Но пока у Эвелинды не было ничего. Даже маленького мешочка с единственной сменой одежды. Она начинает свой путь в новую жизнь, имея только то, что на ней надето. Она вдруг поняла это очень отчетливо и почувствовала, как ее охватывает страх.

Каждая девушка неизбежно испытывает подобные ощущения, когда ее выдают замуж, и Эвелинде еще очень повезло, что она столкнулась с этой проблемой позже, чем большинство других женщин. Она должна была выйти замуж в более юном возрасте, но судьба распорядилась иначе — ее жених утонул, когда ему было всего двенадцать лет. Отец пытался найти подходящую замену, но в это время мать Эвелинды тяжело заболела, и мысли барона д'Омсбери были заняты тревогами о ее здоровье.

После смерти Маргарет д'Омсбери отец Эвелинды отложил поиски мужа для дочери, желая подольше сохранить ее возле себя. Слишком велико оказалось горе от потери жены. Когда-то он обвенчался с девушкой, которую совсем не знал, но вскоре полюбил ее всей душой… В конце концов он вновь вернулся к попыткам устроить будущее Эвелинды, но это было незадолго до его смерти от грудной болезни.

Да, Эвелинда старше многих девушек, начинающих после свадьбы новую жизнь вдали от всего, что им было дорого. Однако сейчас ей от этого нисколько не легче. Ее муж — совершенно чужой и незнакомый человек, а новый дом находится так далеко от родных мест… Все просто ужасно.

Значит, снова самое главное — высоко поднять голову и терпеть. Похоже, из этого в основном и состоит жизнь женщины. Почувствовав, что сейчас заплачет от жалости к себе, Эвелинда решила лучше попробовать заснуть. Вряд ли ей удалось бы заняться чем-то иным в сложившейся ситуации.


Глава 5


— Мы дома.

Эвелинда открыла глаза и подняла их на своего мужа. Она выпрямилась, сидя у него на коленях, и посмотрела на призрачные очертания замка, возвышавшегося в темноте. Внезапно ее охватила тревога.

Каллен направил коня в гору, к въездным воротам. Замок Доннехэд действительно был мрачной зловещей крепостью. Во всяком случае, под покровом ночи он показался Эвелинде именно таким. Откинувшись на грудь Каллена, Эвелинда усиленно терла руками лицо, пытаясь окончательно проснуться. Она продремала большую часть их трехдневного пути. Вовсе не под влиянием средства Милдред, просто путешествие, долгое и монотонное, казалось, не имело конца. В первый раз Эвелинда проснулась наутро после отъезда из д'Омсбери. Потянувшись спросонья, она обнаружила, что действие зелья практически сошло на нет. Она очень обрадовалась, ведь ее разбудило острейшее желание удовлетворить кое-какие естественные потребности. Какой конфуз мог бы получиться, если бы она все еще не восстановила контроль над своим телом!

Каллен дал ей время только на то, чтобы быстро управиться с делами, и поторопил с возвращением в седло. Он поднял ее на коня, сам сел сзади, и они снова тронулись в путь. Спустя несколько минут он вытащил из притороченного к седлу мешка яблоко, немного сыра и хлеб и молча протянул ей. Эвелинда поняла — останавливаться они будут исключительно тогда, когда этого настойчиво потребует организм.

Целыми днями они скакали со скоростью, при которой любая попытка заговорить сопровождалась бы риском откусить собственный язык, и каждый день делали одну дополнительную остановку для смены лошадей.

Эвелинде очень хотелось спросить, почему они так торопятся? И где остальные его спутники? Уезжая из д'Омсбери, она слабо разбиралась в происходящем, но как только смогла поднять голову и посмотреть вокруг, обнаружила, что их отряд состоит из нее самой, Каллена и мужчины по имени Фергус. Еще четверых шотландцев с ними не было. Однако Эвелинда боялась раскрыть рот. Ведь самым первым у нее бы вырвался вопрос: как муж мог увезти ее из д'Омсбери, не взяв с собой ее горничную, лошадь и вещи?! Не желая начинать семейную жизнь со скандала, она не издавала ни звука, беря пример с молчаливого мужа.

Проезжая по внутреннему двору своего нового дома, Эвелинда с любопытством осматривалась по сторонам. В столь поздний час жизнь здесь уже не бурлила, а едва теплилась, надежно скрытая густой, почти непроглядной тьмой. Эвелинда видела только неясные фигуры и расплывчатые тени.

