— У меня самолет, прости, — тихо сказала я.

 Он вздрогнул. Погладил мои запястья. Покачал головой, вжавшись щекой в плечо.

 — Билл, я, конечно, в восторге от вашего представления, но, извини, не хочу опоздать. Мне еще надо заехать за документами.

 Я говорила спокойно, без злости и ненависти, без истерик, словно объясняла маленькому ребенку, что мамочке надо сходить в магазин. Встала. Он подался вперед и схватил меня за руку. Платье помялось. Черт… Ладно, главное, вернуть документы, все остальное пусть остается у Штефана, мне ничего не надо. Хотя лететь в Москву в начале апреля в туфлях и шелковом платье — безумие… Ничего, как-нибудь не замерзну.

 — Отпусти. Спектакль окончен. Ты переигрываешь, — высвободилась.

 Он тут же оказался рядом и протянул какие-то бумаги. Во взгляде вызов. Губы упрямо сжаты. Желваки ходят от напряжения.

 Я сделала одолжение и посмотрела, что он там мне дал. О, черт! Билет на самолет? Aeroflot Russian Airlines. Рейс SU-116, 01-00, 08/04/08. Каулитц, Билл. И… мой билет? Но откуда? Я потерла виски.

 — Ты решил меня окончательно доканать? У вас в последнее время это отлично получалось.

 Билл упрямо щурится. Дышит часто и шумно. Брови сдвинуты.

 — Прощай, — похлопала его по плечу, обходя. Интересно, что я делаю, а? Передо мной стоит мужчина моей жизни, скромно вымаливает прощение, ластится всячески, а я включила дурку и, кажется, не собираюсь ее выключать.

 Он сделал шаг назад и снова замер передо мной. Дьявол. Сейчас начнется. Уйди, Билл, я ж себя совершенно не могу контролировать. Дай мне перебеситься.

 — Я все равно уеду, — напролом прут самолюбие и гордость, превращающиеся в глупость.

 Он спокойно улыбается и качает головой.

 — Дай мне пройти.

 «Нет», — с самоуверенной улыбкой.

 — Ты будешь удерживать меня силой? — усмехнулась я. — Не боишься, что ударю?

 Он ухмыльнулся в ответ, поднимая руки чуть вверх, всем своим видом показывая, что даже не подумает сопротивляться.

 — Отойди! — несильно пихаю его в сторону. Но он тут же встал обратно, преградив мне путь. Просто сивка-бурка, вещая каурка… Выхватил билеты и демонстративно медленно порвал их, подкинув клочки над нашими головами. Вот это он зря!

 «Всё», — развел руками, мило оскалившись.

 «Все равно уеду!» — бросаю на него злой взгляд.

 «Я не позволю тебе», — смотрит исподлобья, ноздри раздуваются.

 «Не удержишь!» — глумливо скалюсь в ответ.

 «Поеду следом, — прищуривается упрямо, хватая меня за плечи. — Куда угодно. Буду жить рядом с тобой. Брошу всё к чертям. Мне не надо все это без тебя. Слышишь? Я буду жить рядом с тобой, куда бы ты ни поехала!»

 «Так ли уж всё?» — беззвучно зло смеюсь, скидывая его руки.

 «Хочешь проверить? Беги! — он достал мои документы и швырнул их на ближайший стол. Но встал так, чтобы я не смогла их взять. — Куда бы ты ни пошла, я буду рядом с тобой. Всегда!»

 «Блефуешь?» — усмехнулась.

 «Черта с два!» — ядовито улыбается, качая головой.

 — Блефуешь, — бросаю брезгливо.

 — Сомневаюсь, — несколько растерянно бормочет Том. — Мари…

 «Не лезь!» — одновременно резко поворачиваемся мы к нему.

 Том шарахается в сторону, задрав лапки.

 — Он поедет, слышишь? — шепчет, отходя в сторону. — Поедет. Бросит все и поедет.

 Я недовольно рассмеялась.

 — Он? Уедет? Бросит? Ты хоть сам в это веришь? — язвительно отвечаю Тому, смотря Биллу в глаза.

 Младший Кау улыбается и кивает.

 — Как мило, — шиплю разъяренной кошкой. — Билл Каулитц, романтик и чистоплюй, кумир малолетних девственниц всего мира, бегает за шлюхой и блядью. Что, та рыжая отказалась идти к тебе в содержанки? Недостаточно хороша оказалась в постели? Или ты ее не устроил? — Куда меня несет? Кто отключил тормоза? Ведь сейчас буду бить ниже пояса. Стоп! Машка, стоп!

 Билл беззвучно рассмеялся.

