, твоего сына.

Александр прерывисто дышал, ноздри у него раздувались. Это невозможно. Совершенно исключено. Через год-другой, когда закончится война и на многое станут смотреть иначе – пожалуй, но не сейчас. Сейчас он никак не может пойти на это. Да и Феликс еще слишком мал, ему все это безразлично. Александр ненавидел, когда его загоняли в угол и он, чувствуя вину и стыд, понимал, что не прав.

– Нет, – резко отрезал он, отбрасывая волосы со лба. – Если тебе это не нравится, уезжай в Тарну.

Маура не могла больше сносить его эгоизм и упрямство, ей хотелось закричать, что ее отъезд ничего не изменит, что своим поведением он публично признает своего сына ублюдком. Нет, такое прощать Маура не собиралась. Она размахнулась и со всей силой, на которую была способна, ударила Александра по щеке.

Она лишь успела заметить изумление, мелькнувшее у него в глазах, затем он резко повернулся и молча вышел из гостиной. Маура не бросилась следом, не стала звать его по имени. Она молча прошла в детскую и отпустила удивленную няню. Потом взяла из колыбельки сына и крепко прижала к себе. Слезы ручьем текли у нее по лицу. Маура очень любила Александра, она была готова простить ему что угодно, но не предательство. Это было слишком низко, слишком подло. В ту ночь она в одиночестве лежала на огромной кровати. Александр не сказал, куда ушел. Да и как он мог сказать, что идет к Ариадне Бревурт.

Он был сейчас у нее, в ее объятиях, отвечая на ее исступленные ласки.

ГЛАВА 19

Маура догадывалась об отношениях Александра и Ариадны с самого начала, связь эта причиняла ей невыносимую боль. Но тяжелее всего было то, что она ни с кем не могла поговорить, поделиться. Ни с Чарли, ни с Генри, ни даже с Кироном.

– А он сам что собирается делать? – спросил Кирон, когда они вдвоем с Маурой прогуливались по оживленному Бродвею.

Был чудесный теплый день в начале мая, модницы щеголяли весенними шляпками, расцвечивая улицы радугой цветов: от фиолетового до ярко-желтого.

– Ничего, – ответила Маура, стараясь не выдать голосом переполнявших ее горечи и стыда. – Кирон, я много раз говорила с Александром о его доходных домах. Он не считает, что несет за них ответственность. Он не хочет ничего менять, не хочет улучшать условий жизни в них, не собирается вступать в Ассоциацию горожан.

– Даже ради тебя, сестренка? – поинтересовался Кирон.

– Особенно ради меня, – горько отозвалась Маура.

Они шли рядом, Кирон повернул голову и посмотрел на классический профиль Мауры, восхищаясь ее красотой. После рождения ребенка Маура изменилась. Она не стала счастливее, наоборот, как-то сникла. Казалось, у нее внутри погас огонек, уже не светились радостью глаза. Тонкое точеное лицо побледнело, под глазами залегли темные круги.

– Ничего не получается, да? Ты несчастлива с ним, я прав? – неожиданно спросил Кирон.

Маура не смотрела на него, просто не могла. Загляни она в его встревоженные с золотыми искорками глаза, то не сдержала бы слез и все бы ему рассказала. А этого делать было никак нельзя.

– Я люблю его. Даже несмотря на то, что он ничего не хочет сделать для своих жильцов, я все равно его люблю.

Они переходили перекресток, и Кирон взял ее под руку.

– Не понимаю, как ты можешь любить его? Он в тысячу раз хуже, чем лорд Байсестер, потому что жильцов у него в тысячу раз больше, чем у того. Он не заслуживает твоей любви, твоей верности.

Маура остановилась. Она знала, как Кирон относится к англо-ирландским землевладельцам, которые отняли дома и землю у их соотечественников. Она разделяла презрение Кирона к ним и хорошо знала, что есть ирландцы, готовые на все, чтобы сбросить британское правление.

– Ты один из фениев, Кирон? – спросила Маура.

Кирон тоже остановился, он смотрел ей прямо в лицо, кепка у него была лихо сдвинута набекрень поверх густой копны вьющихся волос, ворот рубахи распахнут.

– А если да?

Маура почувствовала тошноту. Братство фениев поклялось сбросить британское правление в Ирландии силой и заочно приговорило к смерти землевладельцев, причинивших людям больше всего зла.

