Саманта Янг - Город моей любви

Эдинбург, Шотландия

Я смотрела на живописное полотно и спрашивала себя, что за ерунду я разглядываю. Как по мне, это была просто мешанина разноцветных линий и квадратов, кое-где со светотенью. Картина почему-то казалась знакомой. Наконец я припомнила, что где-то у меня лежал рисунок, сделанный и подаренный мне Коулом, когда ему было года три, — и весьма напоминающий данное творение. Однако я сомневалась, что кто-нибудь купил бы рисунок Коула за триста семьдесят пять фунтов. Но также я усомнилась бы в нормальности любого, кто заплатит триста семьдесят пять фунтов за кусок холста, выглядящий так, будто его поставили у железной дороги аккурат в тот момент, когда с рельсов сошел поезд, груженный красками.

Тем не менее, оглядываясь иногда по сторонам, я видела, что большинству людей в галерее работы нравятся. Наверное, я просто недостаточно умна, чтобы их понять. Пытаясь показаться более образованной и сведущей ради моего спутника, я придала своему лицу глубокомысленное выражение и перешла к следующему холсту.

— Гм, ну-у-у, что-то я этого не понимаю, — возвестил рядом со мной низкий хрипловатый голос.

Я бы узнала этот голос где угодно. Его американский акцент там и сям разбавляли мелодичные гласные или резкие согласные, характерные для местного говора, — последствия того, что его обладательница прожила в Шотландии почти шесть лет.

Огромное облегчение охватило меня, когда я опустила голову и встретилась взглядом со своей лучшей подругой Джосс. Чуть ли не впервые за этот вечер я улыбнулась искренне. С Джоселин Батлер, прямолинейной, напористой американкой, я заправляла баром в довольно шикарном заведении под названием «Клуб 39». В этом подвальном местечке на одной из самых известных улиц города, Джордж-стрит, мы работали вместе уже пять лет.

Затянутая в дизайнерское черное платье, в туфлях от Кристиана Лубутена моя низкорослая подруга выглядела совершенно сногсшибательно — как и ее парень Брэден Кармайкл. Стоя позади Джосс, ревниво приобнимая ее пониже талии, Брэден прямо-таки лучился уверенностью. При виде его у любой слюнки потекли бы. Он был именно таким парнем, какого я искала многие годы, и если бы я не любила подругу так сильно, а Брэден не обожал Джосс до умопомрачения, я бы в пыль растоптала ее, чтобы его заполучить. Ростом Брэден достигал почти шести с половиной футов, что мне по высоте подходило идеально — мои эффектные пять футов десять дюймов на правильных каблуках давали больше шести футов. Кроме того, парень Джосс был сексапильным, богатым и остроумным. И любил ее без памяти. Они провели вместе уже почти восемнадцать месяцев, и я прямо-таки чувствовала, как назревает предложение руки и сердца.

— Ты потрясающе выглядишь, — сказала я Джосс, обводя взглядом ее формы. У подруги, в отличие от меня, большая грудь, а от широких бедер и задницы невозможно отвести взгляд. — Огромное спасибо, что вы оба пришли.

— Ну что ж, за тобой теперь должок, — проворчала Джосс, изгибая бровь и оглядывая картины. — Мне придется здорово приврать, если автор спросит, что я думаю.

Брэден сжал ее талию и улыбнулся сверху вниз:

— Да если сама художница так же претенциозна, как ее работы, то зачем врать, ведь можно быть брутально честной?

— И то правда, — ухмыльнулась в ответ Джосс.

— Нет-нет, — вмешалась я, зная, что если я промолчу, то она сделает именно это. — Бекка — бывшая девушка Малкольма, и они всё еще дружат. Ты тут прикинешься Робертом Хьюзом, а меня вышвырнут ко всем чертям.

— Роберт Хьюз? — нахмурилась Джосс.

— Был такой знаменитый художественный критик, — вздохнула я.

— Мне это нравится, — хищно ухмыльнулась Джосс. — Знаешь, говорят, честность сродни благочестию.

— По-моему, это про чистоту, милая.

— Конечно про чистоту, но ведь честность — практически то же самое?

От строптивого огонька в глазах Джосс у меня почти перехватило горло. Моя подруга была силой, с которой стоит считаться, и если у нее имелось какое-то мнение или желание что-то сказать, то вы мало что могли сделать, чтобы ее остановить. Когда я только с ней познакомилась, она вела себя невероятно скрытно и замкнуто и предпочитала не вникать в частную жизнь своих знакомых. После встречи с Брэденом она сильно переменилась. Наша дружба укрепилась, и теперь Джосс была единственной, кто знал всю правду о моей жизни. Я благодарила Бога за нашу дружбу, но в подобные моменты иногда жалела, что она не осталась прежней Джосс — той, которая держала свои мысли и чувства под семью замками.