 Стоп! Просто стоп… Я села на ближайший стул и обхватила голову руками. Что я делаю? Билл что-то быстро написал в блокноте и сел передо мной на колени. Протянул написанное:

 «Пожалуйста, постарайся успокоиться. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась в семью. Я все сделаю для того, чтобы ты никогда об этом не пожалела».

 — Я устала, — прошептала тихо.

 «Я знаю, — провел рукой по волосам и осторожно обнял. — Просто вернись домой».

 Опять что-то нацарапал:

 «Доверься мне».

 — Чтобы ты опять меня прогнал?

 Его голова упала мне на ноги, щекоча их длинными пушистыми волосами. Губы коснулись колена. Я захихикала:

 — Черт, Билл Каулитц целует мои ноги. Это надо где-то записать.

 Билл улыбнулся, потянул меня на себя и мягко припал к губам, проникая языком в рот. Ну и черт с ним. Пусть. Пусть делает, что хочет. Могу я хотя бы раз в жизни просто упасть в реку и поплыть по течению? Могу я быть слабой, капризной и уставшей женщиной, подчиниться чужой воле и последовать за сердцем в разрез с повелениями его величества разума? Штефан предал. Билл довел до нервного срыва своими идиотствами. Меня загнали в угол. Ну как смог, так и загнал. Мог же вообще наплевать и забыть. А он еще упрашивает. Разве не этого я хотела все эти три недели? Разве не от этого убегала? Просто надо расслабиться и первый раз в жизни поплыть по течению, хотя бы попробовать. Что я буду делать в России? Рыдать по ночам от того, что проявила твердость характера и гордость духа? Кому они нужны? Кого сделают счастливыми? Я дам тебе шанс, мой принц. Потому что люблю тебя больше жизни и потому, что об этом меня просила фрау Марта. Я попробую, фрау Марта. Я попробую стать просто женщиной, у которой есть Мужчина. Я так устала быть сильной…

 — Ребят, поедем домой, — Том довольно улыбался. Подошел ко мне и крепко обнял, прошептав в ухо: — С возвращением, птичка. Мне так тебя не хватало. И только попробуй еще раз сбежать. — Щека трется о мою шею, прижимается к плечу. Дреды щекочут спину и руки.

 — Если бы знал, что так получится, я бы вас с Томом Йосту сдал, — хихикал Георг, стараясь выцарапать меня у Тома.

 — Рад тебя видеть, балда, — сказал Густав по-русски, отбирая меня у друзей.

 — Густав, балда — значит глупая! — возмутилась я с улыбкой.

 — А ты разве умная? — делает он глаза большими. — Умные девушки так не поступают. Без документов, без денег, без вещей из дома не уходят. Они подают в суд на неверного мужа и начинают делить его имущество. Вот как поступают умные девушки.

 — Иди отсюда, — отогнал его от меня Том. — Ты ее сейчас научишь плохому. Мы как раз квартиру купили. Специально, чтобы не светиться в гостиницах. Ты знала?

 Я покачала головой.

 — Ничего не знала про вас.

 — Во всех газетах писали, — обиделся Том.

 — Я не читала газет, не смотрела телевизор и не слушала новостей. Специально, чтобы не расстраиваться, что у вас так круто проходит тур без меня.

 Том тяжко вздохнул и закатил глаза — «Вот идиотка!», но вслух кокетливо сообщил:

 — А я говорил, что ты вредная, и в этом направлении можно не работать. Только, Мари, ты извини, у нас с мебелью напряги. Так что не пугайся.

 Билл обнял меня сзади и положил подбородок на плечо. Я переплела наши пальцы.

 — Я вас всех ненавижу, — выдала с улыбкой.

 Они рассмеялись.

 — Мы тебя тоже.

 На стоянке нас ждал «Кадилак Эскалад» Тома. Мы с Биллом залезли на заднее сидение. Густав сел вперед. Пока Том и Георг осторожно укладывали в багажник гитары, Билл скользнул рукой мне между ног, поцеловал в щеку и подозрительно прищурился.

 — А вот мучайся, — шепнула ему на ухо, откидываясь на спинку.

 Он сжал пальцы на тонкой коже, делая мне больно. Глаза почернели от ревности.

 Я состроила вредную рожицу.

 — Мучайся.

 Бросил быстрый взгляд на Густава, запустил руку в декольте, ощутимо помял грудь.

 «Моё» — одарил собственническим взглядом.

 Я лишь ехидно усмехнулась.

 — Густав, а когда кончится наше счастье?

 Он обернулся, прикидывая что-то в уме.

 — Сегодня уже восьмое? Ну вот дня через два-три и кончится. Но вроде Дэвид говорил, что ему еще минимум неделю нельзя будет связки напрягать. Так что пользуйся моментом. Том вот уже месяц отрывается.

 Билл обиженно засопел, сложил руки на груди и отвернулся к окну.

 Мы захихикали.

 Георг сел рядом.

