И мир вокруг исчез, внезапно растворившись в необыкновенной тишине. Стих шепот листьев, смолкли птицы и кузнечики, и даже волны сохраняли молчание, беззвучно накатываясь на берег…

Сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза и держась за руки, ни Владимир, ни Снежка, не помнили… А когда очнулись, медленно двинулись вдоль берега по извилистой Приморской аллее…

Да так и шли до самой Александрии.

- Володя, - виновато подняла на него свои прекрасные глаза Снежка, - Прости, что я не сказала тебе сразу… - она взмахнула густыми черными ресницами и вздохнула. - Мы сюда не просто так приехали… Не только на фонтаны поглядеть…

- Та-а-ак… - не особенно удивился Владимир. - Рассказывай…

- Понимаешь, Володя, - опустила взгляд Снежка. - Перед тем, как за папой пришли, он успел сказать, что оставил здесь для меня что-то… В дупле одного старого-престарого дуба… Которое показывал мне когда-то очень давно…

- Ну, и… - наклонил голову Владимир.

- Мы почти пришли уже… - тихо сказала Снежка.

- Та-а-ак… - сдвинув пилотку на затылок, потер он лоб.

Что же теперь делать? Пойти и посмотреть, что спрятал комдив в своем тайнике? Или уйти и навсегда позабыть об этом?..

Снежка молча ждала его решения. Конечно, ей очень хотелось узнать, что там лежит, в дупле… Но, если Владимир скажет, что делать этого не стоит, она подчинится.

Он огляделся. Вокруг не было ни души…

А, может, рискнуть?

Владимир посмотрел на Снежку. Она стояла, опустив глаза, и теребила поясок своего платья. Если они сейчас уйдут, так и не узнав, что оставил ей отец, девчонка потом попросту изведется от любопытства, подумал он!.. Но с другой стороны… Меньше знаешь, крепче спишь! Вдруг там лежит что-то опасное? Не зря же комдив это что-то так надежно спрятал!..

А, впрочем, семь бед - один ответ!

- Была, не была! - махнул он рукой. - Бог не выдаст, свинья не съест!

- Ура! - захлопала в ладоши Снежка, а потом кинулась на шею Владимиру. - Я знала, я знала, - повторяла она, целуя его. - Я знала, что ты разрешишь!

Вот так женщины и вьют из мужчин веревки, вздохнул он. Своими нежными пальчиками. При поддержке тяжелой осадной артиллерии серых глаз и алых губ. И прочего арсенала… Это только считается, что мужчины изобрели тактику и стратегию! На самом деле они научились этому искусству у женщин!.. И наступлению, и обороне, и правильной осаде, и решительному штурму, и засадам, и обходным маневрам! И искусству дипломатии они тоже у женщин выучились! И актерскому мастерству!.. Да, что там говорить! Всему на свете, и хорошему, и плохому, мужчин научили женщины!

- Ну, что же, - сказал Владимир. - Показывай что ли… Где этот твой старый-престарый дуб.

- Тут, - Снежка схватила его за руку и потащила в чащу. - Совсем близко!

И действительно, вскоре они вышли на небольшую поляну, на краю которой стоял огромный раскидистый дуб. Лет трехсот от роду на неискушенный взгляд.

- Вот он, - почему-то перешла на шепот Снежка. - Дупло должно быть с другой стороны… Только ты сам посмотри, что там! Ладно?.. Я все равно не достану…

Владимир неторопливо обошел вокруг дерева… Все правильно… Искомое дупло было на месте. Причем, весьма солидное… И, в самом деле, немного высоковато. С земли не заглянешь… Авось, комдив капканов не наставил на родную дочку, подумал он. Поплевал на ладони, уцепился за край и, подтянувшись, сунул руку внутрь…

Снежка следила за ним, затаив дыхание…

Нащупав на дне какой-то предмет, Владимир дернул его наружу и спрыгнул вниз.

В руках у него был небольшой коричневый саквояж из толстой свиной кожи. Он поставил его на торчащий неподалеку широкий черный пень и отошел.

- Володя, ты куда? - спросила Снежка. - Мы же хотели поглядеть, что тут лежит…

- Потом погляжу, - сказал Владимир, доставая из бриджей коробку «Герцеговины Флор» и спички. - Ты давай пока сама… А я подымлю маленько…

Пускай сначала сама посмотрит, что там такое, подумал он. Мало ли что ей отец оставил!.. А вдруг это что-то очень личное?.. Пускай посмотрит и сама решит, что ему стоит видеть, а что нет. Он отвернулся и закурил…

А Снежка устроилась на пне и с трепетом раскрыла саквояж.

