Евгения Серпента - Господа гусары, молчать!

— Ты опоздал, — сказала Инна, раздраженно теребя пояс кимоно.

— Всего-то на десять минут.

Стас снял пальто, повесил на вешалку, небрежно бросил на подзеркальник белый кашемировый шарф, словно пришел к себе домой. Наклонился развязать ботинки. Инна стояла, прислонившись к стене, и нетерпеливо смотрела на него.

— Извини, пробки, — добавил он, взглянув на нее снизу вверх.

— Ты ко мне не в гости пришел, — Инна старалась держать себя в руках, но получалось плохо. — Я плачу тебе за время.

— Я задержусь. На десять минут, — Стас подошел к ней, потянул за пояс, который легко развязался. Полы кимоно скользко распахнулись. — Мы дольше разговариваем. Осторожно, у меня руки холодные.

— Подарить тебе перчатки? — все еще продолжая злиться, Инна быстро расстегивала пуговицы его рубашки.

— Не стоит. Ты же вычтешь их стоимость из оплаты.

Пощечина получилась звонкая, как выстрел из игрушечного пистолета. Стас поймал ее руку, прижал ладонью к своей горящей щеке и спокойно сказал:

— А вот за это добавишь.

Инна подумала, что все у него напоказ, каждое движение, каждый жест. Как в кино. А чего, собственно, ждать от мальчика по вызову, который по совместительству вкалывает в поте лица и всего прочего в стриптизе. Может, еще и в порно снимается? Кто его знает. У него даже имя — и то напоказ.

Имя Стасу действительно очень шло. Эдакая пошловатая претенциозность. Влад, Стас, Алекс — самое оно. Проститут по имени Саша или Вася — такого Инна себе представить никак не могла. Карие глаза, взгляд с поволокой из-под ресниц, светлые волосы — как будто слегка растрепанные. Она прекрасно знала, сколько стоит сделать такую якобы небрежную стрижку в модном салоне. И одежда — все очень просто и очень дорого. За те несколько лет, прошедшие с момента их знакомства, мальчик явно пообтесался. И деньжат прикопил. И за ту услугу, о которой она собиралась его попросить, скорее всего, потребует немало. Если вообще согласится.

Выдернув руку, Инна запустила ее под рубашку, провела по идеально гладкой коже без единого волоска. Слегка зацепила длинным ногтем сосок, спустилась ниже, обводя один за другим кубики пресса.

— Ты хочешь прямо здесь? — Стас взял в ладонь и слегка приподнял ее грудь, еще крепкую и высокую. — На полу? Или на тумбочке?

Ни слова не говоря, Инна повернулась и пошла в спальню, похожую на бонбоньерку: белое резное дерево, голубой атлас, оборки, завитушки. Стас — за ней, на ходу снимая рубашку. Она смахнула с кровати покрывало, села на край и откинулась назад на локти.

— Если ты так волнуешься из-за времени, можно было все снять заранее, — Стас подошел к ней и оттянул резинку кружевных трусиков цвета топленого молока.

— Ты сегодня будешь меня все время злить? — Инна сощурилась, как кошка.

— Но ведь тебе же это нравится, разве нет? — он резко развел ее ноги коленом, наклонился и провел пальцами по обрисованной тонкой тканью ложбинке.

— Может, хватит уже болтать? Или тебе больше нечем занять язык?

— Господа гусары, молчать, — усмехнулся Стас.

Он встал перед Инной на колени, и его пальцы нырнули под резинку, поглаживая кожу над лобком. Томительно медленно опустились ниже, туда, где мягкое яблочко расходилось надвое над набухшим в ожидании клитором.

— У тебя свежая эпиляция, — заметил Стас, так же медленно, буквально по сантиметру опуская трусики ниже и ниже. — Всегда было интересно, зачем зрелые женщины хотят быть похожими на маленьких голеньких девочек? Это же больно.

— Похоже, ты никогда не целовался с бородатым мужчиной, — парировала Инна.

— Бог миловал. А вот с бородатыми женщинами…

— У тебя работа такая, мальчик. И какого черта ты тогда удивляешься?

— Инна, ты меня отучила удивляться. Сколько мы уже с тобой?.. — спросил он, наконец освободив ее от изящной детали туалета, которая сейчас явно была лишней.

— Три года. Насколько помню, я была твоей первой клиенткой. И тебя всему приходилось учить, потому что ты умел только «сунул-вынул».

— Разве это не удовольствие? Я имею в виду учить?

— Разве я похожа на педофилку?

— Есть немного. Сказать, на сколько ты старше? У тебя дочь почти как я. На четыре года младше? Или на три?

