Дженнифер Деламир - Госпожа его сердца

Ему не давали покоя мысли о Рие. Он постоянно вспоминал ее бледное лицо и завораживающие фиалковые глаза, но убеждал себя в том, что это наваждение закончится, когда она ответит на мучившие его вопросы. Где Эдвард? Что с ним? Только Рия знает об этом. Но прошло уже пять дней, а она все еще не очнулась. Все это время Джеффри не находил себе места. Если она умрет, так и не рассказав ему об Эдварде…

Нет! Господь милостив, и Он этого не допустит. Джеффри покачал головой, взглянул на стопку документов и поморщился. На верхнем листе красовалась жирная клякса – единственный плод его сегодняшней деятельности. Он поставил перо в письменный прибор и отодвинул от себя бумаги.

В дверях кабинета появилась миссис Кларидж.

– Прошу прощения, сэр, вас хочет видеть леди Торнборо.

Если леди Торнборо решила приехать лично, значит, произошло что-то очень важное. Хорошее или плохое?

– Пожалуйста, проводите ее сюда.

Он встал из-за стола и принялся нервно расхаживать по кабинету, моля Бога о том, чтобы вести оказались добрыми.

Леди Торнборо, буквально влетевшая в комнату, устремилась к Джеффри и, взяв его за руки, сказала:

– Кризис миновал. Она пришла в себя.

Джеффри перевел дыхание.

– Вы говорили с ней?

На лице леди Торнборо отразилась печаль.

– Да. Очень недолго.

– И что же?..

Пожилая дама выпустила его руки и осмотрелась. С опозданием вспомнив про обязанности хозяина, Джеффри указал на кресло у окна.

– Прошу вас, располагайтесь.

Она села, расправила складки на юбке и вопросительно посмотрела на него:

– А вы, лорд Сомервилл?

Джеффри предпочел бы стоять, а еще лучше – ходить по комнате. Движение всегда помогало ему успокоиться и собраться с мыслями в сложных ситуациях. Однако леди Торнборо явно не собиралась говорить, пока он не сядет, и ему пришлось подчиниться. Нехотя опустившись в соседнее кресло, он спросил:

– Итак, леди Торнборо, что же она сообщила? – К чему понапрасну тратить слова, если гостья и без того прекрасно знала, что он ждал известий об Эдварде.

– Боюсь, вы уже все поняли, – последовал ответ.

Вопреки обыкновению леди Торнборо изъяснялась чрезвычайно уклончиво – видимо, пыталась смягчить удар. Но Джеффри чувствовал себя так, словно она пронзила его кинжалом. Да-да, она убила его последнюю надежду.

– Но как… – У него внезапно пересохло в горле, и язык отказывался повиноваться. – Когда?

– Почти два года назад.

– Два года?! – Силы небесные! Когда он терзался, не решаясь объявить Эдварда умершим, тот уже давно покоился под могильной плитой. Какая жестокая насмешка судьбы.

– Рия не сообщила мне, как это произошло, – продолжала леди Торнборо. – Она просит нас собраться вместе, чтобы ей не пришлось лишний раз повторять свой рассказ.

– Значит, нас ждут какие-то ужасные подробности?

– Полагаю, что да. Я не стала расспрашивать ее, но для меня очевидно, что она все еще глубоко страдает.

Вероятно, Джеффри следовало бы посочувствовать переживаниям Рии, но сейчас они занимали его в последнюю очередь. У него все расплывалось перед глазами. Ему хотелось бежать сломя голову, и в то же время он не мог пошевелиться. Невыносимая боль завладела всем его существом.

– О, Эдвард… – простонал он.

Леди Торнборо достала из ридикюля платок, от которого исходил тонкий аромат лаванды, и деликатно приложила его к носу.

Джеффри судорожно пытался представить себе, отчего мог умереть его брат. Несчастный случай? Неизлечимая болезнь?..

– Она даже не намекнула?

– К сожалению, нет.

– Они действительно были в Австралии? Или она бредила?

– Они были в Австралии. И мне тоже не терпится узнать, как и почему они оказались в таком ужасном месте. – Леди Торнборо убрала носовой платок в ридикюль. – Доктор Лейтон утверждает, что через несколько дней ей станет значительно лучше. Как только она сможет принимать посетителей, я сообщу вам об этом.

Еще несколько невыносимо долгих дней, наполненных мучительным ожиданием… Джеффри казалось, что его поджаривали на медленном огне. Кончится ли когда-нибудь эта пытка?

– Лорд Сомервилл, поверьте, я понимаю, как вам тяжело, – проникновенно произнесла леди Торнборо. – Меня бесконечно радует возвращение Рии, но вместе с тем я глубоко опечалена кончиной вашего брата.

