Он мыслил как человек, не допускающий, что я могу любить Ричарда. Они все так думали, отсюда и недопонимание, и предложения пойти на сделки, на которые я никогда не пойду.

– Я не собирала компромат. Он был, есть и будет человеком, которого я люблю. У меня никогда не возникало потребности себя подстраховывать.

Мой ответ на секунду обездвижил президента. Затем мужчина откинулся на спинку стула, пристально меня рассматривая. Располагающая улыбка наконец-то слетела с холёного лица, обнажая настоящий характер.

– Видимо, я неправильно задал вопрос. Спрошу по-другому. Кто для тебя важнее: муж… или сын?

Я ощутила, как липкий страх заполз под воротник.

– Что? – спросила глухо.

– Ты его так берегла, не так ли? – усмехнулся Эммерих, понимая, что попал в точку. – Все думают, что тот мальчишка – внебрачный сын Дакниша Дорадо и Амели Лакнау… Ты создала столь правдоподобную историю, что и не подкопаешься, – он щёлкнул пальцами. – Но мне удалось… раскопать. И не беспокойся, Таир не осведомлён. Пока это только наш секрет. Если бы он знал – использовал бы эту карту раньше времени, а мне нужно, чтобы всё шло по плану.

Президент постучал пальцами по столу. У него были длинные пальцы музыканта, большие, но длинные. Задумчиво глядя на движение собственных рук, он сказал:

– Женщину ко многим вещам можно склонить, угрожая безопасностью ребёнка.

Я молчала, ощутив, как к лицу прилила кровь. Внимательный взгляд президента резко сфокусировался на мне.

– Вы с Дегенерисом так беспокоились о жизни мальчишки, что мне не составило труда сделать вывод: его отец – всё же твой муж, а не Дакниш Дорадо. Вопрос в том, зачем вы его скрывали?

«Он не знает всей правды», – проскользнула мысль, принёсшая облегчение. А затем вторая: хорошо это или плохо для Астора – то, что президент не знает?

– Чего вы от меня хотите? – повторила я вопрос.

– Всего лишь, чтобы все Дегенерисы убрались из моей страны.

Когда-то это была страна его брата, но Эммерих стал братоубийцей и присвоил себе незаконный титул. Он сверг династию истинных правителей Конгрес-Магер и убил короля.

«Моей страны, моей страны…» Какая, к чертям, твоя страна, Эммерих?!

Президент тем временем продолжил:

– Мне нужны списки ваших людей в сенате. Нужны земельные договора с Пангеей и, безусловно, частные рудники и шахты должны перейти в государственное управление.

По сути, он хотел получить всё то, на чём держалась власть Тритонов. Деньги без власти – ничто!

Я больше не могла скрывать панику. Мне было некуда девать руки, они только мешали, страх полностью поглотил сознание. Бежать к сыну, которого полюбила против собственной воли, отдавать приказы – пусть его увезут из страны. Куда угодно – в Пангею, в Акрополь, лишь бы он не остался в Конгрес-Магерах.

Мой сын.

– Я не буду вас пытать, Клара, – «успокоил» президент, полагая, что в этом причина моей паники. – То есть буду, но только в крайнем случае. У меня есть более надёжные методы. Ваш сын уже на пути в ГУКМ.

– На каком основании?! – я повысила голос.

– Не стоит делать вид, что не понимаете. Вас обвинили в государственной измене, а это, знаете ли, даёт мне право допрашивать всю вашу семью.

– Что ж вы моего мужа не допрашиваете? – спросила я, зная, что к Ричарду он не посмеет относиться пренебрежительно. Официально Дегенерис поддерживал политику президента, и если его внезапно посадят, это вызовет волну протестов среди сторонников Эммериха.

– Ну что, готовы поговорить «по душам»?

Мужчина склонил голову, рассматривая моё лицо.

Я знала, что это конец. В лучшем случае я лишусь сына, в худшем – когда Ричард потеряет своё влияние, нас уже никто не сможет защитить, и я потеряю их обоих. Президент сметёт со своего пути меня, моего «мужа» и сына, а верхушка Тритонов будет отправлена в ссылку в Высокие Горы.

Я откинулась назад и закрыла глаза. Как Таир Ревокарт планировал выкручиваться? Как он мог давать мне надежду, что, оставшись в его доме, я буду в безопасности, если сам президент так сильно жаждет крови Дегенерисов? Неужели влияние советника так велико?