Первое, что она заметила, это знакомая с детских лет желтая деревянная кобура отцовского наградного маузера и коробка патронов к нему.

Она расстегнула кобуру и вынула пистолет.

К вороненой стали магазина были прикреплены две серебряные пластинки. Одна побольше, другая поменьше. Надпись на большой гласила: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией от РВС». На маленькой было выгравировано: «Добричу Георгию Александровичу 1921»..

Знакомая тяжесть приятно оттягивала руку.

Маузер был смазан, но не заряжен. Она поднесла его к лицу и с наслаждением вдохнула знакомый запах металла, пороха и оружейного масла.

И словно перенеслась на мгновение далеко в прошлое…

Когда-то Снежка немало времени провела с отцом на стрельбище, пока научилась стрелять, как следует. Она даже сдала норматив на «Ворошиловского стрелка» и с гордостью таскала значок, пока он не задевался куда-то…

Снежка сунула маузер обратно в кобуру и положила рядом.

Кроме маузера в саквояже лежали несколько толстых денежных пачек, резная шкатулка из красного дерева, какое-то удостоверение в синей обложке, стопка писем, перевязанная выцветшей голубой ленточкой и картонный конверт с фотографиями и документами…

А еще - сложенный вчетверо листок.

Снежка развернула его, но не смогла ничего разобрать…

Потому что строчки тут же расплылись у нее перед глазами от слез…

Это было папино письмо…

Наконец, ей удалось взять себя в руки, и она стала читать: «Здравствуй, дочка! Раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже арестовали».

Снежка всхлипнула… Он знал! Он всё знал!.. И ждал ареста!.. Вот, почему он так с ней тогда разговаривал!

»Держись! И не верь ничему, что обо мне будут говорить! Никакой я не враг народа, не троцкист и не шпион! Все это неправда!

Возникает закономерный вопрос, почему же меня арестовали? Во-первых, полагаю, что следователи могли добиться показаний от некоторых моих сослуживцев, которые уже арестованы. Есть такие методы воздействия, которым невозможно противостоять. Не говоря уже о том, что люди - существа слабые, и ради спасения собственной жизни способны совершить даже подлость. Во-вторых, меня могли оболгать люди, недовольные моей требовательностью в служебных делах.

Так или иначе, обвинения, которые, скорее всего, будут мне предъявлены, не имеют ничего общего с реальностью! Помни это!

Теперь о том, что лежит в саквояже. Я сохранил эти документы, письма и фотографии лишь для того, чтобы однажды ты узнала, кем были твои отец и мать на самом деле, и кто, на самом деле, ты сама.

Только не пугайся и держи в тайне все, что сейчас узнаешь!

Вступая в Красную Армию, я скрыл свое происхождение и княжеский титул».

Вот это да!..

Снежка уронила руки на колени.

Сказать, что она была ошарашена, недостаточно. Нет!! Она была совершенно ошеломлена! Но, в то же время, не очень удивилась, потому что подсознательно ожидала чего-то, именно, такого… Ужасного… И непоправимо фатального…

Вот и дождалась.

Ее отец, красный командир, герой Гражданской войны и член ВКП(б), оказывается, на самом деле был князем.

Господи, что еще она узнает из этого письма, подумала Снежка?! И принялась читать дальше…

»Твоя мама, в девичестве княжна Лобанова, принадлежала к старинному дворянскому роду. Ее предки верой и правдой служили России со времен Ивана Грозного. Били татар и поляков, шведов и турок, французов и англичан.

Мой отец и твой дедушка Александр Георгиевич принял Российское подданство в середине восьмидесятых годов прошлого века. Вместе с ним переехала из Черногории в Россию и твоя бабушка Ольга Даниловна, в девичестве княжна Гнедич.

В девятьсот седьмом я окончил Пажеский корпус по первому разряду и был зачислен корнетом в лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк».

Вот так!.. Пажеский корпус!.. Лейб-гвардия!.. Не больше и не меньше!

Вот, оказывается, откуда эта образованность и культура, так выделявшие отца на фоне безграмотности и грубости прочего комсостава! Вот, откуда эта внутренняя сила, уверенность в себе и чувство собственного достоинства! Вот, откуда эта ирония и сарказм, с которыми он относился ко всему, что творилось вокруг…

»Вскоре в России началось бурное развитие авиационного спорта. Я поступил частную летную школу «Гамаюн» в Гатчине, выучился летать и получил пилотское удостоверение «Brevet de Pilote Aviateur».

