Касси Эдвардс - Горячая зола

Канзас-Сити, Миссури – 1889

В темноте неярко горела свеча. Когда женщина поднесла ее к сейфу, пламя заколебалось. Опустив бронзовый подсвечник на пол, она дрожащими пальцами начала набирать комбинацию. Дверца сейфа, издав скрип, отворилась, обнаружив за собой ровно сложенные пачки денег.

Без колебаний она переложила деньги в открытую сумку, оставив лишь одинокий банкнот – последнее оскорбление в адрес мужчины, которому принадлежал сейф.

Когда Маргарет Джун Хилл, погасив свечу, выбежала из конторы с тяжелой раздувшейся сумкой, по ее щекам катились слезы. Несмотря на то, что она только что вернула себе деньги, которые принадлежали ей по праву, ничто и никогда не сможет вернуть ей девственность. Сегодня вечером она спасалась бегством от человека, который украл ее невинность. Она молила Бога о том, чтобы связь с этим человеком порвалась навсегда.

Вайоминг – 1890

Лишь только первый луч зари окрасил горизонт, койоты близ индейской резервации Уинд Ривер громким воем приветствовали рассвет. К их крику присоединилось пение индейцев арапахо, исполнявших ритуальный танец дождя, в надежде положить конец длительной засухе. Всего одна неосторожная искра смогла бы изгнать и уничтожить стада бизонов, на которых охотились арапахо, добывая себе средства к существованию.

Длинные Волосы, пожилой индеец арапахо, который одно время был гордым вождем своего народа, сидел в кругу соплеменников, скрестив руки на своей массивной обнаженной груди, а молодые воины, среди которых был и его внук – вождь Соколиный Охотник, танцевали перед ним. Длинные Волосы испытывал радость и гордость за своего внука.

Лицо старика сморщилось в улыбке, когда он нашел среди танцующих Соколиного Охотника. Его потускневшие глаза наблюдали за каждым движением внука. Он вспоминал себя, участвующим в танце дождя в возрасте тридцати зим. Его внуку сейчас было столько же.

Длинные Волосы гордо поднял подбородок. Он был точно так же красив в молодости, как и его внук. У него тоже были совершенно черные блестящие волосы, свободно ниспадавшие на плечи. Он был так же высок, строен, узок в бедрах и мускулист. На его руках так же четко вырисовывался рельеф мускулов, как и на руках Соколиного Охотника.

Хотя с возрастом многое изменилось в его облике, Длинные Волосы знал, что все еще может, как и внук, похвастаться четко очерченными скулами, квадратным волевым подбородком и черными, как ночь, глазами.

Взоры мужчин обладали одним и тем же выражением настороженности, и от обоих исходила аура силы и уверенности.

Глядя сейчас на внука, Длинные Волосы переносился назад к дням своей юности. Он легонько постукивал по своему обнаженному колену веером, сделанным из орлиного крыла, в то время, как мысли его были далеко. Он вспоминал те дни, когда был достаточно подвижным, чтобы принимать участие в танце дождя, и с гордостью носил искусно сделанный пояс своего народа, изображавший гром-птицу: красные и желтые ленты у основания орлиного пера символизировали вспышки молний, бубенчики изображали гром и град.

Затерявшись в мыслях о прошлом, Длинные Волосы не отдавал себе отчета в том, что танец уже закончился, и люди вокруг него расходятся. Последнее время он мог позволить своей прошедшей жизни вытеснить настоящую.

– Дедушка? – сказал Соколиный Охотник, осторожно положив руку на худое плечо деда. – Танец закончился. Небо услышало. Скоро пойдет дождь.

–Дедушка, выйди из своих мыслей и попрощайся с внуком. Настало время мне постранствовать на лошади, чтобы быть в одиночестве до время общения с Великой Невидимой Силой. Это тоже необходимо, чтобы вызвать для нашего народа дождь.

Длинные Волосы моргнул, затем поднял глаза, пристально посмотрел на Соколиного Охотника и смущенно ему улыбнулся, поняв, что еще раз вошел в то место, куда никто, кроме него не может войти. Этот признак старения не слишком-то его порадовал, хотя он и получил большое удовольствие от своих воспоминаний.

Что еще ему оставалось? Он не мог больше отправляться вместе с воинами на охоту. Он не мог больше брать женщину на брачное ложе. И не было больше войн ни между племенами, ни с белым человеком!