Инна толкнула его ногой, но Стас поймал ее ступню, пробежал кончиком языка по пальцам, пощекотал подошву. Такие разговоры со взаимными подколами были для них чем-то обыденным, привычным, почти рутиной. Они встречались два-три раза в месяц, договариваясь о времени заранее. Как знать, может, действительно с ее подачи он стал так востребован, хотя до элитного статуса все же пока не дорос.

Пристально глядя Стасу в глаза, Инна сняла кимоно и широко развела ноги, поглаживая обеими руками между ними.

— Освободи рабочее место, — насмешливо потребовал он, облизав по очереди два пальца на одной и другой руке. — Или, может, ты сама себя полюбишь, а я вздремну пока?

— Вот еще! — фыркнула Инна. — Или, может, ты ночной сторож, чтобы спать за деньги? Сама, знаешь ли, я могу и без твоего присутствия, мне зрители без особой надобности.

— Ну конечно, — Стас медленно ввел два пальца между темно-розовыми лепестками, выступающими за края больших губ, а другой рукой начал ласкать клитор. — Сама ты предпочитаешь смотреть, правда? Тебе так нравится?

Ноздри Инны раздувались, вбирая пряный запах возбуждения. Она наклонилась ниже, жадно наблюдая, как пальцы Стаса ритмично погружаются во влагалище и выныривают, влажно блестя. Клитор под ними набух еще больше в предвкушении наслаждения.

— Похоже на кобру в капюшоне.

В ответ Инна улыбнулась, тяжело дыша, а Стас нагнулся и нащупал языком самое нежное, чувствительное место.

Откинув голову, Инна громко застонала. Она изо всех сил удерживала себя на краю пропасти, в которой бушевало белое пламя. Такой оргазм был — как перебить аппетит сладким перед обедом. Ей нравилось балансировать в одном шаге от него, казалось, это может продолжаться вечно, но она знала, что это иллюзия.

— Подожди, — попросила Инна.

— Инка, мне всегда кажется, что ты любишь ручную стирку больше, чем классику, — Стас лениво гладил атласную кожу на внутренней стороне ее бедер, дожидаясь, пока ее возбуждение немного уляжется и можно будет продолжать. — Неужели это лучше мужского члена? Большого, твердого, горячего?

— Так легче контролировать процесс, — усмехнулась Инна, потянувшись к молнии на его брюках. — Кроме того… импринтинг.

— Что? — не понял Стас. — Ты можешь хоть сейчас не умничать?

— Детский сад, игры в доктора с другими испорченными детьми. У тебя такого не было? — расстегнув молнию, она потянула брюки вниз вместе с черными слипами.

— Нет, — Стас поймал руку Инны и заставил ее обхватить получивший свободу член ладонью. — Я не ходил в детский сад. Зато трахнулся первый раз в тринадцать. С девушкой на десять лет старше.

— Об этом факте твоей профессиональной биографии я слышала уже не один раз, — Инна посмотрела на него, наморщив лоб, словно раздумывая, стоит ли сказать о чем-то важном.

Пожав плечами, Стас нагнулся, широко, тяжело лизнул ее клитор, а потом развел пальцами губы и вошел языком — так глубоко, как только смог. И снова Инна остановила его за мгновение до оргазма, хотя на этот раз сделать это было намного труднее — так хотелось отдать себя на волю обжигающих прикосновений, раствориться в огненном вихре.

— Обувайся, — сказала она, с трудом переведя дыхание и кивнув в сторону прикроватной тумбочки, где лежала черная коробочка с изображением обнаженного мужского торса.

— А ты не хочешь надеть сама? — Стас вытер губы и потянулся за коробочкой, мимоходом коснувшись пальцами ее напряженного соска. — Многим нравится.

— У меня ногти, — покачала головой Инна, мягко сжимая член и поглаживая подушечкой пальца головку. — Знаешь, сколько я колготок порвала? И потом, стриптиз твоя профессия.

— Только за отдельную плату. Да и какой это стриптиз, наоборот — шуба, шапка и валенки. Вот если б я его снимал — перед тем как…

Он надорвал зубами квадратный блестящий пакетик, достал презерватив и ловко, отточенным до автоматизма движением, раскатал по возбужденному члену с проступившими сосудами. Провел по нему рукой — как воины перед битвой гладят меч. Посмотрел на Инну вопросительно: как ты хочешь?

Она легла на бок, спиной к Стасу, который тесно прижался к ней грудью и животом, коленом приподнял ее ногу. Продолжая ласкать клитор, другой рукой он придерживал член и дразнящими короткими движениями водил им по губам — побагровевшим, переполненным от вожделения кровью. Головка то раздвигала их, словно заглядывая вовнутрь, то, вся в тягучей влаге, возвращалась обратно, решив, что ничего интересного там нет.