Джеффри молча кивнул, не в силах произнести ни слова.

– Сейчас вам кажется, что вы остались один в целом мире. Но вы ошибаетесь. – В голосе леди Торнборо зазвучали знакомые металлические нотки. – Смерть Эдварда никоим образом не повлияет на наши отношения. Вы навсегда останетесь членом нашей семьи. На сей счет у вас не должно быть никаких сомнений, – закончила она тоном, не терпящим возражений.

Леди Торнборо вновь стала самой собой – властной, решительной дамой, в устах которой любое пожелание приобретало форму приказа. Джеффри понял, что на этот раз он уже не отделается молчаливым кивком, поэтому пробормотал:

– Вы очень добры.

Кажется, леди Торнборо осталась довольна его ответом. А может быть, просто сочла за лучшее пока не давить на него. Она встала, и Джеффри тотчас последовал ее примеру – скорее не из вежливости, а потому, что ему очень этого хотелось.

– Не стану дольше обременять вас своим присутствием. – Она взглянула в зеркало над каминной полкой, поправила шляпку и повернулась к двери. – Мне пора идти.

– Очевидно, вы торопитесь вернуться к Рие.

– Разумеется. Однако сначала я поеду на Риджент-стрит.

Это заявление озадачило Джеффри. На Риджент-стрит – сплошные модные лавки. Неужели леди Торнборо не могла найти более подходящего времени для покупок?

– Я должна заказать новые платья для Рии. То немногое, что она привезла с собой, не соответствует последней моде и ее положению.

Джеффри подумал, что ослышался.

– Ее положению?..

– Да. Она молодая вдова в полутрауре. Этот жизненный этап требует тщательно подобранного гардероба.

Еще раз заверив Джеффри в том, что будет держать его в курсе событий, леди Торнборо вышла из кабинета так же стремительно, как вошла.

Джеффри оставалось только гадать, в каком «положении» и на каком «жизненном этапе» оказался он сам после возвращения Рии.

Сидя перед туалетным столиком, Лиззи ждала, когда Марта закончит причесывать ее, и придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале.

Ее щеки заметно круглились, и на лице почти не осталось следов болезни и долгих месяцев лишений. Отдых в тишине и покое явно пошел ей на пользу. Не говоря уже о знаменитом бульоне, которым ее поили в неимоверных количествах.

Через несколько минут ей предстояло впервые спуститься в гостиную в качестве Виктории Сомервилл.

Темно-серое шелковое платье в тончайшую жемчужную полоску как нельзя более соответствовало ее нынешним обстоятельствам. Оно выглядело дорого, изысканно и очень шло ей.

Ее волосы были убраны вверх и завиты в тугие локоны. Страшно нудная процедура, но Рие наверняка понравилась бы такая прическа, поэтому Лиззи пришлось потерпеть.

С того дня как лихорадка отступила, прошла ровно неделя. До сих пор Лиззи без особого труда справлялась со своей ролью, но не спешила радоваться. За это время она ни разу не покидала спальни и не видела никого, кроме леди Торнборо, Марты, доктора Лейтона и молоденькой горничной, которая убирала комнату. Все самое трудное только начиналось. Впереди ее ждали настоящие испытания, и главным из них должна была стать встреча с Сомервиллами. Возможно, Лиззи удалось обмануть леди Торнборо и Марту лишь потому, что им очень хотелось верить в возвращение Рии. С Уильямом и Джеффри дело обстояло куда сложнее.

В рассказах Рии Уильям представал человеком совершенно чуждым сантиментам и весьма проницательным. Даже слишком. Еще не ступив на землю Англии, Лиззи знала, что он вполне мог разоблачить ее, если она проведет слишком много времени в его обществе. Теперь у нее появились точно такие же опасения в отношении Джеффри. Ей не давало покоя воспоминание о том, как он смотрел на нее в день приезда – не отрываясь, пристально, с недоверием и подозрением. С ним определенно следовало быть очень и очень осторожной.

Пока Марта втыкала в прическу последние шпильки, Лиззи лихорадочно вспоминала все, что помнила из рассказов Рии об устройстве дома и о прислуге. Марта подтвердила, что дворецким по-прежнему служил мистер Хардинг, а экономкой являлась миссис Траверс. И кухарка была все та же милейшая женщина, к которой маленькая Рия постоянно бегала за сладостями.

Конечно, были еще слуги и горничные. Лиззи понятия не имела, сколько их и кого как зовут, но не особенно беспокоилась по этому поводу. Взбалмошная и легкомысленная Рия вполне могла позабыть такие мелочи. Тем более что прошло целых десять лет.

