— Туманова, здоров! — гулко завопила из трубки Света. — Как всегда в подводном царстве? Слушай, чего расскажу! Мы с Байкаловой неделю не разговаривали. То есть она со мной не разговаривала. А вчера предки уехали на дачу, так она пошла на мир. Уж не знаю, с чего. Наверно, что-то хочет, но пока не говорит. Пивца подвалила с чипсами. Попили, потрындели. Да, так вот. Помнишь тех перцев в клубе, которые рядом сидели? Один еще к нам подходил?

— Ну?

— Слушай, второй-то! Брюнет! Мать, я реально на него запала. Ты видела, какая у него задница?

— Откуда? Он же сидел, как ты могла его задницу рассмотреть?

— Он в туалет выходил, тогда и рассмотрела. И вообще — ах, какой!

— Светка, зачем тебе его задница? Ты что, передумала блюстись до свадьбы?

— Слушай, я уже не знаю ничего, — простонала Света. — Я только о нем и думаю, всю неделю. Он мне вчера приснился. В таком сне… Ты не представляешь, что он со мной делал. Рассказать?

— Не стоит. Свет, да ты ж о нем не знаешь ничего, кто он, что он.

— Ой, кто бы говорил! Можно подумать, ты о своем таинственном незнакомце что-то знала. Может, он вообще был страшный, как черт. Этот хоть красавчик, умереть не встать. Так вот, я у Байкаловой спросила, что за хрен с горы ее по жопе хлопнул. Оказалось, бывший одноклассник. После девятого в «кулек» ушел.

— Куда ушел? — не поняла Алена.

— В «кулек». Колледж культуры и искусства. Танцор он. На хореографа учился.

— А второй?

— А про второго она ничего не знает. Так слушай, я сначала к Лизке в соцсети полезла. Контакт, Фейсбук. Его у него в друзьях нет. Тогда нашла ее альбом за девятый класс. Помнишь, она его Стасиком назвала? Так вот, Станислав там только один. Кстати, зайка такой, что ты, что ты. Узнала фамилию — Нестеров. Полезла дальше искать. Нашла в контактике. Записей почти ноль, зато в друзьях — та-дам!

— Ну и?

— Зовут его Иван. Тоже «кулек» окончил. Двадцать три года. Танцует в каком-то эстрадном балете. Фотки такие — посмотреть и кончить сразу.

— Ну и ты, конечно, сразу кончила, напросилась к нему в друзья и фотки вдоль и поперек облайкала, — насмешливо предположила Алена.

— А то! И он меня тоже задружил. Написала камент к одной — мол, зашибенно. И он его в ответ лайкнул.

— Ну все, пора к свадьбе готовиться.

— Смейся, смейся, — обиделась Света. — Спорим, я его в реал вытащу?

— А если он женат? Или у него подруга? Или они вообще со Стасиком этим сладкая парочка?

— И поэтому Стасик так Лизбет по заду приласкал? И, кстати, в статусе у Ивана — «в поиске».

— Слушай, куда-то не туда тебя несет.

— Да ну тебя, Туманова, зануда.

— Я зануда? — фыркнула Алена. — Ты еще Золотовой расскажи, она тебя не так приласкает.

— Офигеть! Вы две такими девочками притворялись, а оказалось, что давно уже в распечатке. И теперь будете мне говорить, что хорошо, а что нет? Одна спьяну с мужиком в кустах валялась, другая в клубе подцепила. Принцессы, твою мать!

— Свет, ты нам два года мозг выносила, что ни-ни, только после свадьбы. А теперь хочешь встретиться с парнем, которого один раз видела издали. Да он таких девочек на ужин с кашей жрет, наверняка.

— А ты своего вообще не видела. Что, нет?

— Ладно, Светка, ты чего-то завелась, — Алена начала злиться. — Давай заканчивать. В конце концов, ты девочка уже большая, сама разберешься, с кем спать, а с кем нет. И когда.

— Все, пока!

Света отключилась, и Алена положила телефон на стиралку. Какое уж тут чтение!

Брюнет Иван ее совершенно не заинтересовал, хотя был и симпатичным, и вполне так секси. А вот второй, который Стас… Да нет, ничего особенного, конечно. Ну, поглядывала она на него в клубе — так он сидел к ней лицом, невольно выходило. Но когда подошел к их столу и она посмотрела на него снизу вверх, почувствовала какое-то странное волнение. Это сочетание — светлые волосы и карие глаза — пробивало ее до дрожи в коленках. И ведь не всегда так было, раньше ей блондины вообще не нравились, никакие. Влад тоже был блондином, а вот какие у него были глаза? Может, как раз карие? Сознание не осознало, а подкорка запомнила? Может, поэтому теперь у нее на кареглазых блондинов автоматическая стойка?

