— Святые угодники! — прошептал Уильям, младший из кузенов Торманда. — Теперь тебе придется уехать, Торманд.

— Нет! — Торманд понял, что сейчас закричит, и на целую минуту замолчал, чтобы успокоиться. — Нет, я никуда не поеду, потому что эта тварь все равно потащится за мной, но, честное слово, если Саймон скажет мне, что нужно скрыться, я так и сделаю, без всяких возражений. Это все, что я могу вам обещать. — Он видел, что его слова не обрадовали младшего брата, Уильям лишь сдержанно кивнул. Торманд повернулся и посмотрел на Саймона: — И можешь меня не спрашивать — я не знаю, кто она такая. Я никогда не намекал на женитьбу никакой девушке и всегда избегал тех, кому такая мысль могла прийти в голову.

— Это вовсе не означает, что какая-нибудь из девушек не надеялась на это, — тихо сказала Морейн, гадая, почему слова Торманда так ранили ее сердце. Многие холостяки пренебрежительно говорят о женитьбе. — Еще одна маленькая деталь. Эта женщина говорила тоном очень избалованного ребенка. Если она решила для себя, что вы, сэр Торманд, должны стать ее мужем, то уже не имеет значения, что вы реально сделали или не сделали. Она могла даже совершить какую-то явную глупость, чтобы привлечь ваше внимание. Поэтому ее вынудили выйти замуж за человека, которого она не любила. А вы могли и не знать обо всем этом.

— И следовательно, вина за все ее страдания лежит на мне? Не вижу в этом никакого смысла.

— Не забываете, что эта женщина безумна.

— Они не упоминали каких-либо имен? — спросил Саймон.

— Нет, — ответила Морейн. — Один раз она назвала его Смоллом, но не думаю, что это его настоящее имя. Звучит немного по-английски, и он определенно наш соотечественник. Сам великан обращался к ней «миледи». Предложив пустить по нашему следу собаку, она называла ее Дунстан. К счастью, мужчина ответил ей, что потребуется слишком много времени, чтобы привести пса, так что в конечном итоге она прислушалась к его уговорам, и они уехали. — Морейн грустно улыбнулась. — Вот, пожалуй, и все. К сожалению, совсем немного, верно?

— Вам не за что извиняться. Все-таки это гораздо больше, чем у нас было. Если не будет дождя, мы возьмем мою собаку и ее пустим по следу.

— Вы, похоже, не слишком уверены, что это поможет.

Саймон поморщился:

— Безумна она или нет, но эта парочка очень хитра. Пока они не оставили мне ни малейшей зацепки. Мне удавалось проследить их до того места, где они совершали свои злодеяния, но затем все их следы исчезают.

— Морейн, надеюсь, вы понимаете, что теперь вам здесь опасно оставаться? — спросил Торманд.

Она понимала, но не знала, что ей делать. Увидев Торманда у дверей своего дома, она напрочь забыла о том, что хотела просить у него помощи. Рыцари смотрели на нее, а Морейн не могла произнести ни слова. Собственная нерешительность настолько злила ее, что теперь Морейн раздражала сама необходимость просить у кого-то помощи. Она понимала, что это глупо — едва не простившись с жизнью, отвергать предлагаемую поддержку, но в тоже время Морейн знала, что зачастую именно ее гордость служила ей добрую службу. Прожив десять лет надеясь только на себя, она не хотела изменять этой привычке.

— Я не могу просто так взять и уйти отсюда, — сказала она. — У меня здесь цыплята, кошки и корова. Наконец, тут мой сад, и он требует ухода.

— Мы заберем вас в город ко мне домой, — объявил Торманд, и его тон указывал, что он не примет никаких возражений.

Морейн все-таки попыталась высказать одно возражение, но совершено не удивилась, когда он отмел его. И она почувствовала облегчение. Ее гордость была несколько уязвлена, но Морейн пришлось признать, что ей очень страшно оставаться дома вдвоем с маленьким мальчиком, ведь защитой ей мог служить лишь большой кухонный нож да сварливый, хотя и храбрый кот.

Она еще пыталась протестовать, но кузены Торманда уже собирали ее вещи. Даже кошек усадили в две маленькие клетки, которые она использовала, когда относила на рынок цыплят. Затем эти клетки прикрепили к седлам лошадей Рори и Саймона, несмотря на громкие протесты животных. Уолин даже не пытался скрыть своего восторга от предстоящей поездки на великолепной лошади сэра Харкурта. Торманд со всеобщего молчаливого согласия повел Морейн к своей лошади. Остановившись на мгновение, она оглянулась и посмотрела на свой дом, который служил ей пристанищем в течение последних десяти лет, мысленно спросив себя, суждено ли ей вернуться сюда.