 — Представляешь, — возбужденно затараторил он. — Биллу говорить нельзя еще целую неделю. Нет, ну можно, конечно, но в целом нельзя. Это такой кайф!

 Мы с Густи захохотали. Том на нас подозрительно покосился. Я взяла Билла за руку и крепко сжала. Ткнулась носом ему в плечо.

 «Как же я по тебе скучала».

 «Я знаю… Я тоже…» — обнял в ответ.

 Квартира находилась в самом центре Берлина и оказалась громадной. Пять комнат, огромная прихожая с холлом, большая кухня-столовая и три внушительных гардеробных. В самой маленькой комнате они с Томом хотели сделать студию, в самой большой — гостиную. Мебели, действительно, практически нет. Маленький диван, кресло, столик, мини-футбол, судя по драному целлофану, и огромная плазма в гостиной. На кухне — стол и три разных стула. В комнате Билла — невероятных размеров кровать и кресло в самом темном углу. На стене тоже висит плазма. И всё. Совсем всё. Ну разве что про эхо забыла, шугающееся по квартире вместе со мной, и откуда-то взявшийся кальян. Мальчики собирались «дунуть».

 — Как вы тут спите? — удивленно приподняла бровь.

 — Мы с Биллом на кровати. Георг и Густав приехали утром, и я пока не понимаю, как нас всех разместить. Мы сами только переехали, — пожал плечами Том. — За неделю обустроимся, все уже заказано, мелочи только остались. Я себе тоже такую кровать заказал. Но вот Биллу почему-то привезли, а мне нет.

 — Лицом не вышел, — рассмеялась я.

 Том фыркнул.

 Повсюду разбросаны вещи, причем и Билловы, и Томовы, и Георга валяются бесформенными горками в самых неожиданных местах. Одежда Густава аккуратно сложена в раскрытой сумке. Везде банки из-под пива и коробки из-под пиццы. Клянусь, в холодильнике нет ничего, кроме пива. О, нет, есть яйца. Видимо, в магазин ходил Густик, потому что Билл обычно покупает какие-то сладости, Том — много пива, Георг — полуфабрикаты, а Густав умеет готовить несколько видов омлетов. Вспомнила всегда полный холодильник Штефана и загрустила. Привет, гастрит, не могу сказать, что я по тебе скучала.

 Ночь была шикарной. Густав откуда-то извлек яичный ликер, от чего я пришла в дикий восторг. Том притащил консервированный ананас. Заказали несколько пицц и много суши. Ожидание коротали за пивом и глупыми байками, потягивая душистый кальян, подозреваю с чем-то не совсем законным, судя по тому, как через некоторое время мы все начали нездорово хихикать. И только Билл не пил и не курил, из-за чего капризничал и вредничал. Я уютно устроилась в его объятиях и цедила ликер, млея от удовольствия. Он целовал меня в шею, мусолил мочку уха, и забирался под широкую футболку, которую с барского плеча мне пожаловал Том в качестве домашнего платья. Одна его рука лежала на моем животе, вторая незаметно теребила грудку, прячась под тканью. Мы очень много смеялись. Я смотрела на закатывающегося от смеха Георга, на Густава, который с серьезной миной издевался над Томом, на Тома, хохмящего над Георгом, потому что он никогда не решался подкалывать Густава, и думала, что жизнь по-настоящему удалась, быть слабой не так уж плохо, как предсказывал мне разум. Я все узнаю попозже, ребята все расскажут в подробностях, и, боюсь, ни по одному разу, но сейчас не хочу. Мне хорошо, я абсолютно счастлива, спокойна и умиротворена. Как будто не было этих кошмарных трех недель, не было слез и безысходности, отчаянья и желания умереть. Рядом любимый мужчина, и пока не знаю, что побудило его обидеть меня, он обязательно объяснит это. Потом. Сейчас я хочу пить яичный ликер, нежится в его объятиях, курить кальян, есть пиццу и слушать болтовню наших друзей. Мой маленький персональный рай, в который я смогла вернуться.

 Окна были плотно закрыты блэкаутами — шторами из светонепроницаемой ткани, поэтому нельзя понять, сколько сейчас времени, день ли на улице или ночь. Лишь полоска света из приоткрытой двери говорила о том, что остальная квартира залита солнцем. Мы спали вчетвером — я между близнецами и Георг по другую сторону от Тома. Правда, Георг все время сдергивал с Тома одеяло, тот мерз и лез под наше одеяло. А лежать между двумя горячими мужчинами, которые жмутся к тебе, оказалось несколько жарковато.

 — Том, — капризно протянула я, кое-как выбираясь из-под конечностей братьев, которые они все сложили на меня. — Я из-за вас сварилась. Билл лежит на самом краю, того гляди свалится. Билл, скажи ему.