Дотянувшись до телефона, Алена зашла в контакт и за несколько минут нашла этого самого Стаса Нестерова. Одна крупная фотография, несколько помельче, немного музыки и картинок-перепостов. Статус пустой, в личных данных все тот же «кулек» и больше ничего. На фото взгляд жесткий, не слишком приятный. Да и вообще какая-то слишком самоуверенная рожа. И самодовольная. И с чего ее тогда зацепило? Только что магическим сочетанием глаз и волос?

Из любопытства Алена нашла еще и Ивана. Там фотографий было побольше. И видео каких-то танцевальных номеров. Но тоже, в общем-то, ничего особенного. Парни как парни, что один, что второй. И чего так Байкалову пробило? Или просто великая идея Девственности-до-Свадьбы себя изжила?

Светка вообще была в этом отношении странной. Увлекалась чем-то до фанатизма, начинала проповедовать с фосфорическим блеском в глазах, а потом вдруг остывала. Последним ее увлечением до непорочности было веганство. Как она всех убеждала, что мясоедение — это пожирание трупов, что молоко высасывают у бедной коровы до полного истощения, что кур-несушек содержат на птицефабриках в жутких условиях. А потом вдруг раз — и Света уже поедает гамбургер, хотя и слегка сконфуженно.

Алена отложила телефон, погрузилась в пену по ноздри и закрыла глаза. В разговоре с подругой был острый чувственный подтекст, и она невольно вспомнила об однокурснике Олеге. Об их последней встрече в горизонтальной плоскости. В очередной раз неудачной. И снова подумала, что все это безнадежно и надо как-то эти бестолковые отношения заканчивать. Скандал, что ли, какой спровоцировать и порвать с ним? Ради чего терпеть-то?

Олег начал к ней подкатываться с первых дней в Академии. Сначала он Алене не глянулся, потом все-таки согласилась встретиться. Нет, чтобы прислушаться к первому впечатлению! Сходили в кино, в кафе, в клуб. И даже показалось, что какие-то чувства у нее к нему проклюнулись. Парень симпатичный, неглупый, при деньгах. А потом дошло до постели. И оказалось, что Олег девственник. И то обстоятельство, что Алена уже нет, его довольно сильно покоробило.

Мало того, что он ничего не умел и учиться не хотел — хоть бы порно посмотрел или книжку какую почитал — так еще и шпильки постоянно вставлял насчет ее «опытности». Тонко так, не прикопаешься. Это перед девчонками Алена изображала нежную ромашку, а на самом-то деле прекрасно знала, что собой представляет оргазм. И неважно, что получать его приходилось вручную. Оргазм — он и в Африке оргазм. Олежека все ее попытки подсказать, как, что и куда, приводили в бешенство. Оральный секс он считал жуткой грязью, руками возил пару минут непонятно где и зачем, позу признавал только одну — миссионерскую классическую. В результате сам-то свое получал, а Алене потом приходилось добирать своими силами. И в итоге тот самый первый раз, хотя и не хватило ей самой капельки, чтобы все внутри взорвалось огненным шаром, выходил в миллион раз лучше.

Поэтому и не рассказывала она ничего подругам. Чем хвастаться-то? Парнем, который ни черта в постели не умеет? Позорище. А выдумывать феерический секс не хотелось.

В конце концов туманное воспоминание о первом опыте превратилось для нее в постоянную эротическую фантазию. Да, вот так — туманный незнакомец для Тумановой. И она всерьез сомневалась, а сможет ли когда-нибудь реальный мужчина перешибить эту волшебную комбинацию: сладкие грезы плюс собственные нежные ручки или теплый душ.

Она вздохнула, выбила пальцем ноги пробку из ванны, сняла очки — все вокруг сразу расплылось, совсем как тогда. Подцепила со стойки душ и сказала — как в микрофон:

— Весь вечер на арене Алена Туманова и ее верный друг — дрессированный удав Барсик.

А потом включила воду, отрегулировала напор и направила упругие струи между разведенных ног, туда, где прятались в легкой пене набухшие от возбуждения губы. От этих теплых колючих прикосновений по всему телу бежали длинные огненные искорки, как алые завитки по тлеющей бумаге. Держа душ одной рукой, второй она разводила губы, легко касалась клитора, который словно тянулся за пальцами, прося ласки. Набрав геля для душа, Алена скользко намыливала его, потом смывала пену — одной тонкой струйкой, другой, как будто дразнила. И уже собирался где-то там, внутри, тугой горячий комок, который вот-вот должен был вспыхнуть ярким пламенем…

И тут открылась дверь.

