«Если у человека есть земля, он никогда не будет беден, – говорил ей отец. – Я бы не променял свою землю на все золото мира, потому что она и завтра останется там же, где есть сейчас. Никогда не продавай эту землю, Китти, доченька. Никогда и ни за что не продавай ферму Райтов».

И она дала ему слово. Теперь вся земля, насколько мог видеть глаз, принадлежала ей.

…Она не слышала, как Тревис подошел к ней сзади и позвал ее. Лишь когда сильные руки обвили ее талию, она поняла, что он рядом.

– Я знаю, как тебе тяжело сейчас, любимая, но нам пора отправляться. Сэму и мне надо вернуться к своим. Я подыщу для тебя номер в гостинице. В городе слоняются толпами солдаты из армии северян, и я хочу, чтобы ты была в безопасном месте.

Китти вытерла со лба пот. Она была вся в грязи и саже, а потрепанный мундир армии южан, снятый с убитого солдата, теперь был весь пропитан кровью и солью после работы в госпитале. Прядь волос упала ей на глаза, и она откинула ее назад, заметив, что и там тоже была запекшаяся кровь. Когда она в последний раз мылась? Не могла припомнить.

– Китти, Китти. – Тревис осторожно взял ее за плечи, развернул лицом к себе и приподнял ее подбородок. – Я говорю с тобой, но ты меня не слышишь. Ты все еще не оправилась после случившегося? Милая, я понимаю, это было ужасно, но ты сильная женщина. Вспомни, ведь мы вместе прошли через ад.

– Да, – отозвалась она чуть слышно. – Теперь все уже позади.

– Почти позади. Вряд ли война продлится больше нескольких месяцев, и тогда мы начнем новую жизнь.

Она вгляделась в его красивое лицо. Одна улыбка этого человека способна согреть сердце любой женщины. И теперь он смотрел на нее так, словно ему не терпелось прильнуть горячими губами к ее рту. Он подался вперед, но она отступила на шаг. Нет, так нельзя. Только не здесь и не сейчас, когда отца только что опустили в могилу. Она побрела от него прочь.

– Китти!

Она обернулась. Они мало разговаривали с того момента, когда он появился грозной тенью из болот вблизи Бентонвилла и отомстил за смерть ее отца. Слишком велика была боль утраты в сердце Китти. Теперь, стоя лишь в нескольких футах от человека, которого она и желала, и презирала, она внезапно почувствовала робость.

– Китти, нам нужно поговорить. Может быть, тебе кажется, что сейчас не время, но это необходимо. Думаю, сейчас ты уже понимаешь, что я к тебе далеко не равнодушен.

Китти пристально смотрела на него, снова и снова поражаясь тому, какие красивые у него глаза – не синие и не черные, напоминающие цвет стали. Они светились теплотой и любовью, но когда-то в них отражались гнев, отвращение, даже ненависть. У него были волосы цвета воронова крыла, твердо очерченный подбородок, мягкие губы и прямой нос. Китти заметила, как шевелился его кадык. Тревис стоял перед ней в ожидании ответа в таком же, как у нее, грязном и запачканном кровью мундире кавалерийского офицера армии северян.

– Я помню тот полдень на овеваемом всеми ветрами холме неподалеку от Ричмонда, – произнесла она. – Папа и я сидели на самой вершине и разговаривали, радуясь тому, что после долгой разлуки мы снова вместе. И потом появился ты и сказал, что тебе нужно обсудить с папой новые распоряжения, которые ты только что получил от генерала Гранта. Ты прогнал меня, заявив, будто мне нельзя доверять, так как мое сердце всегда принадлежало Конфедерации. Я страшно рассердилась и пошла в крошечную хижину, которую занимала в лагере янки. Ты последовал туда за мной и силой заставил покориться тебе.

– Китти, я не заставлял тебя, – запротестовал он, приблизившись к ней на шаг, но она остановила его. – Я мог вызвать в тебе желание, но никогда бы не стал брать тебя силой.

– Ты сказал мне тогда: «Я такой, какой я есть, и никогда не изменюсь, но ты мне не безразлична». Что ж, Тревис, и я такая, какая есть, и я тоже не собираюсь меняться, но и ты не совсем мне безразличен. – Она горько усмехнулась. – Помню, как мы любили друг друга в тот день – с тихой нежностью. Даже несмотря на то что ты порой скверно со мной обращался, после того как спас из рук Люка Тейта, несмотря на то что иногда я ненавидела так, что готова была задушить тебя голыми руками, – в тот день я любила тебя всем сердцем. Я заснула в твоих объятиях, а проснувшись, обнаружила, что ты ушел. Я сразу бросилась на поиски, и нашла тебя с другой…

– Китти, – он беспомощно развел руками, – так и было задумано. Как ни жестоко это звучит, я преследовал определенную цель – вызвать твой гнев и тем самым заставить тебя покинуть лагерь. Я знал о полученных нами приказах и о том, что ты непременно захочешь нас сопровождать, – не только из-за твоего отца, но и потому, что мы оба поняли, наконец, что любим друг друга. У меня не было другого способа отвести от тебя опасность.

