Перчатка наконец поддалась, и обнажилась мозолистая, натруженная рука. Сколько же надо работать, чтобы образовались такие мозоли? И все-таки на ней было одно украшение. Нет, не обручальное кольцо, а золотой перстень с ониксом. Перстень Эдварда. У Джеффри перехватило дыхание.

– Почему? – прохрипел он, с трудом проглотив подкативший к горлу ком. – Если они оказались в отчаянном положении, почему не вернулись? Почему не попросили нас о помощи?

– Если бы ты был на их месте, – ответил Джеймс, – ты бы решился что-то просить у оскорбленного Уильяма или у леди Торнборо? – Он помолчал и продолжил: – Кроме того, возможно, они не всегда бедствовали. Посмотри на нее, Джеффри. Посмотри, как она одета.

Джеффри заставил себя еще раз посмотреть на хрупкую фигуру в скромном черном платье, похожем на траурное. Траур по Эдварду?

Джеффри встал, отдал полотенце и перчатку горничной и подошел к окну. Сквозь кружевные занавески хорошо просматривалась улица. По ней в обе стороны мчались самые разные экипажи – какие угодно, но только не его собственный. Где же доктор Лейтон? Джеффри понимал, что прошло слишком мало времени и надо просто немного подождать, но это было совсем непросто.

Но что хуже – томиться в неизвестности или узнать правду, какой бы страшной она ни была? Раньше он, возможно, предпочел бы остаться в неведении, но сейчас…

Рия должна выздороветь. И должна ответить на все его вопросы.

Глава 2

Она услышала неясные голоса и почувствовала прохладное прикосновение влажной ткани к разгоряченному лицу.

Нежный аромат роз витал в воздухе, выманивая ее из вязкого забытья. Но каждый вдох вызывал острую боль в боку, а мучительная тяжесть в левом виске не позволяла открыть глаза и пошевелиться.

Голоса затихли, уступив место шуршанию юбок. Затем другой голос, на сей раз определенно женский, строго спросил:

– Что сделано для того, чтобы привести ее в чувство?

– Мы послали за доктором Лейтоном, – ответил мужчина.

– И только? Ты такой же никчемный, как твой покойный отец.

– Дорогая тетушка, вы меня недооцениваете. Я куда более никчемный, чем он.

За неодобрительным фырканьем последовал жесткий приказ:

– Быстро, Мэри. Принеси мою нюхательную соль.

Снова шуршание и… резкий запах ударил ей в ноздри. Она громко чихнула, вздрогнула от пронзительной боли и открыла глаза.

Перед ней стояла пожилая дама в темно-зеленом шелковом платье. И эта дама как-то странно смотрела на нее.

И тут она вспомнила.

Стоя на противоположной стороне улицы, она смотрела на особняк леди Торнборо и пыталась понять, имеет ли смысл идти в этот дом. Даже теперь, когда отступать было некуда, ее все еще терзали сомнения. Осуществим ли ее план? Поверят ли ей?

Но на самом деле у нее не было выбора. Она дала слово той, кого больше нет в живых, и не могла его нарушить. Это обещание вынуждало ее двигаться вперед, когда она шла сюда от морского причала, преодолевая жар и озноб.

«Ты должна справиться, – звучал у нее в ушах голос Рии. – Я на тебя надеюсь».

Собравшись с духом, она шагнула на мостовую. Головная боль, шумная суета оживленной улицы и слепящие лучи послеполуденного солнца помешали ей вовремя заметить несущийся прямо на нее экипаж.

И вот она, Лиззи Пул, лежала пластом и смотрела на сероглазую даму с седыми волосами, собранными в тугой узел на затылке. Судя по облику и манере держаться, это была хозяйка дома леди Торнборо, строгая властная женщина, вырастившая Рию.

Поверит ли леди Торнборо, что перед ней – ее внучка, которую она в последний раз видела десять лет назад, когда той было всего семнадцать? Или немедленно разоблачит самозванку? Не совсем самозванку, напомнила себе Лиззи. Рия убедила ее в том, что у них – общий отец, и сказала, где искать доказательства. Таким образом, она, Лиззи, тоже приходилась леди Торнборо внучкой, хотя пожилая дама не подозревала о ее существовании. А раз так, почему бы ей не назваться Рией? Рия умерла. Ее отношения с леди Торнборо были весьма непростыми, и перед смертью она просила Лиззи помочь ей загладить вину. Но Лиззи могла выполнить эту просьбу только одним способом – занять место Рии и стать почтительной внучкой, такой, какую всегда желала иметь леди Торнборо. Рия благословила ее на обман; более того, сама идея принадлежала именно ей.