Задвижки у них на двери не было — мол, от кого закрываться-то. Когда Алена забиралась в ванну, матери дома не было. И когда только пришла? Прокралась, как мышь. И ведь приспичило ей что-то, не могла подождать.

Она сидела в ванне, недвусмысленно зажав душ между коленями, а мать стояла в дверном проеме и молча смотрела на нее.

Хорошо, что я не вижу ее лица, подумала Алена.

— Ну что ж, тоже вариант. Все лучше, чем таскаться с кем попадя. Не залетишь и заразу не подцепишь.

Алена зажмурилась, говоря про себя такое, что вряд ли рискнула бы повторить вслух. Открылась дверца шкафчика над раковиной, закрылась. Хлопнула дверь.

— Ну что, Барсик, спалили нас? — пробормотала она, вешая душ на место. — И почему я не захотела ехать в Будапешт? Идиотка!

4

Стас разогревался у станка — все как у больших: батман, плие и прочая фигня. А ведь не подвернул бы ногу перед экзаменом в Вагановку, кто знает, где и что сейчас бы танцевал. Может, в Мариинке. Почему нет? Данные-то были ого-го, упертости тоже не занимать.

Так, об этом не думать. Если нечем голову занять, подумай лучше, чем удивить Светика в следующий раз. Она так и требовала: удиви меня. За три года в каком только виде он ее не трахал, от банального сантехника и пожарного до римского патриция и инопланетянина. Весь ассортимент косплейного салона проката перебрал. Рёхнутая баба, конечно, но забавная, чего уж там.

Постоянных клиенток у Стаса было десятка три. С кем-то встречались чаще, с кем-то всего несколько раз в год, по особым случаям. Иногда старые передавали его — из рук в руки! — новым. Стоил он — во всяком случае, в последние года три — дорого. Очень дорого. Но никто не возражал. Лакшери есть лакшери. Работал Стас как своего рода ИП, ни под кем не ходил. Разумеется, владелец клуба скоро узнал о его маленькой халтурке и намекнул, что умные люди делятся — и живут долго и счастливо. Стас не возражал: себе дороже.

А началось все с Инны Тумановой, раздери ее. Самая обыкновенная озабоченная самка, наглая и бесстыжая. Приехала в клуб — Стас тогда, можно сказать, первые шаги делал на поприще разоблачения… то есть раздевания. Посмотрела, жадно блестя глазами, заказала приват. А потом вместе с купюрами за резинку стрингов подсунула записку с номером телефона и одним словом: «дорого». Жирно подчеркнутым и с тремя восклицательными знаками. Интим с клиентками в клубе был категорически под запретом, выкуп не практиковался, а вот что ты делаешь за периметром — никого не волновало.

Муму тогда лежала в онкологии, в Песочном. Для любого питерца это слово — привет с другой стороны, как и Березовая аллея. Быстро сделать операцию — это шанс, сказал профессор. Но быстро — дорого. Или бесплатно — по очереди. Долго. Без шанса. Так что когда на днях Инна ляпнула про Сонечку Мармеладову, Стасу очень хотелось отгрузить ей так, чтобы улетела.

Да, Инна сразу поняла, что он ничего толком не умеет. Бесцеремонно подсказывала, что, как, куда и с какой интенсивностью. Ну, где-то да, спасибо ей за это, научила. Но была еще одна причина, по которой Стас не спешил с ней распрощаться, хотя бесила она его капитально. Особенно после той истории с Аленой. Было в этом что-то от первой за день выручки, от купюры, которой мелкие рыночные торговцы обмахивают свой товар — на удачу. Как ни странно, Стас был суеверен. Казалось: расплюйся он с Инной — и все пойдет прахом. Она — его талисман.

Закончив с разминкой, Стас занялся растяжкой, потом начал прокатывать перед зеркалом новые комбинации и связки. Просто раздеться под музыку? Да ни фига. Подать себя так, чтобы каждая напряженная мышца, каждый блик света на коже играли на возбуждение. Чтобы музыка заводила, а за глазами тянулись руки — потрогать. Чтобы ноздри раздувались — втянуть острый чувственный запах. Чтобы язык хотел слизнуть соленую испарину, блестящую в приглушенном свете. Чтобы все било ниже пояса. Как там? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Чтобы старая клюшка, у которой в трусах все плесенью заросло, посмотрев на него, помчалась домой со всех ног и запрыгнула на своего скучного облезлого мужа, как молодая кобылка. Или купила молодого мальчика — это уж ее личное дело.