— Значит, у него нет ни малейших шансов на взаимность? — поинтересовалась она.

Тэвис пожал плечами и отошел от дверей, с любопытством оглядывая заброшенную комнату.

— Мать очень сильно любила отца. Она прощала ему все грехи и после его смерти ни разу не проявила интереса к какому-нибудь другому мужчине. По правде говоря, с тех пор ее вообще интересует только кухня. Смерть мужа совершенно изменила ее характер.

— Его смерть или смерть сестры? — спросила Эвелинда.

— Его, — твердо заверил он. — Конечно, она страшно расстроилась, когда умерла Дженни. Рыдала и рыдала без конца. Отец две недели только и делал что поддерживал и утешал ее. Но потом он умер. — Тэвис покачал головой. — Она замкнулась в себе, все время уединялась — либо на скале, сидя у могилы Дженни, либо на кухне — и старалась ни с кем не общаться. Думаю, ее разбитое сердце просто не могло бы выдержать любви к кому бы то ни было. Даже ко мне, — добавил он с кривоватой улыбкой — одновременно печальной и обаятельной.

Лицо Эвелинды затуманилось от жалости к тому маленькому мальчику, каким был Тэвис семнадцать лет назад. Что он чувствовал, когда в нежном десятилетнем возрасте, с одной стороны, лишился отца, а с другой — оказался покинутым собственной матерью?

— Кто заботился о тебе?

Тэвис пожал плечами:

— Дядя Лиам делал для меня все, что мог. А здешние дамы утешали как могли.

Блудливая улыбка, заигравшая на его губах, явно свидетельствовала о том, что женское «утешение» не ограничивалось невинными объятиями. Эвелинда нахмурилась. Интересно, в каком возрасте мальчика приобщили к плотским утехам?

— Ты помнишь Дженни? — отрывисто спросила она, желая поскорее уйти от скользкой темы.

— Да, — мягко улыбнулся Тэвис. — Она мне страшно понравилась, когда приезжала сюда в первый раз. Тогда она была счастливая, веселая и постоянно смеялась. Каллен и Трэлин вечно убегали, они считали себя слишком взрослыми, чтобы играть со мной. А Дженни нет. Я за ней хвостом ходил, и она не возражала. — Вдруг он насупился и уточнил: — Ну по крайней мере сначала не возражала. А потом она взяла моду сидеть над обрывом, глядя на долину внизу, и стала все чаще отсылать меня. Я мог ходить за ней повсюду, но только не на скалу.

— Почему? — заинтересованно спросила Эвелинда.

Тэвис состроил гримасу:

— Она утверждала, что там опасно, а еще, что ей хочется побыть одной и подумать.

— Но ты не поверил?

Тэвис покачал головой:

— Однажды я проследил за ней. В наружной стене есть дверь, но там замок с секретом, и я его тогда не знал. Зато я мог залезть на дерево. И залез… — Блудливая улыбка вновь вернулась на его лицо. — Она была не одна…

Эвелинда удивленно подняла брови:

— Кто с ней был?

— Не знаю, — ответил он. — Не сумел разглядеть. Они лежали на земле. Я видел только мужские ноги, переплетенные с ее ногами. Остальное заслоняли ветки дерева. Я лишь мельком увидел эти ноги, а потом нагнулся слишком низко и свалился. — Он криво усмехнулся. — Я не хотел, чтобы она узнала, что я шпионю за ней, и рассердилась. Поэтому быстренько вернулся в замок к матери — она занялась моими ссадинами и синяками.

На некоторое время возникла пауза, затем Тэвис сказал:

— Вскоре после этого она уехала. Кажется, через пару дней. Матери в замке не было — она охотилась на кроликов, хотела приготовить очередное рагу и облегчить жизнь кухарке. Тетя Дженни отправилась к обрыву и вернулась оттуда, заливаясь слезами. Я думал, она поранилась, но вроде никаких ушибов не заметил. Я попытался узнать, почему она плачет, но она закричала, чтобы я оставил ее в покое, и вытолкала меня из комнаты. Через несколько минут она вышла, прихватив с собой только небольшой мешок с платьями, и побежала на конюшню. — Он пожал плечами. — И уехала, не сказав никому ни слова.

— Уехала одна? — удивилась Эвелинда.

— Нет, ее сопровождали трое мужчин.

— Кто? — немедленно спросила она, подумав, что возлюбленный Дженни мог быть среди этих троих.

Тэвис попытался вспомнить, затем покачал головой:

— Не знаю. Я стоял на ступенях главной башни. Слишком далеко. Я только видел, что из конюшни выехали четверо всадников.