Когда его народ силой был отправлен в резервацию, его лишили идеалов и притязаний. Это было все равно, что отнять ребенка от материнской груди, отрицая питательность молока. Длинные Волосы решил, что лучше уйти в свой собственный мир воспоминаний, чем сидеть и смотреть на то, во что превратился мир индейцев.

Длинные Волосы начал медленно подниматься с растеленного на земле одеяла. Соколиный Охотник быстро подхватил его под локоть, чтобы помочь.

– Танец был хорош, – сказал старик своим глубоким голосом, кивая головой. – Скоро будет дождь. Да, мой внук, будет большой дождь, который пополнит реки и ручьи.

– С тобой будет все в порядке, пока меня не будет, дедушка? – спросил Соколиный Охотник, снимая свой пояс дождя и передавая его деду, чтобы тот отнес его в вигвам Соколиного Охотника.

Перед танцем дождя Соколиный Охотник подготовил своего белого жеребца для путешествия. Ему не терпелось остаться одному. Он устал от надоедливой молодой вдовы, которая предлагала себя гораздо чаще, чем он того желал.

Он был не в состоянии разрушить ее веру в то, что однажды она станет его женой.

Он даже никогда не брал ее на свои одеяла. Такого отказа обычно бывало достаточно для того, чтобы доказать женщине, что она нежеланна мужчине. Но даже это не заставило ее понять, что она совершала ошибку, не думая ни о ком другом, кроме как о нем.

Сегодня будет хорошо свободно проехать верхом на лошади, одному против ветра, без женских надоеданий. Он надеялся, что Тихий Голос за время его отсутствия найдет себе другого воина для любви.

Однако это было сомнительно. Она не была мягкой и ласковой, хотя ее имя могло ввести кого-нибудь в заблуждение. Она была злобной и коварной.

– Дедушка, во время отсутствия твоего внука, будешь ли ты хорошо есть и отдыхать? – спросил Соколиный Охотник, обняв деда за плечи, пока они шли к лошади Соколиного Охотника.

Соколиный Охотник в беспокойстве нахмурил брови, глядя на своего деда. Ему, умудренному жизнью, было уже около восьмидесяти зим, и с каждым днем его действия и речь становились все медлительнее.

Соколиному Охотнику больно было видеть, как годы пригнули к земле его деда. В свое время Длинные Волосы был могущественным, воинственным лидером арапахо, выигрывшим многие войны против уте, их давнишнего врага.

Теперь его дед был лишь тенью того мужчины.

Соколиный Охотник подошел к своей лошади и похлопал её по крупу, все еще ожидая, когда Длинные Волосы ответит. Однако он увидел, что и на этот раз мысли его деда были не здесь: они пребывали в другом времени и другом месте.

Соколиный Охотник внимательно посмотрел на своего деда, и взгляд его остановился на волосах старика. На него повсюду обращали внимание из-за длинных волос. Много лет назад Длинные Волосы имел во сне видение: ему было сказано сохранять все свои волосы во время расчесывания. И он начал сплетать собранные волосы до тех пор, пока сделанная из них веревка не достигла тридцати футов в длину и не стала полдюйма толщиной. Оставшиеся волосы он поднимал вверх пучком надо лбом: они были липкие и спутанные.

Соколиный Охотник опустил свой взгляд. Его дед всегда носил ожерелье из железной цепочки, к которой были прикреплены несколько круглых красных камней, два железных кольца и острие стрелы. Камни представляли собой амулеты и оказывали целебное воздействие при трении о тело. Железные кольца, поскольку они были жесткие и неразрушимые, оберегали крепкое здоровье носившего их. Острие стрелы символизировало долгую жизнь. Обычно Длинные Волосы носил длинную свободную одежду из лосиной кожи. Сегодня, как и на Соколином Охотнике, на нем были только набедренная повязка и мокасины.

– Да, этот старик будет хорошо питаться и много отдыхать, пока его внук будет отсутствовать, – внезапно ответил Длинные Волосы, как будто вопрос был только что задан. – Тихий Голос позаботится обо мне. Она так внимательна к этому старику, как если бы он был сильным и молодым юношей. – Сморщив свое огрубевшее лицо, Длинные Волосы широко улыбнулся, увидев, что упоминание о Тихом Голосе вызвало досаду у Соколиного Охотника.