– Александр не английского и не ирландского происхождения, Кирон. Он не может входить в список смертников. Обещай мне, Кирон. Прошу тебя, слышишь?

Лицо Кирона оставалось непроницаемым, и на долю секунды Мауру охватил животный страх. Кирон помолчал, потом произнес:

– Я вступил в братство, чтобы освободить Ирландию, а не для того, чтобы сводить счеты с такими, как Александр.

У Мауры вырвался вздох облегчения. Ясно, что Кирон и Александр не станут друзьями, они презирают друг друга. Не хватало еще, чтобы со стороны Кирона это презрение переросло в ненависть.

– На прошлой неделе я отнесла О'Фарреллам простыни и пеленки, – сказала она, не желая больше говорить на опасную тему.

– Знаю. Кейти сказала, – отозвался Кирон.

У Мауры сложилось впечатление, что Кирон и Кейти О'Фаррелл виделись довольно часто, и Кирон, похоже, неравнодушен к ней.

Они пошли дальше, и Маура заговорила, словно извиняясь:

– Я бы сделала гораздо больше, если бы могла, но у меня нет своих денег. Я хоть и миссис Каролис, но почувствовала себя воровкой в собственном доме, если бы что-нибудь взяла.

– А где же ты взяла белье, которое принесла О'Фарреллам?

– Я продала безделушку, которую подарил Чарли Шермехон, когда вернулся из Виргинии.

У Кирона потемнели глаза. Просто нелепо. Маура – жена первого богача штата и у нее нет денег на благотворительные цели. Чтобы купить беднякам постельное белье, она вынуждена как-то изворачиваться.

– Знаю, о чем ты думаешь, – проговорила она, но ошиблась в своей догадке. – Ты считаешь, я могла бы выручить гораздо больше денег, продай я платье или какое-нибудь украшение.

– Нет, не угадала. Я прекрасно понимаю, почему ты не можешь этого сделать. Это будет то же воровство. Я ведь прав?

– Прав, – подтвердила она, и горькая улыбка тронула ее губы.

В это время мимо них прошла девушка. Она с интересом посмотрела на Кирона, но он даже не заметил ее.

– Знаешь, сестренка, когда я впервые услышал имя человека, за которого ты вышла замуж, я, честно говоря, надеялся, что ты сможешь уговорить его сделать что-то для людей, изменить жизнь многих. Почему же это не удалось?

Маура молчала. Ей хотелось честно признаться, что ее брак не удался, но это было слишком личное, и она просто сказала:

– Не так быстро, Кирон. Александр очень непростой человек.

Это была неправда. Она видела Александра насквозь и отлично понимала, что толкнуло его в объятия к Ариадне Бревурт. Ложь об их браке, которую он сочинил и распространил, чтобы вернуть себе положение в свете, вселила в него стыд и чувство вины, избавиться от которых он мог, только убедив себя, что во всем виновата Маура, а не он сам. Поэтому он и бросил ей в лицо нелепое обвинение в том, что она вышла за него замуж, только узнав, как он богат. По этой же причине он сейчас искал плотских наслаждений на стороне. Не могли же они продолжать спать вместе, когда оба знали, как чудовищно несправедливо поступил он с ней и с Феликсом.

Теперь молчал Кирон. Он шел рядом с Маурой, хмуро сдвинув брови. Два чувства боролись в нем, Кирон не знал, какое из них сильнее.

Вначале, узнав, насколько богат Александр Каролис, он очень обрадовался, надеясь, что Маура сможет повлиять на мужа, с тем, чтобы он серьезно занялся своей недвижимостью и улучшил условия жизни людей, заселяющих его доходные дома. Возможно, даже и снес их совсем и построил на их месте новые, современные многоквартирные дома для малоимущих.

Теперь от этой надежды ничего не осталось. Кирону стало ясно: Маура не имеет никакого влияния на мужа, и хотя она не сказала этого прямо, видно было, что их брак стремительно распадается. Именно этим было вызвано второе чувство. К горькому разочарованию от неудавшейся попытки Мауры сделать что-нибудь для своих бедных земляков в трущобах, принадлежавших Каролисам, примешивалась радость, что она, возможно, скоро станет опять свободной.

Кирон давно уже понял, какого дурака свалял, когда оставил Мауру в Баллачармише. Уже тогда она была необыкновенно хороша. А сейчас, разодетая в лучшие шелка и атласы, которые только можно купить за деньги, она казалась неземным созданием. Кирон представил ее без этих роскошных одеяний, и сердце его бешено забилось. Обнаженная Маура, наверное одно из лучших творений Господа на земле.

