Она хотела сохранить спокойствие. Она надеялась сохранить спокойствие. Но не смогла сдержать низкий стон, невольно сорвавшийся с ее губ.

— Не надо, Тори, — протянул он, подавшись вперед. — Это еще не конец света. Я попытался объяснить друзьям Джареда всю серьезность его положения, предупредил об опасностях, которые его подстерегают, и попросил их сообщить все. Жаль, что у Джареда не было девушки, так как тинейджеры зачастую рассказывают своим подружкам то, что никогда не расскажут приятелям. Но Дэн и Дейв поклялись, что сразу же позвонят мне, если он даст о себе знать.

— То есть он не прячется в городе у кого-то из своих друзей, так? Что дальше?

— Я свяжусь с полицейскими, я обычно начинаю с этого, но на этот раз решил сначала поговорить с его друзьями.

— Когда я беседовала с полицейскими, то у меня сложилось такое впечатление, будто они решили сделать Джареда козлом отпущения. — Стоило ей вспомнить этот разговор, как у нее засосало под ложечкой.

Джон едва заметно пожал плечами:

— Если они не собираются ничего предпринимать, я сам поговорю с таксистами и спрошу, не подвозил ли кто-нибудь из них парнишку поздно вечером, когда убили твоего отца. Если мне повезет, то я покажу им фотографию Джареда. А если и это ничего не даст, покажу фото в аэропорте, на автобусной станции. Возможно, кто-то вспомнит, как продавал ему билет. — Он коснулся ее напряженных рук своими длинными, чуткими пальцами, и она только сейчас заметила, что изо всей силы вцепилась в стол. — Я найду его, Виктория.

Она кивнула, чувствуя, что от его прикосновения искры побежали по всему телу, и, высвободив руки, снова опустилась на стул. Чтобы не встречаться с ним взглядом, она отвернулась, оглядывая офис, и удивленно нахмурилась:

— Здесь что-то не так, в этой комнате. Не могу понять, что именно, то ли нарушены пропорции, то ли просто игра теней… Но что-то точно не так. Что-то неправильно… Меня тревожит, что я не могу понять, что именно.

Он откинулся назад, в его темных глазах вспыхнул интерес.

— Ну конечно. Ты ведь архитектор. Насколько я помню, ты как раз собиралась устроиться в одну преуспевающую фирму, когда мы познакомились. Ты тогда горела желанием работать у них, правда? Это случилось?

— Нет. Они предложили мне место, но я отказалась.

— Ты шутишь! — Выпрямившись, он смотрел на нее. — Я помню, ты тогда была как одержимая. Не знаю, что именно это было, твой дизайнерский проект или что-то еще, но ты ведь хотела заключить контракт? Правильно?

— Да. — Она улыбнулась своим воспоминаниям.

— Но почему, черт побери, ты отказалась от того, к чему так упорно стремилась?

— Эсме.

— Ты отказалась от карьеры из-за ребенка? Но это что-то из прошлого, ты не находишь? В наши дни, дорогая, множество женщин совмещают и то и другое.

— Да, спасибо за напоминание. Мильонни. — Злость прорывалась наружу, и она не могла сдержать ее. — Ты думаешь, это было простое решение? Я любила свою работу и гордилась ею. Но она отнимала у меня почти все время, больше чем 60 часов в неделю, а у меня была маленькая дочь и новый смысл жизни, дорогой. Я знаю, что значит иметь родителей, которые не занимаются своим ребенком и для которых работа гораздо важнее, чем дети. И я не хотела, чтобы мою дочь постигла такая же участь.

Едва сдерживая волнение и тревогу, она поднялась. Она должна уйти отсюда. Каким-то образом Рокет сумел разбередить ее сердце и вызвать воспоминания, которыми она не хотела делиться ни с кем, а уж тем более с ним. Но сначала…

Она посмотрела на него.

— Могу дать тебе один совет. У тебя есть знакомые женщины, которые разрываются между работой и детьми? Вот и спроси их, хотели бы они сидеть дома с детьми, если бы могли себе это позволить. Ты, возможно, удивишься, но многие из них скажут, что с удовольствием бы ухватились за этот шанс. Мне повезло, у меня была возможность выбора; поэтому тебе стоит задуматься, что значит для меня твое вмешательство в мою жизнь. С кем угодно, но только не с тобой я хотела бы обсуждать вопросы воспитания. Мой Бог, ты как таран прокладывал себе путь в этот дом, обвиняя меня в таких вещах, которые мне и в голову не могли прийти. Не говоря уже об угрозе, что будет хуже для всех, если ты не получишь возможности поближе узнать свою дочь. — Она проигнорировала тот факт, что сама использовала его, чтобы защитить Эсме.

