— Что это? Точнее от чего?

— От квартиры друга. Он уже давно выехал оттуда и я иногда там… бывал.

— Значит, его не будет дома?

— Ну да…

Пауза затянулась, и мы оба задумались о перспективе остаться вдвоем на ночь и старались не пересекаться взглядами. О чем думал Макс я точно не знаю, но мне в голову лезли отнюдь не приличные мысли, и от этого замирало сердце. А что, мы ведь взрослые люди, и вроде как нравимся друг другу.

— Ты только не пугайся, там жуткий беспорядок. Еще хуже, чем в моем бардачке. Там ведь никто не живет.

— Ага.

Разговор снова увял, и мы молчали до самого дома.

Когда приехали, то Макс оставил машину за пару кварталов от нужного места, спрятав в одном из дворов. Далее, взяв меня за руку, направился к неприметному обшарпанному подъезду, толкнул ободранные двери. Было темно, пыльно и воняло мочой, но на третьем этаже стало заметно, что тут кто-то убирает — было чисто выметено, стены побелены, а перила покрашены.

— Ой, а тут уже получше.

— Да. Район старый, и дом древний, многие выехали, но еще осталось пара порядочных семей. Вот и наводят порядок. Заодно и за пустыми квартирами присматривают. За символическую плату.

Наконец он остановился, поставил сумку, отпустил мою руку и достал ключ. Долго ковырялся в замке, и когда дверь открылась, на нас пахнуло спертым воздухом. Я нерешительно переступила порог, а Макс оперативно заскочил, начал открывать окна, чтобы впустить свежий воздух, включил отопление и виновато засунул пакет с мусором под раковину. Из пакета торчало множество пустых пивных бутылок и уже мумифицировавшие рыбьи головы. Я улыбнулась, глядя на его неловкие попытки скрыть следы давней пьянки.

Потом присоединилась к уборке, вытерла пыль со всех поверхностей и вскоре в квартирке стало уютней, на плите засвистел чайник.

Макс сообщил мне, что если я хочу искупаться, то стоит поторопиться, иначе через пару часов горячую воду отключат, и сбежал в магазин за продуктами на ужин.

Ванна внушала опасения не только своим видом, облупленным кафелем и ржавыми трубами, но и отсутствием душа — вместо него там торчал обычный шланг. Но это лучше, чем ничего, и вскоре миссия была выполнена. Было приятно смыть с себя все напряжение за день.

Макс уже вернулся и хлопотал на кухне, увидев мои мокрые волосы он кинулся к шкафу и достал чистое полотенце.

— На, простудишься еще, прохладно же.

Не смотря на чуждую обстановку и тяжелый день квартирка оказалась весьма уютной, мы отлично поужинали, все время обсуждая произошедшее. Раскрыли сумку и пересчитали деньги — их, правда, оказалось ровно два миллиона. Новенькие, резко пахнущие краской пачки тревожили душу, дразнили фантазию. Я уже представляла, как смогла бы купить хороший домик, хозяйничать там… Ирке не пришлось бы работать, а бабка не смотрела бы на меня как на ничтожество. У Макса, видимо, были похожие мысли, так как взгляд его порой блуждал, а иногда становился тоскливым и задумчивым.

— Максим, у тебя есть родные?

Он задумался на мгновение, а потом заговорил:

— У меня есть мать и младшая сестра. Они далеко отсюда. У нас была обычная семья, но потом отец совершил ошибку. Денег все время не хватало, а когда родилась сестренка, стало совсем худо. Отец влез в долги, набравшись кредитов у местных бандитов. Типичная ситуация. Времена были тяжелые и он не смог расплатиться. Из-за этого пришлось влиться в криминальную среду. Потом туда увлекли и мать. Через некоторое время им пришлось участвовать в одном неприятном деле, и они "засветились". Их стали искать не только бандиты, но и полиция. Потом они снова участвовали в нехороших делах и снова… В один из таких походов отца убили, а мать до сих пор в бегах. Ей пришлось пожертвовать всем ради нас с сестрой. Теперь моя очередь присматривать за ними. Я спрятал мать, потому что если ее будут судить, то дадут пожизненное. И ее до сих пор ищет разный криминалитет и полиция. Она совершила много нехорошего, но я ее не осуждаю.

Он замолчал, а я удивилась, с какой любовью говорил он о них.

— Когда дети плачут от голода, то матери все равно каким образом достать хлеб.