Если да, то хватит ли этого влияния, чтобы спасти моего сына? Чтобы спасти… его сына?

Теперь всё по-другому. Знай я, что Астор в опасности, – без сомнений приняла бы предложение Ревокарта.

– Где Тор сейчас? – спросила я. Официально его звали именно Тор, и мало кто знал, что это сокращение полного имени, которое я указала в настольных книгах в заброшенном храме Ли Бергота. Да, я ходила туда, ведь, несмотря ни на что, в моей душе по-прежнему вспыхивали остатки религиозных учений рода Мариани.

– Я уже говорил, в пути. Не волнуйтесь, Клара, он в безопасности и со своей воспитательницей. Ему ничего не угрожает… пока… Он прибудет завтра утром. Сами знаете, дорога занимает много времени. И мы с вами, Клара, тоже поговорим завтра. Разве что… вы хотите посплетничать… сейчас? – и подонок подмигнул.

У меня в рукаве оставался всего один лишь козырь, и я боялась даже думать, что будет, если этот козырь не сработает. Небесные властители, помогите...

Почему президент не заподозрил, что Астор – сын Таира? Есть только одно объяснение: он не смог раскопать мою настоящую историю. Ведь Ричард придумал для меня прикрытие, которое обрывало все связи с Кларой Мафодией и Ремом Тебрисом. А Ревокарт, значит, не счёл нужным поделиться с президентом информацией о том, кто я на самом деле?

– Мы поговорим завтра, – сказала я отчётливо. – А сейчас будьте любезны оставить меня одну.

Президент не сдвинулся с места. Ему не понравилась моя попытка взять ситуацию под контроль.

– Мне кажется, дорогая Клара, вы не понимаете, что я могу с вами сделать…

Эммерих кивнул, и ко мне приблизился один из ранее застывших в углу полицейских. Схватил за плечо и резко приложил лицом к столу. Затем верный вояка вернулся на своё место.

От боли перед глазами заплясали звезды. Нос охранник мне не сломал, я отделалась лёгким кровотечением.

Я хмыкнула, рукавом вытирая кровь. Это было только начало, попытка устрашения. Настоящие проблемы начнутся, когда он найдёт компромат на Ричарда. Пока этого не произошло, серьёзных пыток можно не опасаться.

– Согласитесь, ощущения совершенно другие, когда рядом нет Тритонов?

Согласна, ощущения не те. Будь рядом несколько Тритонов, я бы отдала приказ сломать президенту руку, затем – ногу, и напоследок – шею.

– Что ж, – Эммерих встал, вытащил из кармана круглые золотые часы на тонкой цепочке и показательно к ним присмотрелся, – уверен, вы хотели побыть в одиночестве, так сказать, подумать. Я дам вам эту возможность.

Он щёлкнул пальцами, двое охранников подошли к нему, и так, втроём, мужчины покинули камеру. Я осталась одна.

Лизнув губу, я почувствовала на языке привкус крови. Мерзкое ощущение, оно напомнило о времени, когда умер Париж. Тогда я часто до крови прокусывала губы и даже не замечала этого. Сколько времени прошло, а ассоциация, надо же, осталась. Кровь – смерть. Как прозаично и как просто.

«Это конец», – подумала я… и оказалась права.


Частица четвёртая: Клара Тебрис


Мне довелось пробыть в тюремной камере сутки.

Спустя некоторое время после отбытия президента я потребовала встречи с Таиром Ревокартом, но он не появился ни через час, ни через два, ни через три. Мне позволили сходить в туалет и дали полотенце, чтобы вытереть кровь. Ни еды, ни новостей я так и не дождалась.

Убеждённость в том, что моё имя имеет какое-то влияние, медленно угасала. Вера в то, что нет проблем, которые Клара Дегенерис не способна решить, затерялась в глубинах души, а тихая, много лет гонимая художница решилась спросить: «Ты уверена, что сделала правильный выбор?» Моё альтер-эго почему-то виделось мне в крови и с синяками, как будто это не меня лицом к столу приложили, а именно художницу из Мирн.

Клара, страшно ли тебе, девочка?

Да, мне было страшно… и за себя, и за сына. Можно по пальцам одной руки посчитать, сколько раз Астор бывал в столице. Вероятно, он очень напуган. Не обидели ли они его, не причинили ли вреда?

Я лезла на стенку от подобных мыслей. И всё ждала, когда соизволит явиться Таир Ревокарт.