Инна тихо постанывала. Заведя руку назад, она сжимала ягодицы Стаса, наслаждаясь их мускулистой упругостью. Наконец, когда терпеть эту томительную пытку уже не было сил, отвела его руку и попросила:

— Возьми меня!

Член вонзился резко и глубоко. Инна вскрикнула от боли и наслаждения и сильнее нажала на его ягодицы, как будто хотела, чтобы он вошел еще глубже. Облизав два пальца, она сама гладила клитор и смотрела, как член Стаса погружается в ее тело до самого основания, а потом, блестя тонкой оболочкой, начинает выскальзывать обратно, обрывает это движение на полпути и снова ныряет в глубину. Эта картина завораживала и — вместе с острым запахом и звуками, которые ни с чем не спутаешь, — усиливала возбуждение многократно.

По ее телу пробегали мучительно-сладкие судороги, которые усиливались с каждым новым движением Стаса. Упираясь одной рукой о постель, другой он сжимал грудь Инны, переходя от одного соска к другому. Каждый раз, когда член погружался во влагалище, ей казалось, что ее пронзает электрический разряд — от самых чувствительных точек в глубине лона до возбужденных сосков под пальцами.

Воздуха не хватало, он стал обжигающе горячим. Все вокруг исчезло, исчезли мысли, разум, и вся ее сущность сосредоточилась в женском естестве, которое жаждало животного наслаждения. Ни любви, ни нежности — только темное вожделение, похожее на ядовитый черный дурман. Инна презирала Стаса и порою ненавидела — за ту власть, которую он имел над ней, даже не подозревая о том. Но только он — единственный из всех мужчин, которые у нее были, мог довести ее до такого невероятного экстаза.

Оргазм подбирался большой кошкой на мягких лапах. Он словно был уже здесь — за тонкой пеленой тумана. Он был как ласковый убийца, который нападает из-за угла, нанеся один точный удар — наслаждения острого, как сама смерть.

— Да! — простонала она, зажмурившись так сильно, что под веками разлилось жидкое пламя.

Стасу понадобилось всего два быстрых, сильных удара, чтобы догнать ее. Отдышавшись, он медленно извлек еще возбужденный член и лег на спину. Потянулся, положил руки под голову — грудные мышцы проступили рельефно, как у статуи классической лепки. Инна, повернувшись, провела по ним ладонью — и наконец сказала то, что давно собиралась. Стас опешил.

— Что?! — переспросил он, не веря своим ушам. — Ты шутишь?

— Нисколько.

— Инна, если это не шутка, причем довольно глупая, значит, ты рехнулась. Знаешь, мне пора уже, — он сел, стряхнул на пол презерватив, подтащил ногой брюки и трусы.

— Подожди, Стас. Я не шучу и я не рехнулась. Я действительно этого хочу. И я тебе очень хорошо за это заплачу.

— Послушай, ты хочешь, чтобы я лишил девственности твою несовершеннолетнюю дочь — и утверждаешь, что у тебя все в порядке с головой? Да ты из пушки в голову убитая, идиотка!

Инна снова попыталась его ударить, но Стас резко перехватил ее руку и прижал к кровати.

— Все, шутки закончились. Деньги можешь скинуть мне на карту.

— Стас, выслушай меня. Пожалуйста!

Он резко встал, натянул трусы, брюки, поискал взглядом рубашку.

— Стас!!!

— Хорошо, — поколебавшись, сдался он. — У тебя две минуты. Или ты мне внятно все объяснишь, или это была наша последняя встреча. Слава богу, у меня есть возможность не встречаться с теми, кто мне неприятен.

— Для женщины первый раз — это очень важно. Она об этом вспоминает всю жизнь. И от этого во многом зависят все ее дальнейшие отношения с мужчинами.

— Не драматизируй, пожалуйста. Насколько я понимаю, важно, чтобы первый раз был по любви. Или хотя бы с человеком, к которому девушка испытывает влечение. Черт, я мог бы еще понять, если бы ей было лет тридцать и она была страшная, как ядерная война. Мог бы понять, если бы она была мальчиком и ты купила бы проститутку, чтобы она научила его уму-разуму. У аристократов когда-то это было в порядке вещей. Твою мать, я бы даже попытался понять, если бы ты задумала продать ее девственность богатому извращенцу, такое не редкость. Но это… В голову не укладывается. Сколько ей, пятнадцать? Это же ребенок еще.