А тем временем судьба несчастного Эда Брауна обрастала легендарными подробностями. Ковбои, пересекающие равнину ночью вблизи Змеиного холма (того самого, где была обнаружена нора со змеями), сообщали, понизив голос, что слышали пение, доносившееся из-под земли. У Эда Брауна обнаружился прекрасный тенор.

Находились свидетели, которые раза два или три видели фигуру, бродившую поблизости. Были и такие, кто ничуть не верил в смерть Эда Брауна и утверждали, что он живет с ползучими гадами. Посторонние и незнакомые люди говорили, что змеи, которых они встречали возле этого холма, отличаются необычайной агрессивностью, словно они охраняют какую-то тайну. Старожилы поговаривали, что Эд Браун просто выжидает подходящего момента, чтобы расквитаться с Белл.

Если это была правда, то он ждал слишком долго. Однажды ночью Белл Браун, выйдя навеселе на балкон своего двухэтажного дома, свалилась вниз и сломала себе шею. Все наследство перешло к трем ее племянникам, которые в течение двадцати лет судились друг с другом, и каждый пытался урвать себе львиную долю.

Нефтяной бум принес в Техасвилль процветание. Переселенцы охотно выкладывали Белл по пять долларов за право переночевать на голых досках. Вскоре возникли первые, пусть и скромные, жилища. Складывалось впечатление, что все-таки городу суждено было состояться.

Но с окончанием бума поступательное движение вперед приостановилось. Техасвилль сперва лишился почты, и вскоре население округа проголосовало за закрытие питейного заведения. Магазин захирел, а дощатые хибары растащили жители, нуждавшиеся в строительном материале. Единственными визитерами оставались ковбои, которые порой приходили к дому Белл, так как любили подремать в тени старого крыльца.

Самое первое здание города медленно и верно ветшало, пока, наконец, не рухнуло. В начале сороковых над ним пронесся торнадо, разметав во все стороны стены пристроек. Под занесенными песком досками завелись в обилии скорпионы, не перекусав, однако, ни животных, ни людей.

В пятидесятых годах бульдозер, прокладывающий канаву для укладки труб на одной из сторон Змеиного холма, разворотил укромное жилище гремучих змей. Это случилось в марте, и сотни две ленивых гремучек были убиты бригадой трубоукладчиков. Они обнаружили несколько костей, но рабочие и слыхом не слыхивали об Эде Брауне, поэтому кости остались лежать там, где лежали. Месяца через два один из рабочих случайно упомянул о норе со змеями в разговоре с редактором местной газеты, который бросился к знаменитому холму, надеясь найти скелет Эда Брауна, отца-основателя округа Хардтоп.

Обнаруженные кости, как выяснилось, принадлежали теленку. Редактор, которому не о чем было писать, недели две мусолил тему о легенде Техасвилля и двух мистерах Браунах, а затем забыл о ней.

Прошла еще четверть века, и на горизонте замаячила столетняя годовщина округа. Бастер Ликл, который жил здесь всего пять лет, принялся агитировать за проведение торжеств по случаю знаменательной даты. История округа его заинтересовала больше, чем многих, проживших здесь всю жизнь.

На момент начала активной подготовки к столетию в живых не осталось почти никого, кто мог бы с уверенностью указать расположение прежнего Техасвилля. Старый Болт, на которого все возлагали надежды, вообще ничего не мог вспомнить. Когда на него нажали, он встал в оборонительную позу, заявив, что такого места вообще не существовало. Самым тщательным образом были изучены семейные альбомы и собраны все старые фотографии Техасвилля. Когда их показали старому Болту, тот сказал, что они напоминают ему один поселок в Арканзасе.

Неутомимый Бастер Ликл предпринял изнурительное исследование на южной части Змеиного холма и в итоге наткнулся на десяток гниющих досок, которые, по его утверждению, и являлись остатками Техасвилля. Эти доски находились всего в трехстах футах от салона тетушки Джимми.

Вскоре из-за пресловутых досок разгорелся настоящий спор. К тому времени всем, и в первую очередь Дуэйну, стало ясно, что столетие округа не такое уж простое дело. Вряд ли что-то представляющее интерес когда-либо происходило в округе Хардтоп, но отдельные события, вне всякого сомнения, имели место, и в связи с ними вспыхивали нешуточные страсти.