Но он так и не пришёл. Я провела ночь, сидя в неудобном кресле, перебарывая желание улечься на холодный пол. Это было бы унизительно для моего духа, но тело, вероятно, испытало бы облегчение.

И страх, который не давал уснуть… Мог ли Ревокарт так легко забыть обо мне? Что могло случиться, если он не приходит даже спустя сутки?

Да, мне потребовалось совсем немного времени, чтобы горько пожалеть о своём решении ехать в ГУКМ. А ведь я это сделала, потому что была уверена: Ричард спасёт меня. Но он почему-то так и не пришёл, а мой сын оказался в смертельной опасности.

«Вот Ревокарт и указал тебе на твоё место. Что, думала, сможешь вить из него верёвки? Видишь, Клара, как всё обстоит на самом деле».

Ранним утром в камеру зашли двое полицейских и повели меня в кабинет к Таиру. Шагая, я думала о том, что ещё никогда мне так сильно не хотелось его увидеть.

История повторяется! Снова! Жизнь моих близких – в его руках. Эта встреча – я знала наверняка – не принесёт ничего, кроме горечи.

Горечь! Будучи ребёнком, я испытывала к этому слову особую симпатию. Оно казалось тёплым. Маленькой художнице виделось, что корни горечи прячутся в таких словах, как «горячить», «горячий», а значит, и приятный. Я повзрослела и узнала, что на самом деле означает это слово.

Чётко помню то ощущение разочарования – настоящего, детского. Как может нечто столь прекрасное иметь такой мерзкий смысл?

Дверь открылась, я вошла в кабинет Ревокарта. Дверь мягко закрылась…

В кабинете – три больших окна, которые не мешало бы помыть, а рамы – покрасить… И как бы на контрасте со старыми окнам – добротный стол с ручной резьбой от известного мастера из Пратта. Мягкое кресло, установленное впритык к столу, рядом диван, а позади – шкаф на всю стену. Всё это я заметила не сразу (в первое мгновение я ничего не замечала), но внимательно просматриваемые фото из докладов о Ревокарте мгновенно пронеслись перед глазами.

Таир сидел на диване, рядом с рабочим столом. Его руки сжимали колени, голова была опущена. Ревокарт оторвал взгляд от пола и посмотрел на меня.

Я отшатнулась! Никогда не доводилось мне видеть Ревокарта таким… Ни до, ни после… только в тот день. Передо мной как будто сидел старик, некогда избитый злодеями с большой дороги. Раны у старика зажили, но страх получить очередной удар остался даже спустя время. Страх этот читался в глазах, как мне казалось, бесстрашного мужчины. Жестокого, но бесстрашного!

Он резко поднялся и подошёл ко мне.

– Рем Тебрис – это Ричард Дегенерис.

Небеса!

Он не спрашивал, он утверждал.

Что я испытала, услышав этот вопрос! В голове родились сотни мыслей, и волнение за сына на секунду сместилось на отца, а затем медленно разделилось. Я боялась и за отца, и за сына. Они – единственные люди, которыми я дорожила по-настоящему!

Это конец! Ему теперь нет нужны искать компромат на Ричарда, достаточно объявить его самозванцем, и в силу вступит одно из немногих до сих пор действующих довоенных правил – право кровной мести!

Это конец…

Это КОНЕЦ!

– Клара, – тихий голос Ревокарта разорвал цепочку пугающих мыслей, заставив посмотреть ему в лицо.

Белки его глаз были красными от недосыпа. Что ж ты не празднуешь, мерзкий подонок? Почему смотришь на меня так внимательно?

– Клара…

Я прокашлялась.

– Слушаю вас, Таир.

Мы смотрели друг на друга, как двое опьянённых горем человека. У каждого – своя горечь.

– Ты не жена Ричарда Дегенериса… никогда не была…

Он смотрел на меня – в глаза, в душу.

– Ты его дочь… Поэтому он так тебя защищал. Поэтому все Эпиры считали вас идеальной парой. Вы любили друг друга, но по-другому…

– Любили.

– Ты его дочь, – повторил Таир и засмеялся. – Проклятые изгнанники, это же было так очевидно!

Это не было очевидно, у Ричарда была приготовлена идеально выстроенная биография, подтверждающая, что к Рему Тебрису он отношения не имеет. А значит…

– Кто тебе рассказал? – спросила я.

Таир пьяно рассмеялся.

– О, тебе бы понравился ответ. Кто же мне рассказал, дорогая Клара? – он приблизился ко мне вплотную, его дыхание обжигало лицо. – Дакниш Дорадо.