Несколько секунд, показавшихся Лиззи вечностью, леди Торнборо пристально смотрела на нее. Потом нахмурилась и покачала головой.

«Вот и все», – горестно подумала Лиззи и закрыла глаза. Рия весьма красочно и в мельчайших подробностях описывала своих родственников, обстановку и слуг, так что Лиззи в конце концов поверила, что сможет переступить порог этого дома и зажить той жизнью, которую сестра оставила в прошлом. Не получилось. Как с ней теперь поступят? Поинтересуются, кто она, или сразу вышвырнут на улицу, не дав и рта раскрыть?

Лиззи со страхом ждала, что будет дальше. И тут леди Торнборо наконец нарушила молчание:

– Рия, где ты была?

Эти слова, произнесенные пусть резким, но не злым тоном, показались Лиззи сущим ангельским пением. Даже боль, терзавшая ее, на мгновение отступила. Леди Торнборо приняла ее за Рию. Значит, ей можно остаться. Убрав со лба влажную ткань, Лиззи села, и на нее тут же накатил приступ мучительного головокружения. Она собиралась сказать так много, но едва сумела ответить на вопрос леди Торнборо.

– Где я была? В Австралии, конечно… – пробормотала она и умолкла.

– В Австралии? – с ужасом переспросила леди Торнборо и, опустившись на диван, заключила Лиззи в объятия. – О, бедная моя девочка…

Лиззи никак не ожидала такого порыва. Прижимаясь горячей щекой к складкам прохладного темно-зеленого шелка, она испытывала благодарность… и стыд. Прежде чем решиться на обман, ей следовало бы подумать о том, как уберечь от страданий эту немолодую женщину, чьей любовью так дорожила Рия. Однако усталость, боль и лихорадка заглушили угрызения совести. Что сделано, то сделано. В любом случае ей больше некуда податься.

А неподалеку сидел на стуле какой-то мужчина, он с любопытством разглядывал ее, опустив подбородок на золотой набалдашник трости.

– Ты изменилась, Рия, – заметил он. – Раньше я называл твои глаза голубыми, а теперь они, скорее, фиалковые. Ты очень похудела, а загар делает тебя похожей на деревенскую девчонку. Но ты меня помнишь, правда, детка?

Мужчина дружелюбно ей улыбнулся. А «детка» принялась усиленно соображать. Кто же он такой?.. Итак, ему слегка за тридцать. У него вьющиеся каштановые волосы и васильковые глаза. Хорошо сложен и прекрасно одет. На нем золотистый жилет и белоснежная накрахмаленная рубашка. Синий сюртук безупречного покроя выгодно подчеркивает ширину плеч, а шейный платок подобран под цвет жилета и повязан причудливым узлом. Черты красивого лица вполне правильные, хотя их немного портит небольшая горбинка на носу – «напоминание о давнем падении с дерева», как говорила Рия.

Все это, вместе взятое, явно указывало на то, что перед ней – Джеймс Симпсон, любимый кузен Рии. Она называла его «светским денди» и «отчаянным прожигателем жизни», вечно попадавшим в сомнительные истории. Судя по одежде, он оставался франтом, а уж как там с прожиганием жизни – время покажет.

Тщательно взвесив все «за» и «против», Лиззи наконец решилась ответить ему.

– Зато ты совсем не изменился, Джеймс.

– Точно! – Он рассмеялся и хлопнул себя по колену. – Видишь, Джеффри, это действительно Рия.

Последняя фраза предназначалась мужчине, стоявшему у камина. Лиззи не сразу заметила его, потому что между ними был большой круглый стол, а на столе стояла высокая ваза с желтыми розами.

Джеффри?

Рия упоминала только одного Джеффри. Так звали младшего брата ее мужа. Сама Рия с ним никогда не встречалась, но Эдвард говорил, что Джеффри с детства отличался уравновешенностью и вдумчивостью и усердно готовился к церковному служению. Соответственно Лиззи представляла себе этакого книжного червя – подслеповатого, возможно, даже в очках, не слишком опрятного, сутулого и малоприметного.

Однако человеку камина выглядел совсем иначе. Его росту мог бы позавидовать любой мужчина, и он ничуть не сутулился. Густые каштановые волосы выглядели вполне ухоженными и были превосходно подстрижены, а короткие бакенбарды добавляли выразительности и без того интересному лицу. Темные глаза вовсе не скрывались за стеклами очков, а пристально смотрели на Лиззи. Что касается одежды, то его черный сюртук смотрелся куда скромнее лазоревого облачения Джеймса, но явно стоил недешево и отлично на нем сидел.