– Дедушка понимает, что Тихий Голос внимательна к этому старику только из-за внука, – продолжил он. – Соколиный Охотник, когда ты возьмешь ее в жены? Она будет воинственна под одеялами, ты так не думаешь?

Соколиный Охотник понял, что дед дразнил его, зная, что Тихий Голос ничего, кроме раздражения, не вызывала у его внука.

Молодой индеец спокойно сел на коня. Он улыбнулся, глядя вниз на своего деда.

– Когда я вернусь, то привезу с собой настоящую женщину, которая согреет мои одеяла, – поддразнил ой в ответ деда, хотя, конечно, это вовсе не входило в его планы. Он даже не хотел думать о женщинах.

Длинные Волосы постучал веером из орлиного крыла по своему животу.

– Привези домой женщину, внук, которая может хорошо готовить, – сказал он, посмеиваясь.

Когда Тихий Голос подбежала к Соколиному Охотнику, тот взглянул на нее с раздражением, пришпорил коня и быстрым галопом ускакал прочь.

– Быстро увези меня от этой женщины, Пронто, – сказал он, похлопывая своего жеребца по белому загривку. – Если бы она ушла к тому времени, когда я вернусь, я вечно был бы благодарен Великой Невидимой Силе.

Несмотря на раннее утро, воздух в курятнике был жарким и душным. Было так тесно, что Маргарет Джун едва могла дышать, переходя от гнезда к гнезду, собирая яйца с соломы. Она улыбкой отвечала на кудахтанье кур, которые, казалось, сердились на нее за то, что она крадет их яйца.

– Прекратите этот шум, – сказала Мэгги: ей нравилось уменьшительное имя, которое дал ей муж. Она тихо засмеялась. – Я слишком хорошо обучилась воровскому искусству девять месяцев назад, чтобы позволить кудахтанью нескольких кур меня остановить.

Она почти бежала вприпрыжку мимо петуха, когда тот с важным видом шел в курятник. Яркие перья на его хвосте гордо покачивались.

– Что касается вас, молодой человек, – сказала Мэгги, одарив петуха милой улыбкой, – исправно выполняйте свою работу, чтобы я имела удовольствие красть каждое утро. Мой муж уже подбрасывает дрова в огонь, чтобы я могла приготовить хороший завтрак из яиц.

Со своей заполненной до края корзинкой Мэгги шагнула навстречу яркому утру. Солнце уже начало посылать свои палящие лучи на и без того иссушенную землю. Молодые побеги пшеницы стали вялыми от жары.

– Пойдет ли когда-нибудь дождь? – жаловалась она сама себе, вытирая свободной рукой влажную бровь. – Несомненно, как только он пойдет, станет намного легче.

Она коснулась рукой своего круглого, как мяч, живота.

– Мне страшно, что я вынашиваю ребенка в такую жару, – прошептала она, посмотрев вниз на доказательство своей беременности.

Прошло много времени, прежде чем она смирилась с мыслью, что беременна от мужчины, к которому испытывала отвращение. Фрэнк Харпер проводил ее в комнату под предлогом успокоить и поддержать после похорон отца, но вместо этого овладел ею силой.

– Но, тем не менее, я люблю тебя, – прошептала она своему ребенку, нежно поглаживая живот в том месте, где платье обтягивало его. – Ты не виноват.

Она медленно пошла к однокомнатной хижине, построенной на берегу ручья, представляя себе, как муж для нее разводит огонь.

Внутри все как-то сразу потеплело от сознания того, что у нее есть Мелвин. Это был сильный мужчина, полный доброты и нежности. Какая она счастливая, что нашла человека, который любит ее и еще не родившегося ребенка! Он баловал ее во время беременности, как будто ребенок был от него.

Она мысленно вернулась к тому времени, когда они впервые встретились. Украв деньги из сейфа Фрэнка, она выбежала на улицу в ночь и укрылась внутри первой попавшейся крытой повозки, протиснувшись в ее заднюю часть, среди продовольствия. Она молилась о том, чтобы хозяин повозки сжалился над ней, когда ее обнаружат. Все, что она знала, так это то, что ей было необходимо убежать от Фрэнка, и этот обоз, подготовленный для отправки на следующий день в Вайоминг, был единственным средством для бегства.