Ханна Хауэлл - Горец-грешник

Злоба Ады распалялась все сильнее, и Морейн почти ощущала острый запах ее ненависти. С одной стороны, Морейн хотелось дослушать эту отвратительную историю, но с другой — было очень рискованно продолжать расспрашивать эту опасную особу, которая напоминала ядовитую змею, по недоразумению принявшую человеческий облик.

— Что ж, они за это заплатили. Все они. И служанка, и мой слуга, и этот жирный вонючий хряк, за которого отец заставил меня выйти. Кстати, он теперь уже не такой жирный, правда?

По тому, как женщина произнесла «все они», Морейн поняла, что и родители Ады заплатили самую высокую цену за то, что вынудили дочь подчиниться их воле. Похоже, Ада не очень старалась скрыть, что убила служанку и, возможно, собственную мать, отца и своего слугу, который, как она считала, предал ее. Морейн совершенно не представляла, как вести себя, столкнувшись с подобным безумием. Исподтишка взглянув на Смолла, она поняла, что в отличие от Ады, которая, казалось, целиком ушла в воспоминания, гигант был настороже и внимательно следил за пленниками.

— В чем же состояло предательство? — вынуждена была она спросить.

— Этот идиот должен был убить мальчишку и подбросить его к дому Торманда. В одежде ребенка должны были найти очень убедительную записку, в которой я объясняла Торманду, что его сын лишился жизни из-за грехов отца. Я была уверена, что тем самым причиню немалую боль этому вельможному болвану. Ему, возможно, наплевать на женщин, от которых ему ничего не нужно, кроме плотских утех, но детей этот пройдоха любит. Но проклятый недоумок разрушил такую отличную комбинацию. Ну почему Господь всегда окружает меня тупицами? Мой замечательный Смолл, пожалуй, единственное исключение — он меня никогда не подводил.

— Достаточно, миледи, — произнес мужчина низким раскатистым голосом. — Нам пора уходить.

— О, господа простофили еще не скоро вернутся. Коль скоро эта ведьма хочет перед смертью кое о чем узнать, я окажу ей такую любезность, пусть она услышит то, что должна. — Она похлопала гиганта по груди. — Мы скоро уйдем, Смолл. Я понимаю, что тебе не терпится рассчитаться за наши раны. — Ада посмотрела на Морейн и усмехнулась. — Старуха Ида на удивление умело залечила все порезы и царапины. Кстати, в разговоре с ней довольно быстро выяснилось, что она страшно ненавидит тебя, так что заручиться ее помощью мне было совсем нетрудно. Старая дура на самом деле верит, что именно ты повинна во всех этих убийствах, хотя думаю, она просто убедила себя в этом. Спит и видит, как тебя повесят. И поверь, ведьма, чтобы этого добиться, старуха сделает все, что я скажу.

Женщина, убивавшая людей из-за надуманных обид, высмеивает другую женщину, которая выдумала себе врага. Женщина, которая хотела убить невинного ребенка, чтобы причинить боль отвергнувшему ее мужчине, а потом убила человека, который не смог заставить себя выполнить ее дьявольский приказ, вдруг с презрением относится к желанию Иды избавиться от конкурентки. Морейн понимала, что подобный разброд в мыслях этой женщины лишний раз доказывает ее явное помешательство. Не следовало удивляться и готовности Иды пойти на все, чтобы убрать Морейн с дороги: ведь в свое время именно из-за старухи погибла мать девочки. Что ж, похоже, и на этот раз старая карга одержит победу.

Смолл поднял свою огромную руку, чтобы схватить Морейн. Она отшатнулась, лихорадочно соображая, куда бежать и как спасти Уолина, и в этот миг Бонегнашер с угрожающим рыком бросился на Смолла. Клыки пса впились в руку великана, и Смолл взревел от боли. Морейн бросилась к Уолину, но тут, словно разъяренная кошка, на нее накинулась Ада. Спасая свои глаза, Морейн уворачивалась от длинных ногтей Ащл и как могла отбивалась от ее бешеных наскоков.

Вдруг жалобный визг перекрыл шум борьбы. Морейн на мгновение обернулась — отважный Бонегнашер, жалобно поскуливая, лежал у стены. Собрав все силы, Морейн отшвырнула от себя женщину. Падая, та буквально врезалась в стену и завизжала так громко, что у Морейн заложило уши. В этот момент Уолин с криком отчаяния бросился на Смолла. Чуть не лишившись чувств от страха за малыша, Морейн ринулась к нему, но опоздала. Смолл размахнулся и своей огромной окровавленной дланью ударил Уолина. Маленькое тельце мальчика, словно перышко, взлетело в воздух. Упав на кровать, Уолин утонул в пуховой перине и мгновение спустя с глухим стуком упал на пол.