Оставив попытки ознакомиться с новым жилищем при таком освещении, она с легким вздохом устроилась поудобнее рядом с мужем и с нетерпением ждала, когда можно будет слезть с коня. Честно говоря, в этот момент ей больше всего на свете хотелось наконец покинуть седло. Она никогда в жизни не уезжала из поместья д'Омсбери и даже представить себе не могла, насколько неудобным, утомительным и просто-напросто нудным может быть путешествие. Она искренне надеялась, что до конца своих дней больше не столкнется с необходимостью совершать длительные поездки.

Каллен остановил коня у ступеней лестницы, ведущей в главную башню замка. Он соскользнул с седла и, не дав Эвелинде пошевельнуться, взял ее на руки. Он опустил ее рядом с собой, и она крепко ухватилась за него, дожидаясь момента, когда сможет стоять без посторонней помощи. Редкие остановки в пути научили Эвелинду: в первые минуты на земле затекшие ноги буквально подкашиваются от слабости, но всякий раз к ним постепенно возвращается сила, и они снова становятся послушными.

Обычно Каллен давал ей время прийти в себя и начать передвигаться самостоятельно, однако сейчас он не стал ждать, а подхватил на руки и взбежал по ступеням к дверям главной башни.

Взглянув поверх плеча Каллена, Эвелинда увидела, как Фергус сам отводит лошадей на конюшню, и решила, что здешний конюх, наверное, уже отправился спать.

Они оказалась в большом зале. Темный и тихий, он отнюдь не был пустым. При свете огня, горевшего в камине, Эвелинда смогла увидеть, что весь пол, до последнего дюйма, занят спящими людьми. Мужчины и женщины, молодые и старые, лежали бок о бок друг к другу, оставляя лишь два узких прохода от входных дверей: один вел к лестнице на верхний этаж, другой — к дверям, за которыми, видимо, находилась кухня.

Каллен нес Эвелинду вверх по ступеням, и она все сильнее сжимала его плечи, по мере того как они продвигались во мрак, оставляя далеко позади слабый свет гаснущего в очаге пламени. Однако муж определенно не нуждался в дополнительном источнике света. Он уверенно шагал с ней на руках по совершенно темному помещению на верхнем этаже, а она, ничего не видя, только по-совиному хлопала глазами.

— Открой!

Эвелинда вслепую нащупала перед собой деревянную панель, похожую на дверь. Затем поискала ручку, нашла, нажала на нее, дверь мягко отворилась, и Каллен вошел внутрь. Он опустил Эвелинду на мягкую поверхность — судя по всему, это была кровать, — и отступил в темноту. Понять, в какую сторону он направился, она не могла, пока не услышала тихий щелчок закрывшейся двери.

Эвелинда прислушалась к его шагам. Отойдя от двери, он прошел по комнате и остановился с противоположной стороны кровати. Что-то с глухим шлепком ударилось об пол, затем с резким звоном упал меч, потом послышался короткий свистящий звук, за которым последовал шелест — видимо, килт опустился на камышовую подстилку. Эвелинда почувствовала, как прогнулась кровать, когда Каллен лег с другой стороны.

— Спи!

За спокойным приказом последовала тишина. Эвелинда некоторое время неподвижно сидела там, где он ее оставил. По пути сюда она провела столько времени в тревожных размышлениях, пытаясь представить себе встречу с новым домом. Она очень волновалась о том, что подумают о ней обитатели замка и примут ли они ее. И сильно беспокоилась о своей внешности: изнурительное трехдневное путешествие, должно быть, не лучшим образом скажется на ней, а первое впечатление значит так много. И конечно, ее страшно заботили мысли о намерениях мужа — вдруг он захочет вступить в свои законные права в первую же ночь после приезда?

Сейчас она отчетливо понимала — все эти опасения ничего не стоили. Обитатели замка проспали ее прибытие, а муж определенно не проявлял никакого специального интереса к своей молодой жене. Он уже безмятежно посапывал рядом с ней.

Эвелинда тихонько вздохнула, покачала головой и, полностью одетая, вытянулась на своей половине постели. На самом деле следовало ожидать, что после приезда в Доннехэд Каллен не сможет думать ни о чем, кроме сна. В последние три дня она, несмотря на тряскую езду, спала предостаточно, а Каллен и Фергус, напротив, не смыкали глаз. Мужчины по ночам ехали чуть медленнее, но оба ни разу даже не задремали за все три дня и две ночи в дороге.