Я встречалась с Малкольмом Хендри уже почти три месяца. Он идеально мне подходил: добрый, спокойный, высокий — и богатый. Малкольм был самым старым из моих «сладких папиков», как их шутливо именовала Джосс, хотя в тридцать девять вряд ли стоило называть его старым. Однако между нами было пятнадцать лет разницы. Меня это не заботило. Убежденная, что он вполне может оказаться тем самым, я не хотела, чтобы Джосс ставила под удар прогресс в наших отношениях, обижая его подружку.

— Джоселин, — Брэден снова ухватил ее за талию, глядя на меня и видя мою растущую панику, — подозреваю, сегодня тебе лучше поупражняться в искусстве неискренности.

Наконец заметив выражение моего лица, Джосс успокаивающе положила мне руку на плечо:

— Да я шучу, Джо. Обещаю быть паинькой.

— Просто… — кивнула я, — все так хорошо идет, ты же знаешь.

— Малкольм вроде бы кажется приличным парнем, — поддакнул Брэден.

Джосс как-то по-особому хмыкнула, но мы оба ее проигнорировали. Подруга уже высказала мнение о моем поклоннике. Она была уверена, что я использую Малкольма, а он использует меня. Что правда, то правда. Он был щедр, а я нуждалась в щедрости. Однако же еще бо́льшая правда заключалась в том, что он мне действительно нравился. С самой моей «первой любви» в шестнадцать лет — Джона — я покупалась на очаровательных благотворителей и идею гарантированного благополучия для меня и Коула. Но Джону наскучила роль второй скрипки в моей семье, и через полгода он меня бросил.

Этим мне был преподан ценный урок.

А также выдвинуты новые требования к парню: он должен иметь хорошую работу, приличный доход, быть сговорчивым и трудолюбивым. Как бы много и усердно я ни трудилась, при отсутствии квалификации и какого-либо настоящего таланта мне никогда не заработать достаточно денег, чтобы обеспечить стабильное будущее своей семье. Однако же я достаточно привлекательна собой, чтобы обеспечить себе мужчину с хорошей квалификацией и талантом.

Через несколько лет, когда я собрала себя по кусочкам после развалившегося романа с Джоном, в мою жизнь вошел Каллум — тридцатилетний состоятельный юрисконсульт, шикарный, образованный, умный и опытный. Полная решимости наконец добиться успеха, я стала такой, какой представляла себе его идеальную девушку. У меня уже вошло в привычку становиться кем-то другим — раз уж это вроде бы работало. Каллум думал, что я и была идеальной — некоторое время. Мы провели вместе два года, пока моя скрытность в отношении семьи и неспособность впустить его в дом не вбили клин между нами слишком глубоко, — и он ушел от меня.

Два месяца я приходила в себя после Каллума… И когда у меня получилось, пришло время влететь в объятия Тима. Самое идиотское решение. Тим работал на инвестиционную компанию и был так невероятно поглощен собой, что уже я бросила его. Потом был Стивен, директор по сбыту в одной из этих назойливых контор, торгующих вразнос. Он вкалывал ежедневно по много часов, что, как я думала, могло сработать в нашу пользу, но вышло иначе. Джосс считала, что Стивен бросил меня по причине моей неспособности гибко подходить к жизни из-за семейных обязанностей. Но, по правде говоря, это я бросила Стивена. Из-за него я ощущала себя ничтожеством. Его замечания о моей полной никчемности воскрешали слишком много воспоминаний. И хотя я сама думала, что во мне мало достойного, кроме внешности, однако, когда твой парень утверждает то же и ты в итоге чувствуешь себя платным эскортом, пора выходить из этой игры.

Я могла стерпеть от людей много гадостей, но и у меня были свои пределы, и чем старше я становилась, тем больше сужались эти границы.

Малкольм же оказался иным. Он никогда не давал мне повода презирать саму себя, и поэтому наши отношения складывались вполне приятно.

— Где же наш Выигрышный Билетик?

Я оглянулась через плечо и поискала его, игнорируя сарказм Джосс. Потом буркнула:

— Не знаю.

С Малкольмом я буквально вытащила счастливый билет. Он выиграл в лотерею «ЕвроМиллионы» три года назад, бросил работу — фактически карьеру — и теперь наслаждался новой жизнью миллионера. Привыкнув всегда чем-то заниматься, он решил попробовать себя в недвижимости, и к настоящему времени обзавелся некоторым количеством домов, которые сдавал в аренду.