У Дуэйна возникло ощущение, что его предали. Пока организационный комитет не начал свою работу, жители округа находились в блаженном безразличии к собственной скудной истории, но едва работа закипела, все ожили и принялись отчаянно ругаться. Слухи сорокалетней давности обрастали сюжетами из Священного писания, а значимость данного писания, к которому постоянно взывал Дж. Дж. Роули, имела первостепенное значение.

До сих пор самым взрывоопасным вопросом оставался вопрос о Техасвилле. Хойс Хауэлл, редактор «Талиа таймс», относительно недавно поселившийся в округе, никогда не любивший Бастера Ликла, задался целью развенчать открытие Бастера, заявив в передовице, что доски, на которые случайно наткнулся Бастер, не что иное, как остатки уборной.

Пятно, брошенное на репутацию Бастера Ликла как археолога, настолько его возмутило, что он пригрозил изъять всю свою рекламу из этой газеты.

Угроза экономических санкций вскоре сделалась широкораспространенным инструментом давления. Карла презирала Бастера Ликла, и его притязания на роль историка-эксперта возмутили ее до глубины души. Она даже решила организовать бойкот «Молочной королевы», если он не перестанет будоражить людей вещами, к которым они не проявляют интереса.

– Эти доски он мог подбросить сам, предварительно сгноив их, – заявила она.

– Даже Бастер не настолько чокнутый, чтобы специально гноить доски там, где и так полно разного гнилья, – возразил Дуэйн.

– Все равно мне его позиция не нравится, – заявила Карла. – Я хочу выпуска футболки с надписью: ТЕХАСВИЛЛЬ ПРОТИВЕН.

– Пожалуйста, не делай этого, – принялся горячо отговаривать жену Дуэйн. – У меня и без того забот полон рот.

Они с Карлой обсуждали этот вопрос, покачиваясь на поверхности огромной кровати с водяным матрацем и следя за тем, что происходит на телевизионном экране.

– Я, конечно, могу уступить, но если ты забаллотируешь мои тенниски, я что-нибудь да предприму, – предупредила она мужа.

Дуэйну никогда не нравились эти новомодные кровати.

– Уж если они делают такие штуки, то на всякий случай прилагали бы к ним спасательные жилеты, – пробурчал он.

– Раньше в любой кровати со мной ты не жаловался. Ну, что скажешь?

Дуэйн счел за благо притвориться спящим.

– Я и половины никого из них не знаю, – сказала Карла, слушая ведущего Дэвида Леттермэна, бравшего интервью у собравшихся знаменитостей.

Она великодушно отказалась от надписи ТЕХАСВИЛЛЬ ПРОТИВЕН, но многие спорные вопросы, поднятые тем фактом, что Техасвилль был первым главным городом округа, продолжали будоражить членов оргкомитета. Вопрос его существования невозможно было обойти вниманием, так как без него любое празднование исторических дат любого округа – не празднование.

Бастер Ликл, самый яростный сторонник идеи использования славного имени Техасвилль, настаивал на полностью идентичном восстановлении местной достопримечательности с присвоением ей нового названия – Старый Техасвилль, куда можно было бы возить туристов на старинных кабриолетах от его «Молочной королевы».

Против данного плана возражал преподобный Роули, принципиальный враг Техасвилля. Как-никак, там был салун и публичный дом, а Дж. Дж. скорее был готов вывести своих белобаптистов на баррикады, чем допустить празднование столетия, прославляющего, как он выразился, «подонков общества и личностей, которые продавали виски».

Перед комитетом теперь стояла сверхсложная задача: согласовать две почти непримиримые точки зрения.

ГЛАВА 20

– Я вот что подумал… а может, мы придем к компромиссному решению в отношении Техасвилля, – проговорил Дуэйн, сожалея, что находится сейчас не с детьми.

– Никаких компромиссов, – возразил Дж. Дж. – В правом деле не может быть компромиссов.

– В деле, которое мы предлагаем, нет ничего неправого, Дж. Дж. – встрепенулся Бастер. – Это нешуточное мероприятие. Мы должны привнести в него аромат Старого Запада.

– Оно будет отдавать ароматом виски, – сказал Дж. Дж. – Я голосую против воссоздания салунов и публичных домов.

– Но это же история! – воскликнул Бастер.

– Единственная история, которая заслуживает того, чтобы быть представленной, это история Создателя, – заявил Дж. Дж., выставляя вперед свою тяжелую челюсть.

– У нас будут сцены с Адамом и Евой, – напомнил ему Бастер. – Я не понимаю, почему хотя бы частично не показать Старый Запад.

