Таким образом женщин удерживали на коротком поводке. Хочешь когда-то выйти замуж – не вздумай никуда поступать, ведь нельзя же, миленькая, замуж во время обучения. А после того, как выпустишься, ты уже старая – кто ж согласится на тебе жениться?

С тех пор, как Таир Ревокарт приехал в Древесны из Эпир – столицы нашей страны, – местные сплетники себе места не находили. Наш городок был далёк от столичной политики, но даже до нас доходили слухи, что Таир Ревокарт – советник президента. Безусловно, быть говерном Древесной Академии – должность престижная, но не для таких, как этот мужчина. Для них, как мне казалось, престижно руководить странами.

Я много раз видела его фото в газете, и мне оставалось диву даваться, почему я сразу его не узнала.

Стоя на кафедре, Таир Ревокарт тоже заметил меня. Его взгляд был направлен в мою сторону, откровенно смущая. Казалось, за столь короткий промежуток времени его отношение ко мне кардинально изменилось – исчезла лёгкая полуулыбка, на её место пришли сосредоточенность и холодность.

Я мысленно просчитала последствия: чем мне может грозить его антипатия? В Академии учится Ян, а к нему у меня весьма умеренные чувства, так что я лишь слегка склонила голову набок, отвечая на пристальный взгляд равнодушием. И подумала: «Опомнись, Клара, кто ты такая, чтобы вызывать антипатию у такого человека? У него слишком много дел, чтобы обращать внимание на таких, как ты». Эта мысль, здравая, правильная, меня успокоила и вернула хорошее расположение духа.

Дальше всё шло по плану: мы выслушали приветственные речи, родители по очереди поднимались на возвышение и подписывали договор, пугавший условиями: «Если ваш сын умрёт в стенах Древесной Военной Академии, учебное заведение не несёт ответственности… Люди, находящиеся в родственных связях с кадетами, не имеют права пребывать на территории Академии во время учебного года… В случае нарушения правил, могут быть применены особые меры…».

Наверное, родители подписывали договора лишь потому, что так делали все. А стадный инстинкт, как известно, — сильная вещь.

На улице понемногу темнело, и освещение в актовом зале становилось всё ярче и ярче. Одни слуги зажигали новые свечи, другие ходили за ними следом и соскребали с подсвечников восковые лужицы – остатки догоревших свечей. Наблюдая за этим, я вспомнила прочитанную в газете статью об электричестве, как оно может изменить жизнь целой страны, и подумала: «Кто они, эти люди, возомнившие, что могут заставить весь мир отказаться от свечей? Отличаются ли они от таких, как я? Как они мыслят, о чём мечтают и где обитают?»

В какой-то момент мне стало скучно, потому я решила прогуляться по Академии и, пока все празднуют, досмотреть коллекцию картин.

Когда я выходила, всё ждала, что меня остановят. Не остановили, так что я, вдохновлённая, направилась дальше.

В Древесной Академии было поразительно много картин, и каждую хотелось рассмотреть внимательнее. Как человек, с раннего детства увлечённый рисованием, иногда я просто утыкалась носом в полотно, рассматривая небрежные мазки и изучая то, в какой технике работал художник.

– Клара Мафодия?

Я вздрогнула и отпрянула от картины. Небеса!

Голос я узнала сразу. Таир Ревокарт. Но откуда он узнал моё имя? Зачем он его узнал?

– Здравствуйте, господин Ревокарт, – ответила я, инстинктивно замирая. Моё тело было настороже и, казалось, приготовилось убегать.

Таир Ревокарт заложил руки за спину и смотрел на меня без какого-либо выражения. Он кивнул, как бы подтверждая собственные мысли. А что за мысли – непонятно.

– Извините, что ушла так далеко от актового зала, – решила я оправдаться, – всё дело в вашей удивительной галерее. Здесь вот так просто висят ценные произведения искусства!

– Они и должны просто висеть, на то они и картины, – сухо ответил мужчина.

Казалось, он разговаривал со мной против воли, пересиливая себя. Я отогнала эту мысль подальше и позволила себе скупую улыбку.

– Сразу видно, что вы не коллекционер.

– Почему ты так решила?

