— Всё, пристрелялись, гады! — воскликнул Стёпка Пирогов. — Теперь нас всех с землёй сровняют! Уж лучше через болото постараться пробиться, чем здесь сгинуть за так просто!

Как ни страшно было лежать под разрывами снарядов, пряча голову от осколков за стволами деревьев, командир не выдержал и расхохотался:

— А сами сунуться боятся, сволочи! Видать, слабо им померяться с нами силой, товарищи!

Он лежал с Василием Кожуховым в кустах, обдумывая возможные варианты выхода из окружения, но… Спасительная мысль так в голову и не приходила.

— Не хотят в атаку идти, сволочи! — выругался Кожухов. — Надо что-то немедленно предпринимать… Не повезло нам сегодня, товарищ командир. Семёновцы думают, что мы сами сдадимся… А вот нате-ка вам, выкусите!

Словно обидевшись на его грубые выкрики, семёновцы выпустили длинную пулемётную очередь по кустам. Фонтанчики земли от попадания пуль взметнулись перед лицами Лаврова и Кожухова. Они пригнули головы. Сзади кто-то вскрикнул и застонал.

— Кто? — крикнул командир, оборачиваясь.

— Ковин, — послышался ответ.

— Ранен?

— Убит наповал!

— Тогда расползаемся, — сказал Лавров, откатываясь влево.

— Слушаюсь, — сказал Кожухов и откатился вправо.

Неожиданно противник прекратил стрельбу, и над тайгой зависла непривычная тишина.

— Они что, сейчас нам сдаться предложат? — предположил Кожухов, снова подползая к командиру.

— Скорее, к атаке готовятся, — высказался Лавров. — Передай по цепочке, чтобы патроны поберегли и гранаты готовили.

Кожухов молча кивнул головой и передал негромко по цепи приказ командира.

— Приготовиться к отражению атаки, товарищи! Не стрелять, приготовить гранаты к бою!

Отдав приказ, Лавров почувствовал нервную дрожь в теле. Нет, он не считал себя трусом, хотя начинал цокать зубами перед каждой атакой. Такое с ним бывало не раз и прежде. Он всегда дрожал от волнения, когда приходилось выступать на митингах и собраниях. Но… как только начинался бой, дрожь прекращалась, и тогда он храбро дрался с врагом, не заботясь ни о чём, кроме как…

Как только цепи семёновцев показались между деревьями, Лавров, чуть побледнев, приподнялся над кустами и метнул гранату. Его примеру последовали и другие бойцы. Загрохотали взрывы. До рукопашной схватки, однако, дело не дошло. Убедившись, что партизаны всё ещё достаточно многочисленны и боеспособны, семёновцы быстро отступили, и вновь загрохотали орудия.

— Я вот что заприметил, командир, — перекрикивая грохот взрывов, прокричал оказавшийся рядом Кожухов. — Снаряды бьют по нашим позициям, но не долетают до болота! А что, если нам войти в него, не далеко, конечно, а с краюшка встать?

«А что, попробовать можно», — подумал Лавров и сделал знак рукой, разрешающий отойти с занимаемых позиций и войти в болото.

Трудно было входить поздней осенью в ледяную, дурно пахнущую воду. Несколько бойцов сразу же угодили в трясину, но тут же были извлечены из неё бдительными товарищами. Отойдя от берега на несколько метров, партизаны остановились и замерли в ожидании. Все понимали, что как только умолкнут орудия, придётся спешно выбираться из болота и спешить на временно оставленные позиции.

Едва живые от холода, стоя по пояс в жиже, партизаны начали терять присутствие духа. Паника и страх пробуждались в их душах, вытесняя отвагу и желание продолжить борьбу за победу революции и торжества социализма. Они начинали понимать, что сделаны не из стали или камня, что они — обыкновенные люди, которым свойственны слабость, трусость и другие низменные пороки, о которых они под влиянием пропаганды большевиков совсем позабыли. И вот, когда нарастающее напряжение готово было выплеснуться во всеобщее неудовольствие, на берегу, у края болотной жижи, откуда ни возьмись, появился старый бурят. Не мешкая ни минуты, он взял в руки деревянный шест и смело вошёл в болото.

— За мной ступайте, след в след, — сказал он Лаврову, проходя мимо него. Сделав ещё пару шагов, он обернулся и добавил: — Если жить хотите…

* * *

Атаман Семёнов решил поучаствовать в разгроме партизанского отряда, «загнанного» в болота. В тайгу он выехал вместе с сотней казаков и сопровождаемый личной охраной, в которую входил и Кузьма Малов.