Морейн хотела броситься к мальчику, но Смолл тут же схватил ее за руку и сжал так, что Морейн едва не закричала от боли. Тем временем Ада окончательно оправилась от удара; встав и приведя в относительный порядок свое изрядно пострадавшее в схватке платье, она подошла к Морейн, которую все еще удерживал Смолл.

— С каким удовольствием я убью тебя, ведьма, — сказала Ада.

— Миледи, нам действительно пора уходить, — вновь напомнил Смолл. — Мюрреи могут вот-вот вернуться, и тогда вы не сможете получить то, что хотите.

— Пожалуй, ты прав.

Ада направилась к двери.

— Уолин, — буквально выдохнула М. орейн, желая убедиться, что мальчик жив, хотя и понимала, что нельзя рассчитывать на милосердие этих людей.

— Иди тихо, и тогда Смоллу не придется возвращаться, чтобы перерезать мальчишке горло.

Выбора не было, и Морейн послушно пошла за Смоллом, который, видя покорность жертвы, принялся оживленно обсуждать со своей госпожой, какой дорогой быстрее добраться до лачуги, в которой они намеревались убить колдунью. Когда Смолл распахнул дверь, Морейн изо всех сил уперлась рукой в дверной косяк и, обернувшись, крикнула:

— Я люблю тебя, Уолин! Передай Торманду, что он всегда будет мне сниться.

Дернув девушку за руку, Смолл, грязно ругаясь, потащил ее прочь, Морейн оставалось только молиться. Она молилась о том, чтобы рана Уолина оказалась легкой, чтобы Торманд и рыцари поскорее вернулись и помогли мальчику, чтобы Уолин услышал ее слова и, наконец, чтобы ее любимый понял переданное ему послание. Грубо волоча Морейн, Смолл вытащил ее наружу. Ярко светило солнце, и Морейн взмолилась о том, чтобы не пошел дождь, который мог смыть следы похитителей. А потом, когда Смолл легко, как куклу, перекинул ее через седло, она начала молиться о собственном спасении.

— Кто такой Джорди? — спросил Торманд Саймона.

Торманду необходимо было поговорить; ему нужно было отвлечься, чтобы перестать думать о том, в какой опасности может оказаться Морейн. Внутренний голос не говорил, а кричал ему, что нужно спешить, но отряд вынужден был остановиться, чтобы напоить лошадей и дать им хоть немного передохнуть. Он понимал, что это необходимо. Запасных лошадей у них не было, и если бы одна из них пала, не выдержав бешеной скачки, их маленький отряд мог задержаться в пути. Но от понимания этого не становилось легче, и Торманд, маясь в нетерпении, ожидал окончания привала.

— Он мой сводный брат, — ответил Саймон.

— Вот как? Значит, он тоже сын лорда?

Торманд подумал, что на лице у него появилось изумление, какое он и в самом деле испытывал, поскольку Саймон никогда не рассказывал о прошлом своей семьи, разве что упоминал мельком. А сейчас он, очевидно, затеял этот разговор, чтобы отвлечь его от грустных мыслей.

— Вторым сыном. Мой старший брат Генри сейчас лэрд. Джорди уехал вскоре после меня. Три моих младших брата, — Саймон помолчал и пожал плечами, — сейчас находятся неизвестно где. Две мои сестры вышли замуж, едва достигнув детородного возраста, хотя их жизнь вроде бы сложилась неплохо. Время от времени я получаю от них весточку. Генри не из тех людей, с которыми хочется общаться. Жестокий, особенно с женщинами. Я знаю, что по крайней мере двоих он извел до смерти своей «любовью». Я считаю, что он также убил и нашего отца, и однажды я докажу это.

— Иисусе, Саймон, — пробормотал Торманд, он выглядел совершенно потрясенным. — Неудивительно, что ты никогда ничего не рассказываешь о своих родственниках.

Саймон слегка улыбнулся:

— А зачем? Я уехал оттуда, когда мне исполнилось десять лет. А через три года приехал на похороны отца.

— И ты действительно считаешь, что Генри убил его? — спросил Харкурт.

— Я уверен в этом настолько, насколько можно быть уверенным в детских воспоминаниях. Думаю, именно из-за того, что руки моего брата обагрены кровью отца и нескольких женщин, я уже много лет делаю все, что в моих силах, чтобы покарать тех, кто нарушает закон, и не имеет значения, носит ли преступник сутану священника или расшитый золотом камзол вельможи. Подозреваю, что Генри не слишком изменился за те годы, что мы с ним не виделись. Однажды, уже после того, как Джорди разыскал меня, он рассказал, почему оставил родовое гнездо. Без твердой руки отца Генри становился все более жестоким, и Джорди решил, что не должен приносить клятву верности такому человеку. Джорди порядочный, — сказал Саймон, оглянувшись на Мюрреев и Уолтера. — Он во всем этом не замешан.