В другое время меня бы покоробило это небрежное «ты». Мне на тот момент уже было девятнадцать лет, и я считалась взрослой (слишком взрослой для незамужней) девицей. Но решила, что, несмотря на очевидное несогласие с его политическими взглядами, не стоит спорить с говерном Военной Академии, тем более с таким.

– Потому что настоящие коллекционеры хранят свои сокровища в надёжном месте, не позволяя людям их увидеть.

Я врала. С некоторым удивлением я осознала, что говорю заведомо неправильные вещи в надежде дать совершенно незнакомому и заочно неприятному мне человеку повод к продолжению разговора. Пусть скажет, что картинами нужно любоваться, пусть говорит со мной.

Мужчина усмехнулся.

– Думаю, ты просто не встречала истинных коллекционеров. Тех, которым хочется, чтобы их, как ты сама выразилась, сокровища видели и восхищались ими.

О, мне это чувство было прекрасно знакомо, ведь я была тем человеком, который мечтал создавать картины и чтобы ими любовались как можно больше людей. Я была готова бороться за эту возможность.

– Не боитесь, что украдут?

На этот раз мужчина отчётливо усмехнулся.

– Пусть попробуют.

«Логично, таких самоубийц не то что в городе – в стране ещё поискать», – подумала я. И даже если не учитывать всю охранную систему Академии, находящейся под патронатом президента, личность Таира Ревокарта служила лучшей защитой.

Город начал активно обсуждать говерна, когда он только-только приехал в Древесны то ли год, то ли два года назад. Мы и раньше слыхали о его политической карьере и были прекрасно осведомлены, что Таир – младший представитель известного в стране рода Ревокарт. Сделал блестящую карьеру, старший брат умер много лет назад во время Белой Войны, оставив Таира единственным наследником.

Ревокарт никогда не был женат, но считался весьма завидной партией.

Помнится, когда один из первых военных стратегов страны решил возглавить Древесную Академию, все кому не лень задумались о целях его приезда из столицы. Он был советником президента, и тут внезапно решил сменить поле деятельности?

Вполне возможно, некто всё же выяснил, зачем он явился в наш город, но я была слишком далека от политики и сплетен. Так что в стоявшем передо мной мужчине увидела лишь цепкий взгляд, широкие плечи и лицо, которое было бы интересно нарисовать, но никак не известную личность или потенциального жениха, о чём девушке моего возраста вроде как положено думать. [K8]

Тем временем мужчина тоже не сводил с меня внимательного взгляда.

– Кто у тебя здесь? – спросил он.

– Что вы имеете в виду?

– К кому ты приехала?

Я смутилась.

– Жених? – он именно так трактовал мою заминку.

– Брат, – зачем-то поспешила оправдаться я. – Я приехала сюда с матерью… и да, с отчимом.

И опять мне пришлось воспользоваться извиняющейся улыбкой, мол, с тем самым отчимом, на которого обрушился гобелен. С тем самым неловким, недалёким, но искренним и по-своему заботливым человеком.

Между нами возникла пауза. Таира Ревокарта она совершенно не смущала – он молча за мной наблюдал, не стремясь избавить меня от неловкости.

– Кажется, мне пора возвращаться, – сказала я, лишь бы не молчать.

– Да, тебе пора, – он не отводил от меня взгляда.

– Меня там ждёт… жених.

– Ты хотела сказать «брат»? – мужчина усмехнулся.

Да, именно это я и хотела сказать, но под его насмешливым взглядом мысли разбегались, как тараканы от света. Я решила, проще будет промолчать, и юркнула в сторону актового зала. Но, сделав несколько шагов, не удержалась от соблазна обернуться. И увидела, что Ревокарт смотрит мне вслед.

Мне стало не по себе. От предчувствия… и от ноющего ощущения надвигающихся перемен.

…А дальше потекли привычные серые будни. Знакомство с говерном на время позабылось, мне удалось убедить саму себя, что его интерес ко мне – всего лишь плод моего воображения. Я посещала художественную школу, а в комнате Яна оборудовала себе мастерскую (с условием, что верну всё обратно, как только он приедет на каникулы). Ну и, конечно же, тайком готовилась к вступительным экзаменам в Мирную Художественную Академию.