Кузьме «не повезло» сразу, как только отряд прибыл к месту назначения. На него обрушился ствол дерева, в котором оказалось дупло, набитое пчелиным мёдом. Пока он выбирался из-под ствола, мёд вместе с впавшими в спячку дикими пчёлами весь вытек на его новенький мундир и пропитал правый бок кителя от плеча до портянок в сапоге.

Кто смотрел на него с недоумением, кто с усмешкой, а кто валился от хохота на землю, теряя не только осторожность, но и боеспособность в придачу.

— Эй, Малов, шёл бы ты в тыл и привёл бы себя в порядок! — приказал, улыбаясь, Семёнов. — Пчёлы ладно, а то ещё партизанские пули к тебе липнуть начнут!

Злясь на себя за собственную неуклюжесть, раскрасневшийся от досады Кузьма с понуро опущенной головой отправился в кусты, к повозкам с ранеными. Там с шутками и прибаутками санитары соскребли с него мёд саблями и ножами в котелки, выбрали из него сор и едва шевелящихся сонных пчёл.

— А мы всё думали, с чем бы чаёк попить, — шутили беззлобно санитары, разводя костёр. — Господин хорунжий, вы не будете против, если мы воспользуемся вашим медком?

— Что ж, пользуйтесь, дозволяю, — угрюмо отшучивался Кузьма. — Только после того, как медок соскребёте, не забудьте форму мою в ручье отстирать! Не то весь чаёк ваш на землю вылью!

Прижатые к болоту партизаны сражались отчаянно. Уже немало раненых бойцов вынесли санитары из боя, не говоря уж об убитых. Всюду окровавленные тряпки, куски бинтов, разорванные на полосы рубахи. Раненые, способные передвигаться, помогали санитарам.

Исход боя был предрешён. Оставшиеся в живых партизаны вырваться не могли. Участок леса у болота, где они ещё оборонялись, был завален трупами.

Атаман Семёнов был возбуждён и взвинчен: его злило ничем не объяснимое упорство партизан. Им бы сдаться на «милость победителя» и надеяться на прощение…

Судя по затихающей перестрелке, бой заканчивался. Откуда-то доносились одиночные винтовочные выстрелы, нет-нет стрекотал пулемёт, но в общем… Оставалось только атаковать вражескую позицию. Семёнов снова приказал обрушить огонь артиллерии на головы партизан. Били прямой наводкой по прибрежной зоне болота. Когда артобстрел закончился, атаман приказал:

— Приготовиться к атаке!

Сколько партизан осталось в живых, разобрать было невозможно. Атаман смотрел через бинокль и думал: вот она, самая ответственная минута в бою — последняя, завершающая атака. Он уже подбирал для бойцов такие слова, чтобы они сразу же дошли до их сердец. Григорий Михайлович повернул голову сначала направо, затем налево. Командиры замерли в ожидании. Семёнов знал, что все они, не задумываясь, бросятся в любое пекло. И тогда, взмахнув рукой, он крикнул:

— Вперёд! В бой!

С оружием наперевес солдаты двинулись на позиции партизан. Кузьма Малов поспешил вслед за атакующей цепью, слыша сквозь матерные выкрики топот многих пар тяжёлых солдатских ботинок и сапог, хриплое дыхание солдат и ругань, ругань, ругань!

Первый раз участвуя в военной операции, Кузьма чувствовал себя мерзко и отвратительно. Он шагал по изрытому воронками от взрывов снарядов лесу и чувствовал, как всё сжимается внутри. Ему всюду мерещилась засада.

Когда Кузьма вышел к болоту, он остановился среди толпящихся солдат и казаков. Все были в недоумении и, громко матерясь, потрясали кулаками, глядя на болото.

— Вот язви им в душу, утекли-таки подлюги! — костерил партизан красный от возмущения казак. — Чтоб вы все там погибель лютую себе нашли! Чтоб вы сгинули там в трясине вонючей! Чтоб вам не выбраться из топи подлючей никогда!

— Чего это ты так ругаешься? — спросил Кузьма, останавливаясь рядом с казаком. — Чем тебя партизаны так сильно обидели?

— Да разве только меня одного, господин хорунжий? — глянув на Малова и погоны на его плечах, вздохнул казак. — Так они же, супостаты красные… Да чтоб им всем пусто было, господин хорунжий! Не пойму, как они решились в болото идти?