Лиззи встала со стула.

– Достаточно, Марта, – сказала она, старательно подражая звонкому голосу Рии. – Думаю, я совершенно готова.

– С вашего позволения, вы и впрямь чудесно выглядите, мисс Рия. – Марта тут же прикрыла рот ладонью. – О, прошу прощения, миледи. Признаться, мне трудно думать о вас как о миссис Сомервилл. Для меня вы навсегда останетесь мисс Рией.

Лиззи на секунду задумалась. Марта, кажется, приняла ее, и в дальнейшем няня могла стать неоценимой помощницей.

– Меня радует, что ты так ко мне относишься. Обещаю не ругать тебя за это.

Марта почтительно поклонилась, но в ее глазах мелькнули веселые огоньки.

– Премного благодарна, мадам.

Лиззи еще раз взглянула в зеркало и направилась к двери. Марта хотела двинуться следом, но Лиззи остановила ее:

– Не надо. Я спущусь сама.

Няня кивнула:

– Как прикажете, мадам.

Лиззи вышла в коридор. Настала пора по-настоящему познакомиться с домом и воочию увидеть все то, о чем так подробно рассказывала Рия. Слева располагались комнаты леди Торнборо и гостевые спальни. Лиззи же повернула направо, к лестнице.

Орнаменты из роз на шерстяном ковре и обоях в точности совпадали с описанием Рии. Лиззи медленно шла по коридору, легонько проводя пальцами по полированным дубовым панелям. Она не совсем выздоровела, но, к счастью, довольно сносно держалась на ногах.

Почти в конце коридора Лиззи обнаружила еще один предмет из воспоминаний Рии – живописный летний пейзаж в золоченой раме. Для Рии он представлял особую ценность, потому что его нарисовала ее мать, которую она потеряла в трехлетием возрасте. Картина, написанная сочными уверенными мазками, изображала величественное старинное здание в окружении пышных кустов роз и сирени на фоне убегающих вдаль пологих холмов. Лиззи с замиранием сердца смотрела на мастерски исполненное полотно. Вот он, Роузвуд, – родовое гнездо Торнборо, где должны храниться письма, проливающие свет на тайну ее происхождения.

Лиззи оглянулась. Марта наблюдала за ней, стоя в дверях спальни.

– О, Марта, до чего же прекрасен наш Роузвуд! Мне не терпится скорее уехать туда.

Марта приподняла брови:

– Раньше вам больше нравилось жить в городе.

Этого Лиззи никак не ожидала. Описывая Роузвуд, Рия не жалела восторженных эпитетов. Вероятно, она пересмотрела свои оценки под влиянием тоски по родине. Хотя Рия вообще не отличалась постоянством суждений. Причем, меняя свое мнение на прямо противоположное, она всякий раз категорически отрицала, что когда-либо думала иначе. Лиззи решила применить такую же тактику.

– Какой вздор, Марта, – бодро заявила она. – Я всегда считала Роузвуд лучшим местом в мире.

Ее уловка вызвала у Марты добродушную улыбку.

– Ну разумеется, мадам.

Лиззи отправилась дальше и спустилась по лестнице на второй этаж. Здесь находились библиотека и гостиная. А на стенах коридора висели фамильные портреты. Перед одним из них она не могла не остановиться.

С портрета на нее смотрел представительный, богато одетый мужчина со светлыми волосами и ярко-синими, почти фиалковыми, глазами. В его облике чувствовалось сознание собственного превосходства, а также нерушимое спокойствие. Однажды, давным-давно, Лиззи видела этого человека. Тогда он выглядел куда менее достойно, и она даже не догадывалась, кто он такой.

Сэр Герберт Торнборо. Ее отец.

Тот эпизод, приключившийся с Лиззи, когда ей было всего пять лет, быстро забылся и вновь ожил в ее памяти лишь многие годы спустя, во время разговора с Рией. И это происшествие оказалось их единственным общим воспоминанием о детстве.

В тот вечер Лиззи стояла у дверей бакалейной лавки, принадлежавшей Сэму Пулу, которого она считала своим отцом. Дожидаясь, когда он закончит работу и они смогут вместе пойти домой, она от нечего делать смотрела по сторонам. Из аптеки напротив вышла маленькая девочка, на вид тоже примерно лет пяти. Заметив Лиззи, она подбежала к ней и бойко спросила, как ее зовут. Но Лиззи не успела ответить. Герберт Торнборо выскочил из аптеки, устремился к Рие и, взяв ее за локоть, сказал, что ей не следует тратить время на пустопорожнюю болтовню с незнакомыми людьми.