Спуск к мосту был трудным, и не только из-за множества больших и малых камней, между которыми приходилось постоянно лавировать, порой самым немыслимым образом. Вдобавок ко всему следовало остерегаться, чтобы противник раньше времени не обнаружил его тайные маневры и не открыл огонь.

К тому же бочка обладала не менее дурным характером, чем у Синяева. Попытка управлять ею при помощи двух поводьев из проволоки себя не оправдала. Бочка то вдруг своенравно устремлялась в ближайшую промоину, и Артему чуть ли не полчаса приходилось ее оттуда извлекать. То, оказавшись на более-менее ровном месте, она ни с того ни с сего катилась в противоположном направлении и вновь застревала в какой-нибудь рытвине или очередном ручье.

Когда же Артем наконец достиг того места, с которого Надежда Антоновна весьма удачно подбила грузовик, он был весь в поту и грязи и чувствовал себя так, будто все эти пятьсот метров спуска он катился по камням вместе с бочкой. Но это было не самым худшим. Для того чтобы хоть как-то облегчить путь к мосту, ему пришлось на четверть опорожнить бочку и, скрежеща зубами, наблюдать, как бесценное в их ситуации горючее впитывается в землю. Но как бы Артем ни проклинал «неуправляемую скотину», та была доставлена к груде камней, от которой до моста было менее ста метров под уклон.

Артем поставил бочку на попа, проверил пробку и, молча кивнув дежурившему Рыжкову, почти бегом направился в лагерь, где Дмитрий и Пашка дожидались его возвращения, чтобы отправиться в путь через горы. К удивлению Артема, Синяев опередил его и как ни в чем не бывало сидел у входа в убежище и негромко переговаривался с Надеждой Антоновной. На Артема он даже не взглянул, лишь молча отодвинулся, освобождая ему дорогу.

Прежде чем начать говорить, Артем намеренно встал так, чтобы находиться к Синяеву спиной. Он признавал его право на присутствие здесь и свою ответственность за его жизнь, но Синяев перестал существовать для Артема как человек, на которого можно положиться в трудную минуту. Что-что, но подлость он никогда не умел прощать…

— Среди нас есть один человек, которого я очень не уважаю, если не сказать хуже. — Артем заметил, как все перевели взгляд с него на Синяева, и продолжал уже более спокойно:

— Он слаб и может сломаться в любую минуту. А вы должны знать: сломается один, значит, погибнут все. Лично я не могу ему доверять, поэтому обращаюсь за советом к вам. Стоит ли его отпускать с Димой и Павлом или все-таки оставить здесь? Честно сказать, я боюсь, что он окажется балластом для ребят, и они из-за него не дойдут до поселка.

— Как вы смеете?! — У Синяева опять прорезался голос, но теперь он звучал еще визгливее и истеричнее.

Незванов оборвал его:

— Молчите, Синяев. Вы — ничтожество. Вы будете еле-еле плестись за нами, а это значит, что мы не сможем привести помощь вовремя. К тому же у нас нет лишней теплой одежды, да и дополнительный запас продуктов придется нести на себе, учтите это, Синяев. Тут уж каждый сам за себя в ответе…

— Послушайте, Дима, — внезапно вмешалась Агнесса, — по-моему, вам лучше забрать его с собой. Там он невольно будет идти за вами. Этому подлецу, — она с гримасой отвращения взглянула на Синяева, — очень хочется жить, и думаю, он побежит по горам вприпрыжку, лишь бы спасти свою шкуру.

— Ну хорошо, — неожиданно легко согласился Незванов и обменялся с Пашкой быстрым взглядом, — собирайтесь, Синяев. На все про все вам двадцать минут, И учтите, идти мы будем даже ночью и под вас подстраиваться не будем. Выдержите наш темп, хорошо. Не сдохнете, значит. Не выдержите — послаблений никаких не получите. Мы не намерены рисковать жизнью людей ради одного труса.

Синяев побагровел, нервно сглотнул, но промолчал и метнулся в дальний угол, туда, где хранились его пожитки.

Артем обнял Дмитрия, потом, чуть помедлив, — Пашку и хлопнул его по спине:

— Давай отчаливай, но помни, с меня тебе причитается… за левый груз.

Пашка хмыкнул, хотел что-то ответить, но тут же переключился на подошедшего к ним Синяева. И Артем, увидев выражение лица своего напарника, прикусил язык. Пашка буквально по-волчьи, показав все зубы, улыбнулся, а когда заговорил, в его голосе зазвучали такие нотки, что Синяев, казалось, от страха уменьшился в размерах.