— Я тоже так думаю, — сказал Торманд. — Это все мерзкая Ида. Ты напугал ее до смерти, но она заслуживает гораздо более сурового наказания. Ума не приложу, что бы это могло быть. Жаль, что ты сказал Джорди, что не отправишь ее на виселицу.

— Разве? — Саймон слегка улыбнулся. — Но ведь я не обещал оставить ее безнаказанной. Понимаешь, у Иды есть все основания опасаться, что Морейн займет ее место повитухи и знахарки. Старуха не очень искусна в своем ремесле. От ее «лечения» уже умерли несколько человек, она темная, безграмотная дура, которая до сих пор считает мыло дьявольским творением.

— Ты хочешь обвинить ее в смерти этих людей?

— Нет, по такому обвинению ее скорее всего повесят, а, как ты уже сказал, я намекнул Джорди, что Ида не будет болтаться в петле. Но кто запретит мне устроить так, чтобы среди горожан пошли разговоры, что обращаться за помощью к этой старухе — значит рисковать своей жизнью.

Торманд восхищенно покачал головой:

— Умно. Мне это нравится.

Не удержавшись, он бросил взгляд в сторону стойла. Саймон проследил за его взглядом и согласно кивнул:

— Лошади уже достаточно отдохнули. Даже если поедем легкой рысью, скоро будем на месте.

Саймон еще не успел договорить, а Торманд уже был в седле, еле сдерживаясь, чтобы не вонзить шпоры в бока своего скакуна. Ему так хотелось как можно быстрее оказаться возле Морейн, что следовать совету Саймона и ехать ровной неторопливой рысью казалось невозможным. Он хотел, пришпорив лошадь, лететь к Морейн, ведь внутреннее чутье подсказывало ему, что они опоздали, что ловушка уже захлопнулась и его возлюбленная в страшной опасности.

Его возлюбленная. Это слово так поразило Торманда, что он едва не свалился с седла. Он любит Морейн! Это стало ему ясно именно сейчас, когда заветные слова прозвучали у него в голове. Они поселились в его сердце с того момента, когда он первый раз увидел ее, впервые заглянул в ее красивые, цвета морской волны глаза. Торманд сам не понимал, почему же он так долго противился этому чувству, почему старался не замечать его, даже после того как осознал, что не хочет возвращаться к своей прежней распутной и разгульной жизни. Он любит Морейн, и лишь она одна ему нужна. Он молился лишь о том, чтобы у него появился шанс сказать ей о своей любви.

Увидев распахнутую дверь, Торманд осадил лошадь. Поборов охвативший его холодный страх, он вошел в комнату, которую еще вчера они делили с Морейн. Комната была пуста — ни тел, ни залитого кровью пола, только следы борьбы — перевернутый стол, сбитые тростниковые циновки, несколько капель крови на самом пороге да Бонегнашер, который, тихо поскуливая, лежал у самой двери. Сжав зубы, Торманд постарался собраться, чтобы не позволить страху перерасти в бессмысленную панику.

Тихий стон раздался из-за кровати, и Торманд не мешкая бросился туда. За кроватью у стены лежал Уолин, по бледной щеке мальчика стекала тонкая струйка крови. Торманд поднял парнишку на руки, недоумевая, как и почему он оказался здесь. Подоспевшие братья приняли мальчика из его рук и, найдя чистую холстину, перевязали Уолину голову. Вскоре он окончательно пришел в себя и уже самостоятельно сидел на стуле, потягивая шипучий сидр из небольшой кружки.

Видя, насколько бледен и потрясен мальчик, Торманд отбросил мысль тотчас броситься на поиски Морейн.

— Парень, — обратился к мальчику Саймон, подойдя к ним, — как вы с Бонегнашером оказались здесь?

— Я хотел увидеть Морейн, — ответил мальчик, по щекам которого медленно катились слезы. — Я скучал по ней, а вы мне не разрешали навестить ее, хоть ненадолго.

— Что здесь произошло, Уолин?

— Эти убийцы пришли сюда, как и тогда в наш дом. — Уолин проговорил это прерывающимся от рыданий голосом, и его слова трудно было разобрать. — Эта женщина говорила ужасные вещи, а потом мужчина сказал, что они должны уходить, чтобы вы их не застали, когда вернетесь. Он попытался схватить Морейн, но Бонегнашер прыгнул и вцепился ему в руку.