Пообещав это графине, я стал ждать нашей новой встречи; но, страстно желая поскорее оказаться рядом с ней, я, вероятно, мог невольно повлиять на ее решение приехать в Жювиньи.

Продолжая размышлять, я снова подошел к окну.

Как вы помните, мне следовало ждать условного знака.

Несомненно, графиня уже была в усадьбе и чувствовала, что я нахожусь поблизости.

В самом деле, вскоре окно, с которого я не спускал глаз, открылось, и Эдмея поставила на подоконник букет роз в китайской фарфоровой вазе.

Это означало, что она согласна меня принять!

От радости я, как ребенок, принялся хлопать в ладоши.

Я не знаю, видела ли графиня, что я делаю, но она заметила меня и нежно, как сестра брату, кивнула в мою сторону.

Уже смеркалось, и ждать мне оставалось недолго.

Когда стало темно, я вышел из гостиницы и добрался до домика Жозефины окольной дорогой, чтобы никто не догадался, куда я направляюсь.

Старушка ждала моего появления.

— Значит, вы написали госпоже? — сразу же спросила она.

— Нет, — возразил я, — с чего вы так решили?

— Да ведь, когда я сказала Эдмее: «Господин де Вилье здесь», она ответила, кивнув мне (Жозефина повторила это движение): «Да, я знаю». Так что я тут ни при чем, и, стало быть, она узнала об этом от вас.

Я улыбнулся и ничего не сказал в ответ, полагая, что бесполезно объяснять славной женщине то, чего ей все равно не понять.

— Где же госпожа? — спросил я.

— В доме.

— Могу ли я ее увидеть?

— Конечно, она вас ждет.

Махнув Жозефине на прощание, я прошел за ограду.

Под сенью высоких деревьев, верхушки которых оставались неподвижными при порывах ветра, царили покой и безмолвие.

Меня окружали гигантские тени. Затем голубоватый свет луны, показавшейся на небе, упал на гладь какого-то водоема, и она заискрилась, а рыбы, резвившиеся у самой поверхности, засверкали, как серебристые молнии.

Невозможно описать тишину и безмятежность, окутавшие землю в эту дивную ночь, как нельзя выразить охватившее меня чувство.

Я знал, что Эдмея меня ждет, и страстно желал поскорее ее увидеть. В другое время и при других обстоятельствах я помчался бы к ней со всех ног.

Но в эту чудесную ночь, среди безмолвия и безмятежного покоя, всяческая поспешность и горячность были неуместны и грозили нарушить окружающую гармонию.



Дойдя до конца аллеи, я увидел графиню: она стояла на крыльце в длинном пеньюаре, посеребренном светом луны.