Что ж, теперь ей был обеспечен еще один день томительного ожидания первой брачной ночи. Может, знакомство с новыми людьми как-то скрасит момент ее завтрашнего пробуждения?

Эвелинда еще немножко подумала, закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон под тихое, мерное похрапывание мужа.


— Могг, что ты делаешь? Бестолковая… Сейчас ты уронишь чертову лохань! Вечно не смотришь, куда идешь! Прекрати сверлить глазами девушку и будь повнимательнее!

Услышав это восклицание, Эвелинда открыла глаза, резко села в постели и в полном замешательстве уставилась на целую толпу женщин, снующих между кроватью и камином у дальней стены. В первый момент Эвелинда никак не могла сообразить, где она находится. «Это не моя комната в д'Омсбери» — вот единственная мысль, на которую поначалу оказался способен ее бедный непроснувшийся мозг. Потом она слегка подвинулась в постели, задохнулась от острой боли в бедре и вспомнила все события, произошедшие за последние несколько дней.

Она поняла, что находится в замке Доннехэд, видимо, в комнате своего мужа. Наверное, теперь это и ее комната? Эвелинда с любопытством огляделась вокруг. Ее спальня в д'Омсбери была вдвое меньшего размера. И прежняя кровать была вдвое уже, чем та, на которой она сидела сейчас. Два простых деревянных стола располагались по бокам кровати. На одном из них — с той стороны, где ночью спал Каллен, — стояла незажженная свеча. На другом — рядом с Эвелиндой — кружка с напитком, очень похожим на мед.

Эвелинда с особым вниманием посмотрела на питье, затем принялась дальше изучать помещение. Между кроватью и дальней стеной было обширное пустое пространство. Замечательное место для пары стульев и, возможно, маленького столика, где лорд и леди, Каллен и она, могли бы отдыхать по вечерам. Однако в настоящий момент там ничего этого не было, зато стояла большая лохань. Рядом суетились служанки, выливая из ведер в лохань горячую воду, от которой шел густой пар.

— Она проснулась, — объявила одна из женщин, одарив Эвелинду улыбкой.

Эвелинда не смогла удержаться и улыбнулась в ответ, затем посмотрела на пухленькую невысокую женщину, которая, оглянувшись, неожиданно отделилась от остальных и устремилась прямо к Эвелинде.

— О, девочка, ты проснулась! — радостно улыбнулась женщина и, схватив ту самую кружку с напитком, повернулась и протянула ее Эвелинде. — Я принесла тебе немного чудесного медового напитка, и мы готовим для тебя ванну. Каллен сказал, что ты, наверное, захочешь искупаться.

Некоторое время Эвелинда беспомощно смотрела на женщину, пытаясь разобрать ее речь с сильным шотландским акцентом. У Каллена, несомненно, тоже был акцент, однако он в основном молчал, так что проблем с произношением почти не возникало. Женщина говорила очень быстро, и Эвелинде потребовалось время, чтобы понять ее слова. Наконец, усвоив общий смысл, Эвелинда приняла предложенный напиток и смущенно сказала:

— Спасибо.

— Я Элизабет Дункан. Но ты, девочка, можешь называть меня просто Бидди. Все так называют. — Сцепив руки перед собой и сияя улыбкой, Элизабет выжидательно смотрела на Эвелинду: — Маргрид готовит самый вкусный сладкий мед во всей Шотландии. Уверена, тебе понравится.

Эвелинда поднесла кружку к губам и сделала небольшой глоток. Решив, что уловила суть сказанного Элизабет, она перевела взгляд на служанок, толпящихся в ногах кровати. Видимо, они уже наполнили лохань водой и теперь смотрели на Эвелинду с нескрываемым любопытством.

Эвелинда, чувствуя себя слегка неуверенно, улыбнулась служанкам, опустила кружку и сказала:

— Вы правы, Бидди. Медовый напиток действительно очень вкусный.

Бидди просияла в ответ, но тут же посмотрела на служанок, потому что одна из них как раз в это время задела пустое ведро и опрокинула его на камышовую подстилку.

— Ну? Чего вы ждете? Закончили — уходите! У вас полно дел, — прикрикнула Бидди, однако ее тон был не таким резким, как слова. Она казалась скорее раздосадованной, чем рассерженной поведением служанок. Подождав, пока последняя из них скроется за дверью, Бидди повернулась к Эвелинде: — Они все очень милые. Но знаешь, девочка, с ними надо обращаться построже, иначе совсем ничего не будут делать.

Эвелинда только кивнула, шотландский акцент продолжал сбивать ее с толку.