— Если господин Синяев вздумает нас задерживать, я собственными руками сброшу его в пропасть.

Так что выбирайте одно из двух: или подчиняться, или загнуться где-нибудь у черта на куличках. «И никто не узнает, где могилка моя!» — затянул он дурашливо и опять перешел на жесткий тон. — Слышишь, Синяев, или заткнешься и будешь делать, что тебе велят, или…

— Ладно, — промямлил Синяев. Похоже, он окончательно расстался с желанием качать права. — Я буду подчиняться" только не оставляйте меня здесь.

Но Пашка был беспощаден.

— Дмитрий — самый опытный среди нас, поэтому ему ты будешь подчиняться беспрекословно. На любой его приказ — один ответ: «Есть!» — и руку под козырек. Я доходчиво все объяснил, Синяев?

Глаза Синяева сверкнули лютой ненавистью. В ) неконтролируемом припадке злобы он прошипел:

— Ладно, я все стерплю, но, когда окажусь в городе, я найду, куда обратиться в первую очередь.

Не хватало, чтобы мной помыкала всякая шваль.

Услышав это, Незванов побелел как мел, но не проронил ни слова. И Артем восхитился его самообладанием и даже позавидовал немного, потому что чудом сдержался, чтобы не врезать по тупой и самодовольной физиономии пару-тройку раз. Однако по выражению лица журналиста Артем с удовлетворением понял, что чья-то участь в горах будет как пить дать плачевной, если этот кто-то не заберет свои слова назад…

Все по очереди обнялись с Дмитрием и Пашкой, только с Синяевым не попрощался никто. Даже сердобольная Надежда Антоновна обошла его стороной, словно что-то непотребное, в которое боятся угодить ногой.

Глава 19

Ночь на восточных склонах Саян наступает неторопливо. Горы окрашиваются лучами заходящего солнца в розовый цвет и начинают отбрасывать длинные угловатые тени, отчего еще мрачнее становится в речных долинах и ущельях. Где-то далеко на юге терялись в вечерних сумерках еще более высокие горы, но Артема сейчас волновали отроги Тагульского хребта, которые почти совсем скрылись за плотными снеговыми тучами. Час назад в сторону этих гор ушли Дмитрий, Пашка и увязавшийся за ними Синяев. И хотя журналист перед выходом клятвенно пообещал всем, что эту ночь они переночуют в тайге у подножия хребта, тем не менее у Артема закрались подозрения, что ребята все уже для себя решили, иначе зачем было Дмитрию пугать Синяева, что они пойдут через горы даже ночью…

Артем вздохнул. Не в его силах проконтролировать двух молодых сумасбродов. Свою голову им не приставишь, и остается надеяться лишь на ту самую малость благоразумия, которая, он верил, все-таки у них сохранилась.

Вместе с темнотой с гор спускались холод и тишина. Это были минуты, когда на совсем короткое время замирает тайга, немеют птицы, смолкают звери, даже вода в многочисленных ручейках журчит почти беззвучно и буйная река ревет на перекатах все глуше и глуше, не с таким остервенением, как днем. Но вот из тайги донесся крик филина:

«У-у-уй… У-уй…» Птица словно оповещала всех о наступающей ночи. Артем плотнее запахнул куртку и направился к мосту.

Профессор поднялся навстречу ему из камней.

Артем спросил:

— Кто сейчас дежурит? Вы?

— Нет, Агнесса. Она здесь неподалеку. Сегодня она упражнялась с арбалетом, поднаторела в стрельбе и, кажется, стремится повторить подвиг Надежды Антоновны. Но на том берегу пока все спокойно, и она скучает без дела.

Управляться с непослушной бочкой вдвоем оказалось гораздо проще, и через несколько минут они были рядом с тем местом, где лежала в засаде Агнесса. Она подползла к ним и возбужденно прошептала:

— Слышите звук мотора? Они подогнали еще один грузовик. Можно подумать, что у них где-то поблизости своя автобаза. Вон, включили фары. Так что подобраться к мосту скрытно вряд ли получится.

Я хотела выстрелить по фарам, но вовремя заметила, что они закрыты металлической сеткой.

— Пока не будем рисковать, — сказал Артем, — надо экономить болты. Синяев там приготовил кое-какой запас, но не думаю, что он достаточно велик.

Этот негодяй больше отлынивал от работы.

Он подполз к самой кромке каменного бруствера и осторожно выглянул из-за него. Мост был хорошо освещен, так же как и все подходы к нему.

Они просматривались на несколько десятков метров, и это сильно не понравилось Артему. Не было никакого сомнения, что с десяток пар глаз цепко держат мост в поле зрения. И пойти туда сейчас было бы форменным самоубийством.