— Какая угроза? Я не сказал ни одного слова, которое могло бы быть воспринято как угро…

— Но сейчас, когда ты получил то, что хотел, — перебила она, глядя на него сверху вниз и чувствуя, что вся дрожит от гнева, — происходит забавная вещь. После того как я представила вас друг другу, я не вижу, чтобы ты проявлял особое желание побыть со своей дочерью больше пяти минут.

Джон зачарованно смотрел на Викторию, и сердце бешено колотилось в его груди. Она сейчас была совсем такая, какой он ее помнил: те же сверкающие глаза, тот же взрывной темперамент. Формальная вежливость, которой она придерживалась с той самой минуты, когда он переступил порог особняка Гамильтона, раздражала его, но сейчас он почти желал, чтобы это вернулось. По крайней мере она не будет так сильно смущать его. Потому что он был очень близок к тому, чтобы повалить ее на стол и заняться с ней горячим, умопомрачительным сексом, как когда-то шесть лет назад.

Она издала едва слышный звук, напоминающий легкое отвращение, и он понял, что смотрит на нее слишком долго, не отвечая на ее обвинения. Прежде чем он смог произнести хоть слово, она повернулась на своих высоких каблуках, так что ее волосы взметнулись вверх, и вышла из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, он рухнул на стул.

— Проклятие! — шептал он, обхватив голову руками и закрыв ладонями глаза.

Что происходит, черт возьми? Он понятия не имел, что значит быть отцом. И честно говоря, одна мысль об этом пугала его.

Вообще-то он был не из пугливых. Окончив школу, он подделал подпись своего отца и был принят в части морской пехоты. Следующие пятнадцать лет он провел в самых отдаленных и горячих точках мира. Нельзя сказать, чтобы он никогда не испытывал страха или ему не приходилось быть осторожным и осмотрительным, потому что только дурак идет напролом, видя перед собой террориста, вооруженного новейшим оружием. Однако он научился спокойно относиться к вещам, которые у его сверстников могли вызвать заворот кишок.

Но эта малышка оказалась крепким орешком и вселяла настоящий ужас в его душу.

Накануне он поздно вернулся домой, а утром ждал, когда закончится завтрак, чтобы избежать встречи с Эсме. Не то чтобы его разъедало любопытство, просто он хотел знать о своей дочери как можно больше: какие игрушки она предпочитает, какие овощи ненавидит и нравится ли ей, когда ей читают? Или, возможно, пятилетние девочки читают сами? Что он знал об этом? Он хотел получить ответы. Но внутренний голос, не раз спасавший его от кулаков отца, помогавший увертываться от пуль террористов во время захвата политических заложников, советовал ему сохранять дистанцию.

Возможно, он должен уехать обратно в Денвер и позволить Виктории вернуться к привычному ритму жизни. Пусть воспитывает Эсме как хочет, она ведь прекрасная мать.

Кроме того, он ни черта не смыслил в том, что значит быть отцом.

Но чем больше эта мысль пугала его, тем яснее он понимал, что не желает отказываться от этого. Ни в коем случае. Герт руководила офисом с точностью хорошо отлаженной машины, и он сможет и отсюда контролировать дела, требующие его внимания в Денвере. И кроме всего прочего, здесь есть люди, с которыми ему необходимо все время контактировать.

«И наконец, — его скулы сжались, — не родилась еще та женщина, которая могла бы заставить меня сбежать».

Тори, вероятно, придерживается другого мнения на этот счет, но она предоставила ему выбор. И вместе с тем обвинила его в том, что он находит тысячи отговорок, лишь бы избежать общения с дочерью. Прекрасно, он возьмет это на заметку, потому что она права, он вел себя именно так. Но это не значит, что он не изменит своего поведения.

Ему, возможно, потребуется время, чтобы собраться с силами. Но Джон Мильонни не привык пасовать перед трудностями.

Глава 5

— Подожди, дорогая. — Виктория наклонилась, чтобы поправить узкую оборку, слегка помявшуюся под ремешком рюкзака. Заглянув в темные глаза дочери и заметив в них возбужденное выражение, она улыбнулась. Расправила кромку маленькой трикотажной майки в мелкий цветочек, надетую на Эсме, помимо шортов, и убрала прядь вьющихся волос, которая выбилась из толстой косы. — Тебе еще что-нибудь нужно?