– Мой отец передал мне все это, когда пробрался тайком в Голдсборо, сказал, что ты сам это подстроил. Но я чувствовала себя обманутой. И теперь, оглядываясь назад и вспоминая о том, как меня использовали – сначала Натан, потом ты, – не думаю, что когда-нибудь снова смогу довериться мужчине. Папа был единственным человеком, который никогда не причинял мне боль и не лгал мне.

Глаза цвета стали, которые еще недавно смотрели на нее с теплотой, внезапно стали холодными.

– А ты сама можешь сказать, что никогда не обманывала меня, Китти? Помнишь, после того как я спас тебя от Люка Тейта, ты хитростью убедила меня в том, что любишь и тебе можно доверять? Я ослабил бдительность, и это едва не стоило мне жизни. По сути дела, пуля, которая была предназначена мне, попала в другого солдата. А ты сбежала с одним из мятежников и даже не оглянулась назад.

– Это неправда! – вскричала Китти, задрожав от охвативших ее воспоминаний. – Я переживала, боялась, что тебя нет в живых. Но ведь ты использовал меня, Тревис! Разве ты забыл, с каким презрением ко мне относился? Говорил, что считаешь ниже своего достоинства навязывать сваю волю женщине. Вспомни, Тревис, ведь это из-за тебя я чувствовала себя втоптанной в грязь. У меня были все основания тебя ненавидеть – ты не отпустил меня на свободу и не отправил назад к своим, а таскал за собой по полям сражений. Ты не дал мне выбора. После всех твоих оскорблений я не могла оставаться с тобой.

Она отвернулась, не в силах вынести гневного выражения в его глазах.

– Помню то время, которое я провела в твоих объятиях… Нет, ты никогда и ни к чему не принуждал меня силой, но знал тысячу способов, как заставить мое тело изнывать и трепетать от страсти, как зажечь огонь в крови. Я не представляла себе, что такое блаженство возможно, и думала, что это и есть любовь. А потом чувствовала себя опустошенной.

– Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя так. – Он сделал шаг вперед и привлек ее к груди так, что она ощутила биение его сердца. – У тебя осталось множество болезненных воспоминаний, но ведь и у меня тоже. Я рано привык к мысли, что женщинам нельзя доверять, и каждый раз, когда я уже готов был отдать тебе свое сердце, ты давала мне понять, что ничем не отличаешься от остальных. Я хотел дать тебе такую возможность и хочу сделать это сейчас еще раз. Черт возьми, Китти, я только прошу, чтобы у нас появилась надежда на счастливое будущее вместе. Возможно, сейчас не время и не место говорить об этом – войска армии северян прошли маршем по твоей родной земле, а тело твоего отца еще не остыло в могиле. Но если остановиться и подумать, то независимо от всех обстоятельств наша дальнейшая судьба решается здесь и сейчас, и я говорю тебе, что люблю тебя, желаю тебя всем существом и хочу, чтобы мы провели вместе всю оставшуюся жизнь.

Они стояли, пристально глядя в глаза друг другу.

– Я люблю тебя, Китти. Думаю, что я полюбил с первого взгляда. И когда мы в первый раз были вместе, я испытал то, чего никогда не испытывал. Ты вошла в мою плоть и кровь, и еще долго я ненавидел тебя за это. Я поклялся себе, что никогда не позволю женщине всецело овладеть моим сердцем, чтобы потом его растоптать. И все же ты, невеста солдата вражеской армии, забрала его у меня и сделала меня своим пленником.

– Я знаю все о твоем прошлом, – призналась она. – Слышала о твоей матери и о той, другой, женщине в твоей жизни, которая тебя использовала. Сэм рассказал мне об этом, видимо, решив, что я имею право знать, ведь он видел, что произошло между нами, а так как успел привязаться к обоим, то и захотел помочь нам стать ближе друг для друга. Сможешь ли ты когда-нибудь довериться мне, Тревис? Вероятно, твои раны слишком глубоки.