– Перевозя бесплатно людей от одного салуна к другому на кабриолетах, вы способствуете развитию алкоголизма, – не сдавался священник.

У Дуэйна поездки в кабриолетах тоже вызывали сомнения, но скорее практического, чем морального толка. Перегруженность программы давно уже его беспокоила. Ведь они собрались провести мини-марафон, и, кроме того, предполагалось прибытие губернатора штата для произнесения торжественной речи. Широкая программа также включала выступление артистов, посещение бурильной установки, принадлежащей ему, танцы на улицах, устройство шашлычных на открытом воздухе, встречи одноклассников плюс всевозможные поездки в те места, которые представляли хоть какой-нибудь интерес. До крытых ли тут повозок? А потом – как управлять ими?

– А если построить почтовое отделение Техасвилля в уменьшенном масштабе прямо на площади перед зданием суда? – предложил Сонни. Они с Дуэйном детально обсуждали такое компромиссное решение.

– По-моему, неплохая идея, – поддержал друга Дуэйн. – Людям не придется выезжать из города, чтобы взглянуть на старую почту.

– Открыть кабак в самом сердце города? – спросил Дж. Дж., не поддаваясь на уловку, что это будет только почтовое отделение.

Дуэйн обвел взглядом собравшихся, надеясь найти у них поддержку, но встретил сплошное безразличие. Ральф Ролф, хозяин ранчо, осторожно срезал мозоль с большого пальца карманным ножом; старый Болт резко вертел головой, готовый в любую секунду захихикать, случись что смешное; Сюзи Нолан и Дженни Марлоу пребывали в мечтательной задумчивости, очевидно, выбросив из головы Техасвилль: новые прически и ярко раскрашенные глаза были тому лучшим свидетельством. На миг у него мелькнула мысль, что, может, и впрямь у Дики были все основания махнуть в Нью-Мексико. Нет, маловероятно.

– Дамы и господа, надо принимать решение, – энергично произнес он. – Время поджимает. Спорные вопросы необходимо как-то утрясать.

Дуэйн почувствовал, что у него начинает болеть голова от этого Дж. Дж. Роули. За техасвилльским вопросом маячил еще более серьезный – о продаже горячительных напитков во время празднования столетия округа, в котором, конечно, пили, но в меру. Выпивка продавалась на вынос, а тем, кто хотел посидеть за столиком и пропустить стаканчик-другой, приходилось отправляться к тетушке Джимми, заведение которой располагалось уже за городской чертой.

Само собой, люди, собравшиеся на столетний юбилей, захотят потанцевать, покричать и смочить горло.

Дуэйн долго ломал голову, как найти выход из создавшегося положения, и решил пойти на радикальный шаг, разрешив продажу пива на центральной площади на время торжеств, – но с условием немедленного возвращения на трезвую стезю после окончания празднества.

Свое решение он собирался мотивировать тем, что до того как вечером начнутся танцы на улицах, многие будут навеселе, и если бросятся к тетушке Джимми или в другие магазины, стоящие на отшибе, с целью пополнения запасов выпивки, то дороги округа будут забиты искореженными машинами.

Тутс Бернс, шериф, двумя руками был готов поддержать предложение Дуэйна.

– Пусть пляшут и бьют друг другу морду, – сказал он. – Но если они примутся гоняться на своих «тачках», то во всем северном Техасе не хватит авариек, чтобы растащить сцепившиеся машины.

Дуэйн догадывался, что это предложение встретит яростное сопротивление Дж. Дж. и его трезвенников-белобаптистов, и постоянно откладывал голосование по столь щекотливому вопросу, надеясь, что Дж. Дж. отправится на какое-нибудь религиозное бдение своей секты, а тем временем можно будет за его спиной протащить предложение.

Но времени катастрофически не хватало, и Дуэйн решил, что черт с ними, с драками.

– Весь праздник посвящен истории, – сказал он. – Это наша с вами история. Мы не можем выбрасывать из нее ни плохого, ни хорошего.

– Почему это не можем? – спросил Дж. Дж. – Всевышнему не нужны те, кто ведет себя ненадлежащим образом.

Бастер Ликл, у которого последние десять минут с лица не сходила недовольная гримаса, вспыхнул:

– Всевышний здесь ни при чем! Ему все равно, что мы собираемся тут устроить. Вы, баптисты, просто не даете нормальным людям отдохнуть и…