Ты можешь даже подержать его в руках. Я сохранил его на память».

Снежка отложила письмо и вынула из саквояжа небольшую книжечку с золотыми тиснеными буквами «И. В. А. К.» на синей сафьяновой обложке…

С фотографии на нее смотрел удивительно похожий на отца, симпатичный молодой мужчина с залихватски закрученными усами.

Рядом с фото, слева по-русски, а справа по-французски, было написано: «Международная Воздухоплавательная Федерацiя. Императорский Всероссiйскiй Аэро Клубъ - предъставiтель М. В. Ф. для Россiи сiмъ удостоверяетъ, что князь Добрич Георгий Александрович, родившийся в городъ Санктпетербургъ, сербъ, получил званiе пилота-авиатора. ? 189 от 20 мая 1913 года».

Снежка тяжело вздохнула…

До сих пор в ее душе еще теплилась призрачная надежда, что папа все это придумал с какой-то непонятной ей целью. Теперь эта надежда растаяла как дым.

Она положила удостоверение в саквояж, взяла пакет и стала перебирать фотографии…

Некоторые она видела раньше.

Вот папина, совсем недавняя, когда его наградили орденом Ленина…

Это она сама. Сразу после окончания школы. Вся такая взрослая, прическа из парикмахерской, платье из ателье!..

Это они вместе с папой. Он сидит на стуле, а она стоит рядом. С косичками и белыми бантами… Тридцать второй год…

Это они все втроем. Когда мама еще была жива… Папа стоит сзади, а она сидит у мамы на коленях… Снежка перевернула фотографию и грустно улыбнулась, увидев выведенные нетвердой детской рукой большие буквы: «Папа, мамочка и я 1925»…

А вот это фото она еще не видела ни разу! Папа, в странной высокой фуражке с тремя полосками по верхнему краю и множеством крестов на кителе, рядом с каким-то незнакомым молодым человеком. А на обороте надпись: «Capitan prince d»Obrich et suos-lieutenant Guynemer L»octobre 1916»…

Снежка поджала губы.

Вот так! И не иначе… Принц д»Обри… Это надо же! А она, стало быть, натуральная принцесса! Только этого ей и не хватало для полного и окончательного счастья!..

Еще одна папина фотография, где он в той же форме, только один. Стоит на фоне биплана с пулеметом на верхнем крыле и аистом, нарисованным на фюзеляже.

Снова папа. В нормальной фуражке, с золотыми погонами и витыми аксельбантами. С крестами, и на груди, и на шее. А внизу, в виньетке, цифра «1917»…

Снежка помотала головой.

Попробуй, докажи кому-нибудь, что это не белогвардейская форма, а еще дореволюционная! И слушать никто не будет! Тут же арестуют!..

Уже арестовали, поморщилась она!..

А если бы увидели эту фотографию, то уже расстреляли бы!

Снежка спрятала фото в пакет, достала следующее и ахнула. Это была мама… Улыбающаяся и необыкновенно красивая! В роскошном белом платье до пола и шляпке с огромными полями и страусиными перьями… Не мудрено, что папа в нее влюбился!

На другой фотографии мама была уже вместе с ним. Оба молодые и счастливые… Наверное, сразу из-под венца…

А это, судя по всему, бабушка с дедушкой, подумала Снежка. Потому что мужчина с длинными бакенбардами в богато расшитом золотом мундире со звездами и лентами через плечо, был очень похож на папу.

Она не ошиблась. Украшенная завитушками надпись гласила: «Генерал-адъютантъ при особе Его Величества князь Добрич с супругой».

Снежка спрятала фотографии в пакет и стала читать дальше…

»Когда началась Германская война, я находился в Париже по служебной надобности. Мне удалось добиться разрешения и поступить на французскую службу. Сначала я служил в кавалерии, а потом окончил школу высшего пилотажа, воздушного боя и стрельбы в По. Меня зачислили в одну из истребительных эскадрилий, в составе которой под Верденом я сбил двадцать германских самолетов.

Все ордена, которые ты найдешь в саквояже, честно заслужены мной в боях».

Снежка открыла шкатулку и перед ней засверкали эмалью и золотом кресты, подвешенные на разноцветных муаровых лентах. Те самые, что она видела на фотографиях… Только гораздо красивее…