— Значит, кто-то должен был распорядиться, чтобы ее сопровождал конвой, — заметила Эвелинда. — Вероятно, твой отец?

Тэвис задумался и снова отрицательно покачал головой:

— Нет, его не было. Он ускакал на своем коне еще до того, как Дженни отправилась на ежедневную прогулку к обрыву.

Эвелинда напряженно размышляла над услышанным, когда вернулась Милдред, нагруженная хозяйственными принадлежностями. Она тащила метлу, ведро с водой, тряпки, целую кучу всяких щеток — и все это грозило вот-вот вывалиться из ее рук и с грохотом обрушиться на пол. Эвелинда поспешила на помощь, подхватив метлу и ворох тряпок, а Тэвис забрал у горничной ведро.

Тут же отставив ведро в сторону, он выпрямился и пошел к дверям.

— Спущусь-ка я лучше вниз, чтобы не путаться у вас под ногами. Если что понадобится — мы в главном зале.

И он скрылся из виду, прежде чем Эвелинда успела открыть рот. Она сильно подозревала, что он испугался — вдруг попросят помочь с уборкой? Конечно, сейчас мужчины с большей охотой шли на сотрудничество, однако только в обмен на печенье. А у Эвелинды ничего подобного не было. Можно послать за служанками, но комната небольшая, и, пожалуй, они отлично справятся вдвоем с Милдред. Эвелинда сосредоточила свое внимание на уничтожении паутины, а горничная принялась сгребать к дверям гнилые камышовые подстилки.

Как и ожидалось, мышей здесь было предостаточно. Пару раз Эвелинда и Милдред не смогли удержаться от истошного визга, когда растревоженные крошечные чудовища с писком метались вокруг. Тэвис и Фергус сразу же прибежали наверх, и Эвелинда решила все же приспособить их к делу. Пускай помогут вынести подстилки, собранные в одну большую кучу у самой двери. Оба мужчины сначала оказали отчаянное сопротивление, но потом им было обещано, что Бидди испечет целую партию печенья исключительно для них двоих, и они стали существенно сговорчивее. Решено — один продолжит исполнять обязанности охранника, другой — займется хозяйством.

Тэвису выпало помогать Милдред выносить из башни камыши, а Фергус уселся в главном зале, по-прежнему наблюдая за дверью солара, где осталась Эвелинда.

Милдред и Тэвис, нагруженные трухлявыми камышами, покинули помещение, а Эвелинда, прикинув в уме размер оставшейся кучи, пришла к выводу, что им придется еще по крайней мере пару раз сходить туда и обратно, чтобы вынести все до конца.

Вернувшись к работе, Эвелинда опустила вниз люстру и принялась соскребать с нее воск, накапавший со свечей, одновременно обдумывая сведения, полученные из разговора с Тэвисом.

«Она была не одна…» — припомнились ей слова Тэвиса.

Судя по всему, молоденькая Дженни имела любовника. Глупейшая ошибка с ее стороны, ведь она знала — ее выдают замуж за Кэмпбелла, прославившегося своей жестокостью. Господи, о чем думала эта девушка? Единственный возможный вариант — она надеялась, что тайный возлюбленный женится на ней и защитит от Кэмпбелла. Но тогда это должен был быть не кто-нибудь, а могущественный лэрд — только такой человек мог бы противостоять Кэмпбеллу, который наверняка пожелал бы отомстить за нанесенное оскорбление. Конечно, в Доннехэде имелся в наличии могущественный лэрд — Дарак, однако он уже был женат. И никто из других влиятельных лэрдов, насколько известно, в то время в Доннехэде не гостил…

Внезапно Эвелинду осенило: зато сюда часто приезжал тогда — и продолжает приезжать сейчас — неженатый сын влиятельного лэрда Трэлин.

Эвелинда вяло скребла люстру и напряженно размышляла над своей догадкой. Каллен говорил, что Трэлин считал Дженни прелестнейшей девушкой на свете. А если она тоже влюбилась в него? Совершенно очевидно — Дженни тайно встречалась у обрыва со своим любовником. Может быть, это был Трэлин? И она рассчитывала выйти за него замуж и избавиться от Кэмпбелла?

Вдруг Эвелинда моргнула и выпрямилась. Здесь был еще один неженатый могущественный человек… Лиам, отец Каллена.

Впрочем, нет. Эвелинда вновь принялась за люстру. Лиам не обладал никаким особым влиянием, пока не умер его брат. Только тогда он унаследовал титул и могущество лэрда… Значит, пока остается Трэлин.