Наконец, понимая, что не стоит торопить события, ибо можно потерять даже остававшуюся у него зыбкую надежду, он сказал:

– Ты знаешь, где найти меня, сестренка, если я понадоблюсь.

Она посмотрела на Кирона с благодарностью и нежностью. Он выглядел замечательно: сильный, широкоплечий, мускулистый. Как хорошо, что у нее есть такой друг, с ним она никогда не почувствует себя одинокой. Кирон всегда защитит ее, придет на помощь в трудную минуту.

– Да, знаю, – ответила Маура, чуть заметно улыбнувшись. – Извини, мне пора, Кирон. До свидания. Да благословит тебя Бог.

Кирон, засунув большие пальцы за ремень, следил, как она переходит Бродвей. Невесть откуда появился экипаж Каролисов. Лакей помог Мауре сесть и закрыл за ней дверцу. Разве женщина, привыкшая к такой роскоши, согласится стать женой конюшего?

Экипаж Каролисов тронулся по направлению к Пятой авеню, а Кирон пошел по своим делам. Если Маура согласится стать его женой, ему придется отказаться от должности конюшего. Они уедут из Нью-Йорка на Дикий Запад, купят ранчо, обоснуются и займутся разведением лошадей. Они заживут той жизнью, которой жили бы, сделай он Мауре предложение год назад. Он сдвинул кепку назад и начал насвистывать «Цыганского разбойника». Александр Каролис – только небольшой эпизод в жизни Мауры. Шестое чувство подсказывало Кирону, что этот эпизод подходит к концу.

Маура догадывалась, что Чарли знает о связи Александра с Ариадной, но не могла заставить себя заговорить об этом с ним, так же как с Кироном.

Чарли зашел ее проведать. Он часто навещал ее в последнее время, хотя с трудом скрывал свое смущение.

– Не понимаю, просто не понимаю! – вырвалось у него однажды, когда они с Маурой вышли из детской. – Александр был так счастлив на Рождество в Тарне. Что случилось?

– Не знаю, Чарли, – солгала Маура, она не хотела говорить о слабостях мужа. – Возможно, он любит Ариадну, а меня никогда не любил.

Чарли чуть было не выругался вслух, но вовремя сдержался, не мог же он произнести при Мауре слова, которые едва не сорвались у него с языка. Маура сказала ерунду, и оба отлично знали это. Александр любит ее. Это было совершенно очевидно с самого начала. Александр всегда называл его тупицей, но если сейчас кто и был тупицей, так это сам Александр. И Чарли собирался прямо сказать ему об этом.

Поведение Александра ничуть не смущало Генри, но он был подавлен.

– Главная причина, полагаю, возраст Александра, – сказал он, пытаясь представить его поведение как легкомыслие юности. – Ему всего двадцать два, дорогая. Он же еще мальчишка.

– Знаю, – невесело ответила Маура.

Она вышивала рубашечку для Феликса и была рада, что есть предлог не поднимать глаз. Генри тщетно пытался объяснить дурацкое поведение Александра.

– Думаю, он просто не отгулял свое, – продолжил он, однако голос его звучал не очень твердо. Он сам не верил в то, что говорил. – Он влюбился в дочку Гудзона, когда ему было восемнадцать, и был без ума от нее, когда отправился в турне по Европе. Потом упал с лошади, почти год пролежал неподвижно. Потом встретил тебя.

– Да.

Генри не знал, что еще сказать. Он надеялся, что Маура продолжит разговор. Ему очень хотелось узнать, что же в действительности произошло на борту «Скотий» между ней и Александром. Маура понимала: Генри ждет, чтобы она заговорила, но даже ему она не могла рассказать о том, как познакомилась с Александром. Вместо этого она сказала:

– Отгулял или нет Александр свое, не важно. Это не оправдывает того, что он сейчас делает.

У Генри перекосилось лицо, словно от боли. Он понимал, что Маура имеет в виду совсем не Ариадну.

– Когда я впервые заговорил с тобой о слухах, которые ходят по городу о вашем браке, я не мог предположить, что Александр сам распространяет их. Я сказал ему, что это чудовищно, низко, что, пока он публично не исправит причиненное зло, пусть не считает меня другом.