Нет, он никак не мог быть братом Эдварда. Но ведь Джеймс без церемоний назвал его по имени… Значит, в этом семействе есть еще какой-то Джеффри? Неужели она ошибалась, когда думала, что хорошо подготовлена?

Лиззи попыталась взять себя в руки и не поддаваться панике. В конце концов, таинственный Джеффри мог не состоять в родстве с Торнборо. По словам Рии, у ее кузена был очень широкий круг знакомств. Принимая во внимание непринужденное поведение Джеймса, вполне можно было допустить, что он общался с близкими друзьями в свободной манере. Но тогда все еще хуже. С кем из многочисленных приятелей Джеймса была знакома Рия? Сколько их, тех, кого Лиззи придется «вспоминать»?

Леди Торнборо с ласковой улыбкой убрала прядь волос с ее лица.

– Рия, что же ты со мной делаешь? – вздохнула она. – Все эти переживания определенно сведут меня в могилу лет на десять раньше срока.

– На десять лет раньше? – отозвался Джеймс. – Полно, тетушка. Бьюсь об заклад, что вы доживете до ста.

Леди Торнборо нахмурилась и проворчала:

– Никаких «закладов» в этом доме. Я не потерплю здесь подобных выражений.

Джеймс покорно склонил голову, но как только тетушка отвернулась, широко улыбнулся и подмигнул Джеффри.

Человек у камина не ответил на улыбку Джеймса. Не сводя глаз с Лиззи, он наблюдал за ней с явным любопытством.

Кто же он?

Лиззи чувствовала, как пылает ее лицо, и она уже не знала, что тому виной – лихорадка или пристальное внимание неизвестного мужчины. Его темные глаза, казалось, прожигали ее насквозь. В комнате вдруг стало невыносимо душно.

Тут леди Торнборо осторожно осмотрела рану на виске Лиззи.

– Значит, Джеймс умудрился сбить тебя, как бродячую собаку?

– Я тут ни при чем! – возмутился Джеймс.

Леди Торнборо не удостоила его ответом.

– Почему ты одна, почему шла пешком, как простая служанка? И почему столько лет не давала о себе знать? Неужели ты ни разу не подумала о том, что мы чувствуем?

– Бабушка, я все объясню, – сказала Лиззи.

Слово «бабушка» неожиданно легко слетело с ее губ, и это показалось ей хорошим предзнаменованием. Пожалуй, скоро она освоится со своей ролью, проникнет в тайны семейства Торнборо и раскроет секрет своего происхождения, о котором понятия не имела до тех пор, пока не встретила Рию.

Добрая, милая бедняжка Рия… Порывистая и при этом страшно упрямая. Да, они с Лиззи были похожи во всем – не только внешне, но и по характеру. Там, в Австралии, она легко поддалась на уговоры Рии и только здесь поняла всю сложность стоявшей перед ней задачи. Малейшая оплошность могла привести к провалу всего замысла. Теперь ей надо было следить за каждым своим взглядом, словом, шагом. А у нее смертельно болела голова, и все плыло перед глазами…

Лиззи внезапно покачнулась и упала на подушки дивана.

– Рия! – вскрикнула леди Торнборо.

– Мне очень жаль… Я не хотела появляться вот так… – пробормотала Лиззи.

Ее бил озноб, а к горлу подступала тошнота. Но вскоре тошнота отступила, и Лиззи немного приободрилась. Пока все шло более или менее неплохо. Правда, по дороге она чуть не погибла. А сейчас ее сверлит взглядом загадочный незнакомец у камина.

О нет, он уже не у камина.

Джеффри стремительно приблизился к ней и опустился на колени.

– Простите меня. Я понимаю, что вы нездоровы, но мне надо расспросить вас. Десять лет я не получал никаких известий о брате. Почему вы упомянули Австралию? Где Эдвард?

Лиззи попыталась связать воедино обрывки мыслей.

– Вы брат моего мужа? – спросила она наконец.

Боже, какой он высокий! И какой… необыкновенный. Совсем не такой, как она ожидала. И еще… Как он похож на Эдварда! Та же уверенность в каждом жесте. Та же манера вести разговор, пристально глядя на собеседника. Сейчас ей казалось странным, что она сразу не догадалась, кто он.

– Где Эдвард? – с пугающей настойчивостью повторил Джеффри. – Скажите, что с ним?

– Он… – Лиззи осеклась и отвела взгляд. Теперь, когда его сходство с Эдвардом стало столь очевидным для нее, ей было больно смотреть на этого человека. Слишком много воспоминаний… Она чувствовала, что сознание покидает ее, но из последних сил пробормотала: – Он… он… описывал вас совсем другим.

Перед тем как снова погрузиться во тьму, она успела увидеть в его глазах разочарование и гнев.