— Угу. — Эсме вывернулась из рук матери. — Я сама, мама, — нетерпеливо проговорила она. — Когда придет Ребекка? Я уже заждалась.

— Думаю, через пять минут, дорогая. — Виктория замерла, стараясь не показать своего изумления. Она прислушивалась к шагам за дверью и, похлопав дочь по руке, проговорила: — А вот, кажется, и они. Ребекка и ее мама.

Однако ожидаемого стука не последовало. Тяжелая дверь красного дерева медленно отворилась, и поток солнечных лучей хлынул в дом. На пороге стоял Джон. Его брови хмуро сошлись на переносице, но стоило ему увидеть Тори и Эсме, как морщинка на лбу тут же исчезла. Из глаз ушли напряженность и озабоченность, а сердитый взгляд был немедленно заменен вежливой полуулыбкой.

Неискренность этой улыбки ужасно злила Тори. Господи, ей казалось, что сейчас он более похож на солдата, чем шесть лет назад, когда он им был в действительности. Но тогда по крайней мере он никогда не скрывал своих чувств, и выражение его лица всегда было открытым. А сейчас она не могла понять, о чем он думает.

— Хэлло, мистер Моглондонни.

Сердце Виктории замерло, когда она увидела, с каким ожиданием дочь во все глаза смотрела на незнакомого мужчину, который на самом деле был ее отцом.

— Мистер Мильонни, детка, — поправила Виктория, благодаря Бога, что ее голос прозвучал ровно.

— Губы иногда не слушаются, особенно когда принадлежат такой хорошенькой маленькой девочке. — Он улыбнулся Эсме, и на этот раз его взгляд потеплел. — Вместо того чтобы произносить такую трудную фамилию, — быстро посмотрев на Викторию, продолжал он, — почему бы тебе просто не сказать «Джон»? Это куда проще.

— Идет.

Он нагнулся к ней и протянул длинные загорелые пальцы к кукле, которая выглядывала из ее рюкзака.

— Кто это? Твоя сестричка?

— Нет, глупый! — рассмеялась девочка. — Это моя американская кукла. Ее зовут Молли Макинтайр.

— Она очень симпатичная. — Он поколебался, снова прочистил горло, словно собственная неуверенность подавляла его природное обаяние. — Такая же симпатичная, как ты, — добавил он и одарил Эсме такой обворожительной улыбкой, что Виктория, наблюдавшая эту сцену, не выдержала и заморгала.

— Ну уж… — Эсме довольно хихикнула и кокетливо погрозила ему пальчиком. — Вам нравится ее платье?

— Да, конечно…

— Красивое, правда? Мама выписала это по Интенту.

— По Интернету, Эсме.

— Ну да… — Маленькая девочка удостоила мать мимолетным взглядом, но все ее внимание было приковано к Рокету. — У меня сегодня встреча с Ребеккой Чилуорт. Она и ее мама должны заехать за мной, но они опаздывают. Понимаете, Ребекка моя лучшая подруга. Раньше я дружила с Фионой Смит, но теперь, когда я живу в Штатах, — с Ребеккой. Ее мама и моя знают друг друга давно. А у вас есть хороший друг?

— Да. Даже два, — немного смущенно начал он, но добавил игриво: — Одного зовут Купер, другого Зак. Мы вместе служили в морской пехоте.

Брови Эсме сложились домиком.

— Где-где?

— Они солдаты, Эс, — вставила Виктория. — Как королевская гвардия в Англии.

— Только лучше, — возразил он. — Морские пехотинцы ни за что бы не надели эти дурацкие высокие меховые шапки.

Но это ничего не прояснило Эсме. Поэтому Виктория добавила:

— Ты знаешь, дорогая, как у мистера Макинтайра.

Лицо Эсме осветилось. Взгляд, которым она окинула Джона, говорил, что она видит в нем настоящего героя, внезапно возникшего в ее жизни.

— Значит, вы плавали по морям?

— Да. И провел много времени в разных странах.

— Папа моей куклы Молли тоже моряк, поэтому у нее должен быть такой садок для рыбы… ну вы знаете.

По лицу Джона было видно, что он не понимает ничего из болтовни Эсме, которая могла свести с ума кого угодно. Виктория решила сжалиться над ним. Но она не собиралась скрывать ироничную улыбку, заигравшую на ее губах. Это было занятно — наблюдать, как он общается с пятилетним существом женского пола.