Артем отполз назад и посмотрел на бочку, которая изрядно помялась за время своего путешествия сверху вниз, но он надеялся, что она сможет прокатиться еще немного.

Он жестом подозвал к себе Каширского:

— Юрий Федорович, у меня есть план, как поджечь мост с нашей стороны. — Он поставил ногу на бочку и слегка покачал ее туда-сюда. — Если вы толкнете ее как следует, то она вкатится прямо на мост. Агнесса, — повернулся он к учительнице, — вы уверены, что сумеете попасть в бочку на таком расстоянии? Или все-таки стоит позвать Надежду Антоновну?

— Оставьте, пожалуйста, бедную женщину в покое, — проворчала Агнесса, — я наловчилась попа дать в цель нисколько не хуже ее, тем более здесь гораздо меньшее расстояние… — Она из-под руки оглядела мост и удовлетворенно хмыкнула, потом, покачав арбалетом, сказала:

— Не бойтесь, Таранцев, я не настолько щепетильна, как Надежда, и не буду трястись, если придется пристрелить кого-нибудь из этих ублюдков.

Артем усмехнулся в ответ:

— Крутая вы женщина, Агнесса Романовна. — И опять перешел к делу:

— Вы будете лежать с арбалетом на изготовку чуть правее и, когда бочка окажется на мосту, выстрелите и пробьете ее болтом. Я тоже буду наготове. И опять буду стрелять горящими стрелами. Если все получится как надо, то огонь должен прилично подпортить настил, а в лучшем случае мост рухнет в реку. Но не будем пока загадывать.

— Постучите по дереву или сплюньте три раза через левое плечо, — посоветовала Агнесса и тут же продемонстрировала, как это делается.

— Придумано замечательно. — Каширский покачал бочку ногой.

— Возвращайтесь на свое место, — велел Артем Агнессе, затем сказал профессору:

— На самом деле все гораздо сложнее. Чтобы запустить бочку, вам необходимо выйти на открытое пространство… — Он замолчал, услышав, что шум двигателя на другом берегу вдруг стих. — Кажется, у них что-то неладно с мотором. Видите, — кивнул он в сторону моста, — и света поубавилось. Это нам только на руку. Теперь надо успевать, пока они возятся с грузовиком и не добавили света.

Каширский мягко улыбнулся:

— Мне кажется, вы в большей опасности, чем я: фаларики сделают из вас великолепную мишень.

Сейчас они будут гораздо заметнее, чем днем, а вас и тогда, Артем, чуть не подстрелили.

— Это дела не меняет, — отрезал Артем. — Будем действовать таким образом. Когда они вновь заведут свой грузовик, то, вероятно, какое-то время будут заняты тем, как его лучше расположить, чтобы осветить как можно большее пространство.

Не думаю, что это слишком дисциплинированная публика. Суеты и суматохи будет предостаточно.

Так что, пока они будут возиться с машиной, вы должны выполнить свою часть задачи.

— Хорошо, — сказал Каширский, — постараюсь вас не подвести.

Они перетащили бочку на исходную позицию, и в это время к ним подошла Ольга со вторым арбалетом в руках.

Артем на мгновение привлек ее к себе и быстро прошептал па ухо:

— Ты уже чувствуешь, когда нужна мне?

— Я это почувствовала гораздо раньше, когда согласилась пересесть на твой гроб с пропеллером, — прошептала она язвительно и спросила более громко:

— Что прикажете делать, товарищ командир?

— Как только я дам сигнал профессору толкать бочку, зажигай первый фаларик. Если мы хотим выиграть, медлить больше нельзя.

— Понятно, — сказала Ольга и взяла его за руку. — Ты не волнуйся, все будет хорошо.

На том берегу послышались громкие торжествующие крики. Мотор грузовика закашлял, зачихал, но завелся. Проработал некоторое время и вновь заглох. «Боже мой, — подумал с тоской Артем, — будь у нас с десяток арбалетов да с десяток крепких мужиков, уж мы бы устроили им веселенькую жизнь!» Он кисло улыбнулся: с таким же успехом можно мечтать о пулеметном взводе…

Мотор грузовика заработал опять, и свет автомобильных фар стал намного ярче. Артем поднял руку и резко опустил ее:

— Давай!

Это был сигнал Каширскому. Бочка со стуком покатилась по камням. Краем глаза Артем заметил, что Ольга поджигает тряпки. Через мгновение бочка выкатилась на освещенный склон. И тут же, наскочив на камень, изменила курс. Господи — Артем схватился за голову — все пропало!