— Ты права. Спасибо, что не осудила.

— Как я могла?

— А ты? Что с твоими родителями?

Мне было неприятно говорить и вспоминать об этом. Но он был откровенен со мной и, подавив вздох, я начала говорить, стараясь максимально сократить историю. Даже мимолетные воспоминания рождали в моей душе темные вихри, в которых сидели настоящие монстры и повергали меня в ужас. Не хватало еще снова замкнуться в себе. С другой стороны, мне хотелось поделиться наболевшим.

— Отца я почти не знаю. Так, видела пару раз. Мать влюбилась в него еще в школе, и, вскоре они уже встречались. Почти сразу мама забеременела, а горе-отец сбежал. Бабушка была в ярости. Она очень строгая, по крайней мере, со мной, но мать она баловала не хуже принцессы, строила великие планы на ее будущее и, наверное, думала, что ее дочь будет как минимум женой президента. Внеплановая беременность дочери-подростка от неизвестно кого не была в ее планах, и она заставляла ее сделать аборт. А мама верила, что как только родит, то ее возлюбленный вернется. Но его родителей так достали постоянные преследования малолетней девицы и скандалы ее матери, что они собрались и куда-то выехали. Мать впала в депрессию, из которой так и не смогла выйти. Бабка ее и лечила, и в психушку ложила, и к знахарям водила — все без толку. Из-за этого они возненавидели меня, бабка вообще со мной не говорила.

Когда я подросла, то мне пришлось присматривать за матерью, так как она была агрессивна и неуравновешенна.

Несмотря на весь негатив, я росла довольно активным и жизнерадостным ребенком. Неплохо училась в школе, имела множество друзей, верила в добро. Каждый день, возвращаясь домой, терпела унижения, насмешки и обвинения — по мнению бабки именно из-за меня испортилось великолепное будущее матери.

В конце концов, когда мне исполнилось лет пятнадцать я начала сбегать из дому. Часто не возвращалась допоздна, или не ночевала дома. Матери было все равно, она давно не смотрела на меня, а бабка была рада, что я не мозолю ей глаза.

А потом… — это было самое сложное. Вспомнить все это и не сорваться было верхом моих сил. Макс сидел тихо, в глазах отражался интерес и сочувствие. Он взял мою ладонь в руку и сжал.

— Если тебе сложно, не говори. Я все пойму.

— Нет. Я хочу рассказать.

Я подавила горькие слезы и продолжила, — потом случилось нечто страшное. Какая бы мать у меня не была — я ее любила и жалела. Мне было жаль, что ее любовь отвергли, и она от этого сошла с ума. Она ведь не виновата, что так получилось. Но я никогда не думала, что она так поступит.

Я умолкла. Макс продолжал держать меня за руку, это придавало мне уверенности и сил. Воспоминания того дня возвращались потоком, и вскоре захлестнули меня словно лавина. Перед глазами возникла картина давних дней.

"В тот день я снова не вернулась домой вовремя. Уже давно перевалило за полночь, когда я тихонько пробралась в квартиру, сняла босоножки и прошмыгнула в ванную. Свет не включала, чтобы не разбудить мать. В квартире витал странный, приторный запах, но я не обратила внимания. Я наклонилась над ванной, чтобы умыться и рука наткнулась на нечто холодное и скользкое. В ванной кто-то лежал. Я поводила руками и убедилась что это мать, но почему она сидит в темноте и почему такая холодная я не смогла понять.

— Маам, — позвала я, но никто не откликнулся.

Я запаниковала.

— Мама! — выскочив из комнаты, я щелкнула выключателем. Яркий свет больно резанул по глазам. Перед глазами поплыли красные круги и пятна, но даже когда я проморгалась они не исчезли. Пятна были везде: на стенах, потолке, на полу, на зеркале — они растеклись яркими лужицами, оставляя за собой розовые полоски. Ванна была наполнена доверху красной водой, и в ней лежала мать. Синяя рука свисала с края ванной, на запястье было несколько глубоких порезов, на пальцах застыли густые капли крови. Но самое страшное было лицо.

Черные провалы глазниц, заостренные скулы. На синюшных губах играет зловещая ухмылка похожая на оскал. Словно кровавая баронесса она возлежала в своем бассейне из крови девственниц, улыбаясь только ей видимым мирам.

Я открыла рот и безмолвно кричала не в силах отвести от нее взгляда. А эта женщина — это была уже не моя мать, сидела и ухмылялась своей мертвой улыбкой.

