В наступившей тишине Эрик, не отрываясь, смотрел на Мэгги. Страдальческие морщинки пролегли в углах его глаз и губ.

Кофе закипел, и кухня наполнилась его ароматом, но никто этого не заметил. Они неподвижно сидели по разные стороны стола, глядя друг другу в глаза и начиная понимать, что в их отношениях наступает решающий момент, который может изменить не только их жизни, но и жизни близких им людей. Они знали, что пути назад не будет, и боялись этого.

— У меня к ней не осталось никаких чувств, — тихо признался Эрик.

Значит, вот как это происходит, подумала Мэгги. Вот как рушится семейная жизнь и начинается любовная связь на стороне. Она встала в замешательстве, погасила конфорку, налила Эрику кофе, себе — кипяток и снова села. Эрик долго смотрел в чашку, потом наконец поднял глаза.

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — сказал он.

— Спроси.

— Что это было — тогда, когда я привез Кейти и мы с тобой стояли в дверях?

Мэгги вспомнила, как она нарушила запрет, и при этом воспоминании на душе у нее потеплело.

— Это было недоразумение, — ответила она. — Прости. Я не имела права...

Продолжая смотреть Мэгги в глаза, Эрик заметил:

— Забавно. Мне казалось, ты имеешь право.

— Я очень устала и очень волновалась за Кейти. А ты вдруг привозишь ее домой целой и невредимой. Я была тебе благодарна...

— Благодарна? И все?

— А что ты еще хочешь от меня услышать?

— Я хочу, чтобы ты сказала то, о чем начала говорить несколько минут назад, когда я сюда вошел. О том, что мы просто влюблены друг в друга.

Мэгги вздрогнула так, будто ее ударило током. Она смотрела на Эрика, чувствуя, как бешено стучит ее сердце.

— Влюблены?

— Однажды мы это уже проходили. И теперь нетрудно догадаться, что с нами происходит.

— Мне казалось, мы говорим о том, что у нас... что у нас роман.

— Роман? Ты этого хочешь?

— Я ничего не хочу! Я думала, я... — Мэгги закрыла лицо руками. — Господи, какой странный разговор!

— Тебе страшно?

Мэгги опустила руки, чтобы взглянуть на Эрика. Страшно? Да она просто в ужасе. Мэгги кивнула.

— Мне тоже страшно, я тебе уже говорил.

Мэгги схватилась за чашку, чтобы хоть за что-нибудь держаться.

— Как все... цивилизованно! Сидим тут друг перед другом и обсуждаем, словно, кроме нас, это никого не касается. Но, к сожалению, касается, и я чувствую себя виноватой, хотя мы ничего плохого не сделали.

— А ты хочешь сделать что-нибудь плохое, чтобы не чувствовать себя виноватой напрасно? У меня есть на этот счет несколько идей.

— Эрик, будь серьезным, — рассердилась Мэгги, с трудом пытаясь побороть влечение, и это была самая страшная борьба в ее жизни.

— Тебе кажется, что это несерьезно? — Эрик протянул к ней дрожащую руку. — Посмотри, как меня трясет. Мне потребовалось почти пять проклятых недель, чтобы вернуться сюда. Я не знал, что мне делать. Видела бы ты меня час назад! Как я принимал душ, брился, выбирал рубашку — будто первый раз иду на свидание. Но я ведь не могу ухаживать за тобой, правда? А другой вариант делает мне еще меньше чести. Поэтому я просто сижу здесь и разговариваю об этом. Боже мой, посмотри на меня, Мэгги! Я знаю, о чем ты думаешь.

Мэгги подняла раскрасневшееся лицо, увидела его синие-синие глаза, по-прежнему страдающие, и сказала то, что должна была сказать:

— Я думаю, самое правильное — попросить тебя уйти.

— Если ты попросишь, я уйду. Ты ведь это знаешь?

Мэгги бросила на него полный боли взгляд и прошептала:

— Я не смогу... Ты ведь тоже это знаешь, правда?

Их руки лежали на столе рядом. Эрик опустил глаза и положил ладонь на ее правую руку, с золотым обручальным кольцом на пальце. Он погладил кольцо, потом палец и вновь поднял глаза.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я не всегда так поступаю. То, что случилось пять недель назад, по сути мой единственный предательский поступок по отношению к Нэнси.

Мэгги поразило это признание, и она виновато посмотрела на их соединенные руки.

— Я хочу попросить тебя, — произнес Эрик очень серьезно. — Прости меня, Мэгги. Прости за всю боль, которую я тебе причиняю.