— Наверное, нашёлся кто-то среди них, кто тропу знает, — предположил Кузьма и поправил на голове фуражку. Он посмотрел на импульсивного казака и усмехнулся: — А те, кто выжил после артобстрела и перебрался через болото, — молодцы! Не надо проклинать их, иначе всё худое к тебе и вернётся. Это не моя выдумка, а посул знающих людей. Неизвестно, как дальше дело пойдёт. А то и нам, не дай бог, по тайге от красных бегать придётся…

11

Маргарита сидела в своей комнате и прислушивалась к звукам, доносящимся с улицы, да к поскрипыванию кровати в спальне, где уже несколько дней лежала, не вставая, едва живая бабушка.

Из леса вернулся связной и рассказал о разгроме отряда, чем вверг Маргариту в уныние…

На улице вечер. Тихо и сонно в доме. Маргарита рассеянно осматривала знакомую обстановку комнаты. Всё было знакомо ей до мелочей, до навязчивой надоедливости, но…

Дверь приоткрылась, и из сеней вошёл Матвей Берман.

— Тьфу, чёрт, — сказал он, стягивая запылённые сапоги. — Опять чуть под облаву не попал. И пешие, и конные семёновцы улицы прочёсывают.

— Значит, надо их «в гости» ждать, — вздохнула Маргарита. — Ты давай-ка в нору свою полезай и не слишком там расслабляйся.

Матвей прошёл к умывальнику, привёл себя в порядок, после чего уселся за стол.

— А не хватит ли мною помыкать, товарищ Шмель? — спросил он, с едким прищуром разглядывая девушку. — Ты возомнила себя чем-то очень большим, милашка, но…

— Ещё раз назовёшь меня милашкой, застрелю, товарищ Матвей, — хмуро глянув в его сторону, предупредила Маргарита. — А теперь доложи, как обстоят дела в городе и…

— Я расскажу только то, что знаю, — буркнул угрюмо Берман. — А из дома ты чаще меня выходишь, вот и строй свои планы сама, товарищ Шмель. А мы, если прежде контрразведка нас не переловит, посильно тебе поможем, так уж и быть.

— Хорошо, на сколько человек я могу рассчитывать? — уняв в себе раздражение, поинтересовалась девушка.

— Восемь человек вместе со мной, — ответил Матвей. — Для выполнения акции вполне достаточно.

— Вполне, — согласилась Маргарита. — Сейчас я скажу, кого и куда поставить и что надо им объяснить, чтобы дров не наломали.

— Говори, — усмехнулся Матвей. — А мне помнится, что ты сама, единолично кого-то устранить собиралась? А теперь чуть ли не армейскую операцию разворачиваешь?

Девушка никак не отреагировала на его колкость. Она о чём-то задумалась, смотря в окно застывшим взглядом. Матвей за это время успел выкурить папиросу, а когда достал из пачки вторую, девушка сказала:

— Для выполнения акции нам понадобятся две пролётки…

— Будут пролётки, что дальше? — нахмурился Матвей.

— А затем мы поступим таким вот образом…

Маргарита перешла на шёпот, словно боясь, что её подслушают в собственном доме. В течение получаса она обстоятельно рассказала собеседнику весь свой замысел. Когда девушка замолчала, Матвей ещё несколько минут сидел в глубокой задумчивости.

— Чего молчишь? — нервно глянула на него девушка. — Чего-то тебе не нравится? Если так, то излагай своё мнение, не стесняйся.

— Ты придумала всё толково и грамотно, вот моё мнение, — ответил, одобрительно вздыхая, Матвей. — Вот только… Сможешь ли ты точно попасть в атамана Семёнова, товарищ Шмель?

— Я смогу, — твердо сказала Маргарита. — Я подберусь к нему так близко, что стрелять буду почти в упор.

— Тогда ты рискуешь головой, краса-девица, — пожал плечами Матвей. — Повезёт, если убьют на месте… И очень не повезёт, если замучают до смерти где-нибудь в подвале контрразведки. Если ты убьёшь атамана и окажешься у них в руках, с тобой не будут церемониться.

— Если вы в точности исполните то, что я сказала, то вся акция пройдёт благополучно, — настырно ответила Маргарита. — Главное, чтобы твои люди не подвели.

— А если что-то пойдет не так? — проведя по лицу ладонями, вздохнул Матвей.

— Я выполню задание, а потом застрелюсь, — решительно заявила девушка. — Но я почти уверена, что всё пройдёт так, как задумано. Чего бы ни случилось, чего бы ни произошло, но я приведу смертный приговор кровопийце Семёнову в исполнение!

* * *

За время пыток задержанный при ночной облаве человек не разомкнул губ. Он ни разу не застонал, а когда сознание мутилось, к нему сразу же подходил допрашивающий его штабс-капитан.