В любом случае, кто бы ни был этот мужчина, раз Дженни вернулась вся в слезах и поспешно покинула Доннехэд, значит, они поссорились. Временно оставив в покое пресловутого тайного возлюбленного, Эвелинда перешла к следующему загадочному вопросу. Тэвис сказал, что Дженни уехала, ни слова не сказав сестре. Если так, кто отдал приказ троим охранникам сопровождать ее? Дарак?

Эвелинда отколола от люстры большой кусок застывшего воска и поморщилась от едкого запаха гари, ударившего ей в нос. Она с отвращением подумала о том, что деревянная крестовина, видимо, основательно пропиталась копотью, но вдруг поняла — дымом тянет не от светильника.

Стремительно обернувшись, она с ужасом обнаружила, что факел, который Милдред вставила в держатель у самой двери, упал на кучу старых камышовых подстилок и они загорелись.

Схватив одну из мокрых тряпок — они еще не успели высохнуть после недавнего мытья окон — Эвелинда бросилась сбивать пламя, но старые сухие камыши служили отличным топливом, и огонь с пугающей жадностью поглощал их, выстреливая искрами во все стороны. Эвелинда испугалась по-настоящему: она не могла ни сбить пламя, ни побежать за помощью — огонь перекрыл выход. Она оказалась в ловушке.


Каллен въехал во внутренний двор замка в чрезвычайно мрачном настроении. С тех пор как он начал подозревать, что злоключения, преследующие его жену, кем-то подстроены, мысль о стреле, застрявшей в стволе дерева, не давала ему покоя. Сегодня он наконец поехал в лес, нашел то дерево, на которое залезала жена, и забрался на него сам. С первого взгляда ему стало ясно — стрела здесь совсем недавно. Об этом явственно свидетельствовало оперение — ни разу не омытое дождем, яркое и чистое. Кроме того, отверстие в коре тоже выглядело совсем свежим, а не старым и потемневшим от времени. Сомнений не было — кто-то хотел убить Эвелинду.

Каллен попытался выдернуть стрелу, но она засела слишком глубоко и не желала поддаваться. Поэтому он ограничился осмотром древка и оперения в надежде обнаружить какую-нибудь характерную особенность, по которой можно было бы потом отыскать стрелка. К сожалению, стрела ничем не отличалась от тысяч себе подобных — обычный размер, обычные гусиные перья. Ничего удивительного — оперение стрел, как правило, делалось из гусиных перьев и очень редко — из лебяжьих. Некоторые умельцы, стремясь к оригинальности, изготавливали себе стрелы со смешанным оперением. Ничем подобным эта стрела не выделялась и могла принадлежать любому из обитателей Доннехэда.

Глубоко разочарованный тем, что безликая стрела ничем не выдала тайны своего происхождения, Каллен слез с дерева и направился прямо в замок. После разговора с Хэмишем у загона Ангуса Каллен подозревал, что его жену пытаются убить, но сейчас, получив столь явное подтверждение худших своих опасений, он немедленно устремился к Эвелинде.

Может, стоит усилить охрану и оставлять в башне не двоих, а четверых мужчин? Каллен спрыгнул с коня, вошел в двери и свирепо уставился на Фергуса, одиноко сидящего за столом в главном зале.

— Где Тэвис? — спросил Каллен и в надежде увидеть жену посмотрел на стулья у камина. Пусто. Он нахмурился и добавил: — Где моя жена?

— Тэвис помогает Милдред выносить старые камышовые подстилки, — медленно ответил Фергус. — А ваша жена в соларе.

— Одна? Тебя поставили охранять ее, — рявкнул Каллен.

— Да, но она сказала, что не желает, чтобы мы мешали ей заниматься уборкой, а двери солара прекрасно видно отсюда, — сказал Фергус. — Никто не сможет незаметно пройти мимо меня и потревожить ее.

Угрюмо выслушав эти оправдания, Каллен повернул голову. Снизу действительно была видна часть коридора и одна дверь. Дверь солара. И сейчас она объята пламенем.

— Эвелинда! — Издав душераздирающий вопль, Каллен понесся по лестнице, перепрыгивая через ступени. Он сам различил боль и страх, сквозившие в его голосе, но не посчитал нужным сдерживаться. Он весь обратился в слух, напряженно ожидая ответа жены, свидетельствующего о том, что она еще жива. Вдруг она успела покинуть горящую комнату? Он дождался ответного крика в тот момент, когда ступил на лестничную площадку второго этажа. Голос Эвелинды доносился именно из солара, и Каллен окончательно убедился — ему есть чего бояться.

Он ринулся к двери и оказался перед сплошной стеной огня. Это выглядело так, словно кто-то разжег гигантский костер прямо в дверном проеме. Языки пламени были едва ли не выше самого Каллена, а комната наполнилась дымом.