Он склонился над столом и поцеловал ее ладонь долгим поцелуем, и в такой позе он напоминал грешника, ожидающего отпущения грехов. Мэгги вспомнила, каким он был в семнадцать лет, вспомнила все те трогательные и очень дорогие для нее минуты, и ей стало жаль женщину, которая знала его так плохо, что не смогла оценить тонкость и глубину его чувств. Свободной рукой Мэгги дотронулась до затылка Эрика и коснулась червленого золота волос, потемневших с тех пор, как она в последний раз гладила их.

— Эрик, — тихо произнесла Мэгги.

Он поднял голову, и их взгляды встретились.

— Подойти ко мне. Пожалуйста, — прошептала она.

Не отпуская ее руки, Эрик встал и обошел стол.

Мэгги поднялась навстречу и, заглянув в его лицо, поняла, что он был прав: да, они влюбились друг в друга.

Мэгги положила руки ему на грудь, подняла голову, и его мягкие приоткрытые губы коснулись ее губ.

Ах, этот поцелуй, долгожданный поцелуй! Хрупкий, как только что появившийся бутон, изысканный в своей намеренной сдержанности. Они вложили в него чарующие воспоминания тех далеких времен, когда так робко познавали друг друга той волшебной ночью в саду Истли. Они позволили бутону раскрываться очень медленно, заставляя страсть нарастать постепенно, задерживая дыхание, пока их губы не раскрылись и языки не коснулись друг друга.

Эрик поднял голову, их взгляды опять встретились, и они оба поняли, что это не просто любовное приключение. Они закрыли глаза еще до того, как их губы встретились снова. Одним движением Эрик притянул Мэгги к себе, и она обвила его шею руками. Поцелуй наполнился воспоминаниями и желанием обладать друг другом, несмотря ни на что. Из языки встретились, это вызвало новый всплеск страсти, и они обнялись крепче. Эрик гладил Мэгги по спине, а ее руки лежали у него на плечах. Когда наконец они оторвались друг от друга, то с трудом перевели дыхание.

— Мэгги, я так давно мечтал об этом!

— Я тоже.

— В ту ночь, когда я привез Кейти... я хотел поцеловать тебя.

— А я тогда всю ночь волновалась за тебя. Ты уехал в такую пургу... Уехал от меня... И я жалела, что не поцеловала тебя. Я думала: а вдруг ты погибнешь и не узнаешь о моих чувствах?

Эрик поцеловал ее в горло и в щеку.

— Мэгги, не стоило волноваться.

— Когда женщина испытывает такие чувства, то всегда волнуется.

Он поцеловал ее рот — теплый, податливый, жадно ожидающий. Страсть продолжала нарастать, ощущения обострились до предела, приводя в движение руки. Они пробовали друг друга влажными, мягкими, нетерпеливыми губами. Эрик прикусил ее нижнюю губу, потом провел языком и сказал, не отрывая рта:

— Ты на вкус точно такая же, какой я тебя помню.

— И какая же я на вкус? — пробормотала Мэгги.

Он оторвался от ее губ и улыбнулся, глядя в глаза.

— Как сад Истли, когда цветут яблони.

Мэгги тоже улыбнулась.

— Значит, ты помнишь.

— Конечно, помню.

Мэгги неожиданно подхватил водоворот счастья, и она крепче прижалась к Эрику, так крепко, насколько могла — уткнувшись лицом в его шею, обхватив его руками, вжавшись грудью в его грудь и позволив себе наконец любить его.

— Мы были тогда так молоды, Эрик.

— Я очень страдал, когда расставался с тобой. — Эрик гладил Мэгги по спине, его руки оказались под свитером Мэгги и заскользили по теплой коже.

— Я думал, что мы обязательно поженимся.

— Я тоже.

— Но этого не случилось, годы прошли, и я решил, что забыл о тебе навсегда. А когда опять увидел, меня словно ударили под дых. Я не был готов к этому.

— Я тоже.

Мэгги просто надо было посмотреть ему в лицо. Просто посмотреть. Она отстранилась и подняла голову, продолжая прижиматься к нему.

— Это тебя здорово ошеломило?

— Да, здорово ошеломило.

Эрик коснулся ее груди, в то время как их глаза говорили друг другу о чувствах. Мэгги изогнулась, ощутив твердость его плоти, и почувствовала, как Эрик расстегнул под свитером лифчик, провел руками по ребрам и сжал ее груди... Теплые груди с возбужденными сосками. Мягко и нежно поглаживая... И все время вглядываясь в ее лицо.

Мэгги приоткрыла губы и закрыла глаза.