Знала о моём желании только мама, она и наняла мне наставницу Талию Граду четыре года назад для частных уроков, предупредив, что не хочет, чтобы другие люди догадывались, что её дочь занимается рисованием с целью продолжить обучение. В первую очередь об этом не должен был узнать Мафодий, который грезил о моём замужестве уже очень давно.

Наставница считала, что я практически готова к поступлению, надо бы только ещё немного поработать над техникой papier mâché. И предложила дополнительно заниматься у неё дома, а не в художественной школе, на что я ответила радостным «да», ведь к Талии заглядывала много раз и была влюблена в её мастерскую.

Вот так я начала приходить к ней домой и рисовать. Вечера же по обыкновению проводила за книжкой и чашкой чая.

Моя комната была увешана моими работами, любимой темой являлось, конечно же, море. Мама часто шутила, что мой будущий муж в свадебное путешествие просто обязан отвезти меня к морю, мы даже договорились включить этот пункт в свадебный контракт. Но то были не более чем шутки, ведь я знала: до замужества ещё далеко. Какой мужчина захочет, чтобы жена каждый день тратила по шесть-семь часов на рисование? Какой порядочный мужчина примет жену-художницу?

Собственно, вторая встреча с Таиром Ревокартом произошла, как раз когда я искала репродукции для будущих работ.

Все художники на этапе обучения много копируют, набивая руку. Они ищут всевозможные книги с иллюстрациями или поздравительные открытки, которые потом становятся источником вдохновения, но чаще – просто срисовываются в разных техниках: акварель, масло, гуашь или же карандаш.

Я – не исключение. Время от времени я ходила по книжным магазинам, отыскивая, «что бы мне такое срисовать». До содержания книг мне зачастую не было дела.

Помню, я застыла над одной из книг, пытаясь понять: по карману ли мне данный экземпляр, ведь рисунков, которые мне нравились, в книге было не так уж много, но те, что были… у меня руки чесались приступить к работе.

Особенно привлекло внимание изображение взятого в плен солдата. Он был раздет и брошен в клетку. Автор запечатлел невольника в момент, когда тот смотрел на горизонт, и было во взгляде солдата столько скорби, боли и желания жить, что хотелось закрыть книгу и забыть, что не более двадцати лет назад те самые солдаты, которые сейчас приходят на балы в праздничных формах и при высоких чинах, не так давно сажали своих противников в клетки, снимали с них одежду и глумились над ними.

Невероятно пронзительный кадр! Передать подобные эмоции – вызов не из лёгких, но я рвалась попытаться!

Замерев над книгой, невольно я спрашивала себя: что случилось с тем солдатом, удалось ли ему выжить?

– Неужели девушки твоего возраста увлекаются историей Белой Войны?

Таир Ревокарт! Он выхватил книгу из моих рук и повертел ею. В тот момент мне он показался невоспитанной обезьяной. Что за наглость – выдирать что-либо из рук чужого человека?!

Продавец покосился в мою сторону – ему жест мужчины наверняка выдался слишком интимным.

В груди копилось раздражение: мне только слухов не хватало. Я вздохнула и медленно произнесла:

– К счастью, девушкам моего возраста ещё не указывают на каждом шагу, что делать и чем интересоваться. Мы предоставлены сами себе.

«Главное, чтобы не лишились девственности раньше времени, ведь тогда у родителей не получится выгодно пристроить дочурку», – добавила мысленно. Но Ревокарту об этом говорить однозначно не стоило.

– Поразительно точное замечание, – он усмехнулся.

В тот день мужчина выглядел по-другому: чуточку свободнее, чуточку проще. И лишь взгляд, несмотря на улыбку на лице, оставался напряжённым. Я удивилась, как ему пришло в голову вырвать у меня из рук книгу. Уверена, с манерами Ревокарт знаком. Тогда что он себе позволяет?

– Ты читаешь подобное? – спросил он, рассматривая книгу.

– Нет, но я рисую подобное.

Вопросительный взгляд. Пришлось объяснить:

– Я увлекаюсь рисованием, а в этой книге есть несколько неплохих иллюстраций, чтобы срисовать. Но она слишком дорогая, так что покупать её я, увы, не буду.

– Зря. Я знаю автора, и эта книга очень хороша. Можно почерпнуть из неё много полезного. Ты интересуешься историей Белой Войны, Клара?