– На самом деле моя мать меня не предавала, Китти. – В его голосе чувствовалась горечь. Он крепко прижал ее к себе, и она ощутила его теплое дыхание на своем лице. – Она предала моего отца. Он убил ее и застрелился сам, оставив меня и сестру сиротами. Я долго нес в душе эту боль и прошел через настоящий ад, когда Сестру похитили работорговцы и продали в публичный дом. Она не вынесла этого позора и покончила с собой. Потому-то я и присоединился к армии северян, когда началась война, несмотря на то, что сам родом с Юга. Я бы отдал жизнь за то, чтобы положить конец рабству! Терзаемый одиночеством, я стал искать утешения в объятиях уличной женщины, которая принимала у себя всех мужчин без разбора. Правда, у меня сохранились горькие воспоминания о женщинах, которых Мне доводилось знать, но ты совсем другое дело. Я видел, что ты боролась за жизнь раненых солдат Союза так же отчаянно, как и за жизнь конфедератов. Терпела лишения, которые заставили бы сдаться любую другую на твоем месте. Ты сильная женщина и, кроме того, самая соблазнительная из всех, с кем я когда-либо сталкивался. Но в тебе есть и нечто большее, чем просто красота, – а я клянусь Богом, прекраснее тебя нет никого на свете! Я хочу, чтобы у нас с тобой было будущее, Китти Райт. Я желал бы забыть о прошлом и войти в завтрашний день рука об руку с тобой.

От удивления она затаила дыхание, нежно провела кончиками пальцев по его покрытому щетиной лицу.

– О, Тревис, столько боли нам придется оставить позади!

– Никакая боль не омрачит нашего счастья.

– Да, ты прав.

Их губы слились, и они словно растворились в объятиях друг друга. Он мягко опустил ее на землю и принялся медленно расстегивать рубашку. Она почувствовала, как напряглась его плоть, пульсировавшая у ее бедра.

– Я так мечтал об этом мгновении, дорогая, – пробормотал он.

И скоро ей показалось, что они вместе парят среди облаков, кружась, словно листья на ветру, достигая солнца и затем снова плавно опускаясь на землю.

Какое-то мгновение они не могли ни двигаться, ни говорить – просто наслаждались своей близостью. Затем Тревис поднял голову, испытующе глядя на нее с какой-то странной холодностью в глазах:

– Я люблю тебя, Китти, но имей в виду: я отдал тебе свое сердце, и если ты когда-нибудь обманешь меня и втопчешь мои чувства в грязь, ты горько пожалеешь о том дне, когда мы с тобой встретились. Будь уверена: моя месть не заставит себя ждать.

По спине ее пробежал холодок. Порой он пугал ее. Тревис мог быть добрым и любящим, но иногда злопамятным и беспощадным. Эта сторона его натуры внушала ей страх. Он был по-настоящему опасным, когда его выводили из себя.

– Оставайся верна мне, Китти, и я буду боготворить тебя. Но если изменишь мне, то горько поплатишься за это клянусь тебе.

– Я… я не люблю, когда мне угрожают. – В ее голосе слышалось больше смелости, чем она чувствовала на самом деле, однако Китти не собиралась поддаваться запугиваниям. – И если вы считаете меня одной из тех пустоголовых особ, которые готовы просидеть всю жизнь в гостиной, вышивая, плетя кружева и предаваясь праздным сплетням в обществе себе подобных, то вы глубоко ошибаетесь, сэр. И уж тем более я не соглашусь безвыходно сидеть дома и приносить каждый год по ребенку, тогда как все удовольствия достанутся вам. У меня тоже есть характер. Я свободолюбива по натуре и никому никогда не подчинюсь.

В ответ раздался тот самый самодовольный смешок, который всегда вызывал у нее негодование. Тревис словно знал, что первенство в споре останется за ним, и все ее разговоры о независимости лишь веселили его.

– Ты уже подчинилась, малышка, не забывай об этом. Ладно, хватит на сегодня разговоров о печальном. Сейчас же поедем в Голдсборо и найдем комнату для тебя, а мы с Сэмом вернемся в свой полк. Позже у нас будет время обсудить, как нам с тобой быть.

Он поднялся на ноги, оправляя на себе мундир. Она встала и отряхнула собственную одежду.

– Что ты имеешь в виду – обсудить, как со мной быть? Я знаю, что должна делать, Тревис. Я сама буду обрабатывать эту землю. Мускатный виноград уже дал побеги. Видел бы ты их! – Голос ее дрожал от волнения. – Урожай этого года может принести достаточно денег для восстановления пчелиных ульев, которыми занимался отец. Продав мед, я смогу отложить некоторую сумму, чтобы на будущий год посадить табак. Папа говорил, что табак хорошо приживется на этой почве. Вероятно, придется подыскать себе работу в городе, чтобы протянуть до тех пор, пока я твердо не встану на ноги. Быть может, я даже получу ссуду в банке и построю для себя небольшой дом.