И снова они были молоды и полны сил. И он заехал за ней на машине, украшенной ветками цветущих яблонь. Сейчас они ощущали то же влечение друг к другу, что и тогда. Мэгги плавно покачивалась, пока Эрик ласкал ее, и улыбалась, не открывая глаз. Из горла у нее вырвался возглас восторга, не то слово, не то стон, что-то среднее.

Эрик встал на одно колено, и Мэгги подняла свитер. Опустив голову, она смотрела сверху, как его теплые и влажные губы открылись ей навстречу, и ее вновь захлестнули воспоминания. Эрик приблизил лицо, провел языком по соску и несильно сжал его зубами. Мэгги задохнулась, почувствовав сладкую судорогу в животе.

— А ты вкусная.

— Мне хорошо. Это было так давно, я так соскучилась.

Эрик потянулся к другой груди и точно так же провел по ней языком, затем потерся об нее волосами. Мэгги обняла его голову, покачивая, растворяясь в сладостных ощущениях. Наконец Эрик поднял лицо и сказал серьезным тоном:

— Мэгги, моя девочка, мне кажется, что твои кружевные занавески ничего не скрывают.

Мэгги обхватила ладонями его лицо, побуждая Эрика подняться.

— Тогда пойдем и ляжем в кровать, которую мы с тобой купили. Я хотела, чтобы мы оказались в ней, как только ты поставил ее у меня в комнате.

Хрустнув суставами, Эрик встал с колена и прижал Мэгги к себе. Обнимаясь, они выключили свет на кухне и неторопливо начали подниматься наверх, в то время как чувства в них бушевали.

В «Бельведере» Мэгги включила ночник. Ее тень качнулась на стене, когда она обернулась и увидела у себя за спиной Эрика. Он обхватил ее бедра, слегка прижал к себе и спросил:

— Ты волнуешься?

— Я просто умираю от волнения.

— Я тоже.

Улыбнувшись, он отпустил ее и начал расстегивать пуговицы своей бледно-голубой рубашки, вытаскивая ее из джинсов. Мэгги взялась за свитер, но Эрик поймал ее руку.

— Подожди! — Он улыбнулся. — Можно мне? Я никогда не делал этого при свете — только в темноте и наспех.

— Ты это делал днем на «Мэри Диар», и вовсе не наспех.

— Неужели?

— Да. И у тебя это хорошо получалось.

Эрик лукаво улыбнулся, потянулся к ней и пробормотал:

— Позволь мне освежить память.

Он стянул с нее через голову огромный свитер, и заодно — лифчик. Отшвырнув одежду в сторону, он посмотрел на Мэгги в свете ночника.

— Ты прекрасна.

Эрик ласково провел пальцами по ее груди и по кончикам возбужденных сосков.

— Нет, это не так.

— Ты прекрасна. Я всегда так считал и теперь тоже так считаю.

— А ты совсем не изменился. Ты всегда умел говорить приятные вещи и быть ласковым и нежным, как сегодня, когда ты целовал мне руку, или как сейчас, когда ты дотрагиваешься до меня, словно...

— Словно?..

От легких прикосновения Эрика ее ноги покрылись пупырышками.

— Словно я из фарфора.

— Фарфор холодный, Мэгги, — пробормотал Эрик, сжимая ее груди своими широкими ладонями. — А ты теплая. Сними с меня рубашку, пожалуйста.

Какое несказанное удовольствие — раздевать его, снимать голубую рубашку, потом белую майку, стягивать ее через голову, взлохматив ему волосы. Раздев Эрика до пояса, Мэгги, держа в руках его одежду, словно птичье гнездо, зарылась в нее лицом, вдыхая запах, вызывающий воспоминания. Невероятно растроганный этим простым жестом, Эрик положил руку ей на голову, и Мэгги подняла лицо.

— Ты пахнешь точно так же. Запах невозможно забыть.

Затем очередь дошла до ремня. За годы своей семейной жизни, Мэгги бесчисленное количество раз расстегивала ремень на брюках другого мужчины и успела забыть, какое удовольствие доставляет этот процесс, когда он не дозволен. Потянувшись к талии Эрика, она почувствовала, как жар охватил все ее тело. Она расстегнула тяжелую металлическую пряжку, подняла глаза, чтобы поймать его взгляд, и стала ласкать Эрика через выцветшую джинсовую ткань. Мягкая старая джинсовая ткань на твердой теплой мужской плоти. Почувствовав ее первое прикосновение, Эрик закрыл глаза. Но второе заставило его наклониться вперед, схватить ее и просунуть руки под ткань красных брюк.

— У тебя родинка, — прошептал он, проводя ладонью по ее животу. — Вот здесь.

Мэгги улыбнулась.