Морейн тихонько охнула, когда Торманд, подхватив ее за талию, усадил в седло. Пока она пыталась одернуть нескромно взлетевшие юбки, рыцарь, едва коснувшись богато украшенного стремени, взлетел в седло, легко разместившись позади нее. Каждый раз, когда этот мужчина прикасался к ней, у нее возникало ощущение, словно языки пламени обдают ее своим жаром. Ни слова не говоря, Торманд властно приобнял девушку, твердой рукой подхватил повод и тронул лошадь с места.

Морейн чувствовала тепло его крепкого тела, проникавшее, казалось, в самую ее душу, и гадала: а будет ли она в безопасности у него дома? Скорее всего убийцы не смогут достать ее и Уолина в доме Мюрреев, но ведь там она будет полностью зависеть, от Торманда. А Морейн была уверена, что сэр Торманд Мюррей может быть по-своему опасен. Она останется в живых, когда эти неприятности закончатся, но, возможно, ей не удастся сохранить невредимыми свое сердце и свою душу.


Глава 9


Тишина, воцарившаяся в доме, отвлекла внимание Морейн от фруктового пирога, который она только что вынула из печи. Она находилась в доме Торманда уже два дня, и хотя мужчины часто уходили, в доме никогда не бывало так тихо. Она подумала о том, что запах сдобы должен был давно привлечь Уолина, но Морейн с самого завтрака не видела мальчика. Утренняя трапеза, как обычно, проходила в зале, там же, собравшись за большим столом, мужчины обсуждали свои планы. Морейн знала, что под присмотром такого большого количества мужчин Уолин в безопасности, однако она так долго его не видела, что ее охватил страх. Поняв, что тревога не отпустит ее, пока она не увидит Уолина, Морейн отправилась искать своего непоседу.

Она обошла весь дом, и теперь ей оставалось лишь заглянуть в комнату, где Торманд хранил свои учетные книги. Морейн в нерешительности остановилась перед закрытой дверью, испытывая неловкость, что ей приходится входить в личную комнату мужчины, но ей совершенно необходимо было узнать, куда же делся Уолин. Она понимала, что отчасти ее колебания объясняются тем, что в этой комнате сейчас может находиться Торманд.

С момента прибытия в этот дом Морейн видела Торманда, только когда они все вместе садились за стол. Похоже было, что хозяин дома избегает ее. Такая холодность причиняла ей боль, но Морейн понимала, что, возможно, это и к лучшему. Она искренне надеялась, что такое отношение Торманда поможет ей перестать желать его. Вместо этого желание становилось все более острым. Усмехнувшись своим неразумным мыслям, Морейн негромко постучала в дверь, но ответа не последовало. Слегка приоткрыв створку, она позвала Торманда, не желая своим неожиданным появлением помешать его работе.

Увидев, что дверь медленно открывается, Торманд вздохнул. Он изо всех сил старался забыть о том, что они с Морейн одни во всем доме, если не считать кошек. Но забыть об этом ему никак не удавалось, он уже несколько часов сидел, размышляя над списком, который настоятельно требовал от него Саймон, а работа почти не двигалась. Каждый раз, как только он задумывался над следующим именем, которое нужно было добавить в перечень его побед на любовном фронте, его мысли непонятным образом сворачивали на тропинку, которая неизбежно приводила Торманда к обнаженной Морейн, бесстыдно раскинувшейся под ним и в экстазе выкрикивавшей его имя. «Список», — вдруг вспомнил он и в ужасе уставился на лежавший перед ним листок бумаги. С лихорадочной поспешностью Торманд схватил первую попавшуюся книгу и, раскрыв ее, накрыл злополучный листок.

— Ox, простите, — сказала Морейн. — Я стучала и звала, но вы не откликнулись.

Торманд встал и немного подался вперед, улыбаясь ей. Опершись на стол, он улыбался все шире, пытаясь стереть с лица виноватое выражение. Проклятый листок был надежно спрятан под гроссбухом, и он теперь уже спокойно смотрел на вошедшую Морейн. Но одна мысль, занозой сидевшая в сердце, все же не давала ему покоя: по мере составления этого списка он все меньше и меньше ощущал себя великим любовником и все больше и больше — озабоченным самцом, как назвал его Саймон. По правде говоря, образ мужчины, который возникал перед ним по мере прибавления женских имен, совсем ему не нравился. И он вовсе не хотел, чтобы Морейн увидела ту сторону жизни Торманда Мюррея, которая отныне должна была безвозвратно кануть в Лету.

— Я не успел ответить, так как был слишком занят, — сказал он. — Вам нужна моя помощь?