Когда воздух в легких закончился, я схватила себя за косы и тут же увидела, что мои руки почти по локоть в крови, а на губах медный привкус.

Теперь я кричала так, как никогда в жизни, даже на вдохе, кричала и билась в истерике, а она все так же смотрела на меня, улыбалась и протягивала окровавленную руку…"

— Кристина! Кристиночка, милая, успокойся! Все хорошо, ты в безопасности, — меня кто-то тряс. Потом прижимал к себе, а потом снова тряс. Понемногу я приходила в себя. Глаза заливали слезы, а во рту стоял привкус крови — видимо в истерике прокусила язык или губу, — Кристина, Кристина, Кристина…

Даже моя лучшая подруга Ира, моя вечная спутница и поддержка со времен школы, избегала этой темы. Мы обе боялись говорить об этом. Я страшилась тех образов, которые возникали в моей голове, едва я начинала вспоминать событья того дня. Но пора уже освободиться от этого груза.

Я уткнулась лицом в плечо Максима. Его теплые руки обняли меня и гладили по спине, голове. Я действительно почувствовала себя в безопасности и могла ему рассказать обо всем на свете.

— Она покончила с собой. Страшным способом. Вскрыла вены. Кровь была повсюду, даже на потолке — видимо она забавлялась в своем безумии, и пока умирала, разбрызгивала ее вокруг. Я пришла домой и, не включая света в ванной, вся измазалась кровью прежде, чем поняла, в чем дело. А потом увидела.

Мне было всего пятнадцать — глупый, нелюбимый никем подросток. Ненужная и брошенная, но я также нуждалась в ласке, опеке и утешении. Но… когда бабка прибежала на мой крик… ее горе было безутешно и требовало выхода. И она нашла его. Ополчилась на меня, обвинив во всем. Кричала, что это я убила мать, что такие люди как я, засоряют общество и никому не нужны, что я мусор. Что мне нельзя появляться на людях, ибо в любом месте, где я появлюсь, везде будет боль и страдание. Говорила и многое другое. Это ранило меня, причиняло боль, но я терпела. Я приняла вину.

С тех пор я замкнулась. С горем пополам закончила школу. Бабка сразу поставила мне условие, чтобы я собирала вещи и проваливала.

"Я не отказываюсь от тебя — ты все, что осталось от моей дочери. Но и видеть тебя не могу. Уходи".

И я ушла. Каким-то чудом я окончила первый курс универа, перешла на заочку и стала жить с подругой — единственным реально родным для меня человеком. Лишь благодаря ей я жива до сих пор.

Мне становилось все хуже, и вскоре я уже совсем не выходила на улицу. Мусору не место среди людей. Я причиняю только боль всем. Я мешаю. И я устранилась.

А потом подруга уехала, а я влипла в эту историю. Дальше ты знаешь.

К концу рассказа я заметила, что совсем успокоилась. И, оказывается, сижу на руках у Максима и обнимаю его. Мне стало неловко, но, немного поерзав, не стала ничего менять.

— Бедная моя девочка. Я и не думал, что тебе пришлось столько пережить. Сколько же ты все это держала в себе.

— Мне действительно стало лучше. Спасибо, что выслушал.

— Спасибо, что доверилась мне. Я не предам тебя никогда.

В его глазах было столько уверенности и любви. С души словно камень упал. В сильных руках парня я чувствовала себя спокойно и в безопасности и, хотя он не был всесилен, я знала, что теперь все будет хорошо. Мне хотелось, чтобы это чувство оставалось со мной как можно дольше. Я набралась смелости, сжала плечи парня, потянулась к нему губами. Поцелуй был долгим, сладким и таким нежным, что я совсем расслабилась. Все беды и печали рассеялись, и мне показалось, что даже я имею право на свой кусочек счастья. Вскоре, когда объятия Макса стали настойчивее, а поцелуи более страстные и напористые, я совсем потеряла голову, поэтому, когда он подхватил меня на руки и отнес в спальню я даже не подумала сопротивляться. В голове только промелькнула нелепая мысль: "Ирка ни за что не поверит!".

***

— Геннадий, я нашел контейнер.

В трубке нервно запыхтели.

— Где он? Ты его открывал?

— Да.

Теперь пыхтение стало злобным.

— Какого черта, Макс? Я не просил инспектировать содержимое.

— Ничего особенного. Там просто деньги.