Сейчас мы стояли в старинном здании из красного кирпича, с грязными окнами, сложенными из множества маленьких прямоугольных стеклышек — такие скорее ожидаешь увидеть на складе, а не в картинной галерее. Однако внутри все выглядело совершенно иначе. Выложенные из твердых пород дерева паркетные полы, восхитительное освещение и перегородки для картин — идеальное место для выставок. Малкольм развелся за год до своего выигрыша, но, конечно же, симпатичный богатый мужчина привлекал молодых женщин вроде меня. Вскоре он сошелся с Беккой, предприимчивой двадцатишестилетней ирландской художницей. Они повстречались пару месяцев и после разрыва остались добрыми друзьями. Малкольм даже вложил деньги в ее творчество, сдав ей галерею в нескольких кварталах от моей прежней квартиры в Лейте.

Приходилось признать: галерея и выставка производили определенное впечатление, пусть даже у меня не получалось понять, что картины говорят мне.

Малкольму удалось собрать группу частных коллекционеров на специальное мероприятие открытия новой коллекции Бекки, и, по счастью, им картины что-то говорили. Сразу по прибытии я потеряла своего кавалера. Бекка — в леггинсах цвета «металлик» и слишком большом свитере — поспешила к нам с Малкольмом, шлепая босыми ногами по ледяному деревянному полу. Одарив меня нервной улыбочкой, она сграбастала Малкольма и потребовала, чтобы он представил ее тем, кто уже собрался. Я же отправилась бродить по галерее, гадая, это у меня нет вкуса к живописи или данная живопись нехороша.

— Я подумывал купить что-нибудь домой, но… — тихонько присвистнул Брэден, увидев ценник на холсте, перед которым мы стояли, — …взял за правило не переплачивать, когда покупаю дерьмо.

Джосс фыркнула и кивнула, абсолютно согласная. Решив сменить тему, прежде чем кто-нибудь из них подобьет второго на открытую грубость, я спросила:

— А где Элли и Адам?

Милашка Элли могла привнести позитивную струю во все, что угодно. Ей также удавалось сдерживать резкий язык, лучшего друга и брата, поэтому я ее специально пригласила.

— Они с Адамом остались дома, — ответила Джосс со спокойной серьезностью, тронувшей меня. — Сегодня она получила результаты МРТ. Все чисто, конечно же, но на нее снова нахлынуло.

Прошло как раз около года с тех пор, как Элли сделали операцию на головном мозге, чтобы удалить доброкачественные новообразования, вызывавшие неприятные физические ощущения и припадки. Я тогда еще не была с ней знакома, но как-то раз Джосс ворвалась в мою старую квартиру, когда Элли выздоравливала, и я поняла по ее рассказу, что для них всех это было весьма нелегким временем.

— Постараюсь заскочить к ней на днях, — пробормотала я, гадая, как бы выкроить на это минутку. При двух работах, присмотре за мамой и Коулом и сопровождении Малкольма везде, где он хотел меня видеть, моя жизнь была весьма загруженной.

Джосс кивнула, участливо сдвинув брови. Она волновалась за Элли больше, чем кто-либо другой.

«Ну ладно, может, и не больше», — подумала я, бросив взгляд на Брэдена, чьи брови также сошлись в одну тревожную линию.

Брэден был, пожалуй, самым гиперопекающим братом из всех моих знакомых, но, поскольку я все знала о гиперопеке младшего брата, смеяться над этим у меня не получалось.

В попытке вытянуть их из мрачных мыслей я стала шутить по поводу исключительно паршивого дня на моей работе. По вечерам во вторник, четверг и пятницу я работала в «Клубе 39». По понедельникам, вторникам и средам днем — личным секретарем у Томаса Мейкла, в бухгалтерской фирме «Мейкл и Янг». Мистер Мейкл обладал прескверным характером, и, поскольку пафосное название «личный секретарь» на самом деле означало «девочка на побегушках», я постоянно страдала от всплесков его бурного темперамента. Некоторые дни проходили прекрасно и мы ладили довольно хорошо; в другие же, как сегодня, я «путала собственную задницу с локтем» — прямая цитата — и совершенно ни на что не годилась. Очевидно, сегодня моя никчемность поставила новый рекорд: в его кофе было недостаточно сахара, девица в пекарне проигнорировала мои инструкции убрать из его сэндвича помидоры, и я не отправила письмо, которое мистер Мейкл забыл мне переслать. Слава богу, завтра я могла отдохнуть от его ядовитого языка.