— Наверное, глупо спрашивать, поскольку я знаю, что об Уолине хорошо заботятся и защищают его, но вы, случайно, не знаете, где бы он мог быть сейчас?

— Уильям и Харкурт повезли его в ваш дом, мальчик сказал, что ему там кое-что нужно сделать.

Морейн облегченно вздохнула, но в то же время, почувствовала некоторую неловкость.

— Мне надо найти кого-нибудь, кто бы присматривал за домом, пока я не вернусь. Право же, мне очень неловко, что мы доставляем вам столько хлопот. Вы ни в коей мере не обязаны возить меня или Уолина домой, чтобы мы могли заняться хозяйством.

— А вам не следует брать на себя лишние хлопоты, занимаясь хозяйством здесь.

Немного расслабившись, Торманд отошел от стола и подошел к книжной полке, на которой среди фолиантов и свитков стояли кувшин с вином и небольшие кружки.

— Я ведь не извинился перед вами за невежество и жестокость этой проклятой женщины? — спросил он, разливая вино.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась Морейн. — Домашняя работа помогает мне отвлечься и забыть о том, почему я скрываюсь здесь.

— Мои гости не должны обременять себя работой. — Он подошел к ней и протянул кружку. — Пожалуйста, отдохните, посидите со мной, выпейте немного вина.

Взяв кружку, Морейн позволила ему подвести себя к креслу, стоявшему перед камином. Торманд взял другое кресло и поставил его так, что их разделял лишь маленький столик, заваленный бумагами. Морейн сделала глоток, смакуя изысканный вкус благородного напитка, который могли позволить себе лишь те, чей кошелек никогда не оскудевал.

Морейн чувствовала себя согретой его вниманием, которого ей так не хватало в ее недолгой, но уже наполненной страданиями жизни. В то же время она понимала, что ведет себя неразумно, что она неровня ему и не может вот так запросто сидеть в его кабинете и пить его великолепное вино. Страстное желание видеть его, согреваться теплом его улыбки, с наслаждением прислушиваться к оттенкам его низкого голоса — все это прошло бы после недолгой разлуки, а эта светская беседа, какой бы короткой она ни была, лишь раздразнит ее.

— У вас еще были сновидения? — спросил он.

— Нет. К счастью или к сожалению, но я больше не видела этих убийц.

Морейн молилась, чтобы Торманд подумал, что проступивший на ее щеках румянец вызван застенчивостью, естественным смущением девушки, находящейся наедине с мужчиной, и не стал бы больше расспрашивать ее о сновидениях. Сны, посещавшие ее в последнее время, были совсем не теми, о которых можно было рассказывать, тем более герою этих самых сновидений. После таких снов она просыпалась, буквально горя желанием. Она была поражена тем, что только и думала об обнаженном Торманде, об их переплетенных плоть к плоти телах. Это было странно для девушки, никогда не имевшей близости с мужчиной, ни разу даже не познавшей сладости страстного поцелуя. Но больше всего ее беспокоило то, что еще долго после пробуждения она явственно ощущала жар его поцелуев и прикосновение его рук.

Поймав себя на том, что одни только мысли об этих снах пробуждают в ней желание, Морейн, чтобы отвлечься, поспешила перевести разговор на другую тему.

— Странно, почему Саймон не просит меня взять другую заколку? — поинтересовалась Морейн и мысленно чертыхнулась, почувствовав, как дрогнул ее голос, когда она произносила это имя.

Она все еще испытывала неловкость, отказавшись от официального обращения к шерифу. Хуже того, она ясно дала понять, что ей не терпится прикоснуться еще к одной из этих проклятых заколок. Морейн искренне хотела помочь рыцарям найти убийц, но она все еще не была готова страдать, видя, как два чудовища творят свои злодеяния. До сих пор ей становилось жутко, когда картины последнего видения всплывали в ее памяти.

— Я действительно намерена вам помочь, — выдавила она из себя.

Торманду ужасно хотелось спросить, отчего она так краснеет, когда разговор заходит о ее снах. Его самого изводили жаркие сны, от которых он просыпался в поту, изнемогающий от невероятного по силе желания. Человеческая ли интуиция, чутье ли самца, но что-то подсказывало ему, что Морейн невинна, и это несмотря на преследующие его приступы ревности, когда он вдруг представлял себе Морейн, окруженную целым сонмом воздыхателей. Он готов был поставить все свое немалое состояние на то, что эта девушка совсем не знает, какое удовольствие мужчина и женщина могут доставить друг другу. Мысль о том, что он может стать тем мужчиной, который первым введет ее в этот мир наслаждений, заставляла его кровь быстрее бежать по жилам. Слегка улыбнувшись, он позволил ей переменить тему разговора.