Когда поезд прибыл на станцию, он вынес мои чемоданы на перрон, затем снял шляпу, которую надел, выходя из купе, и откланялся.

Не успела я его поблагодарить, как увидела, что ко мне спешит пожилой человек со словами:

– Мисс Лей! Мисс Лей! Вы будете мисс Лей?

И на время я позабыла о своем попутчике.

Передо мной стоял веселый человек маленького роста с загорелой морщинистой кожей и карими глазами. На нем была вельветовая куртка и шляпа с конусообразным верхом, сбитая на затылок. Брови и усы того же рыжеватого оттенка, что и торчащие из-под шапки волосы.

– Ну, мисс, – сказал он, – вот я вас и нашел. Это ваши чемоданы? Дайте-ка их мне. Вы, да я, да старушка Вишенка скоро будем дома.

Он взял мои чемоданы и пошел вперед, а я за ним, но вскоре он придержал шаг и поравнялся, со мной.

– А дом далеко отсюда? – спросила я.

– Старушка Вишенка нас туда быстро доставит, – ответил он, укладывая мои вещи в двуколку.

Я села рядом с ним.

Он производил впечатление человека словоохотливого, и я не могла удержаться от искушения еще до приезда на место разузнать что-нибудь о людях, с которыми мне придется жить.

– Этот дом, – спросила я, – Маунт Меллин – судя по названию стоит на холме?

– Он построен на вершине скалы, на берегу моря, так что парк спускается к самой воде. Маунт Меллин и Маунт Уидден – они как близнецы. Стоят и будто дразнят море: «Смой-ка нас». А сами-то прочно стоят на скалах.

– Так значит там два дома? – заметила я. – У нас есть соседи?

– Можно и так сказать. Нэнселлоки – из Маунт Уиддена – они здесь вот уже двести лет живут. От них до нас не больше мили, но через бухту Меллин. И семьи-то дружили, пока…

Он замолчал, и я подсказала:

– Пока?…

– Скоро узнаете, – ответил он.

Я подумала, что настаивать на расспросах ниже моего достоинства, и переменила тему.

– А в доме много слуг? – спросила я.

– Ну, я, миссис Тэпперги и наши дочки, Дейзи и Китти. Мы живем в комнатах над конюшнями. А в большом доме – миссис Полгрей, Том Полгрей и малышка Джилли. Ее-то вряд ли можно назвать прислугой. Но коли она там живет, то считается служанкой.

– Джилли! Какое необычное имя, – заметила я.

– Ну да. Джилли – это ночная фиалка по-вашему. Не иначе, Дженифер Полгрей малость спятила, что выбрала ей такое имечко. Не удивительно, что ребенок такой получился.

– Дженифер? Это так миссис Полгрей зовут?

– Нет! Дженифер – ее дочка. Глазищи – огромные, темные, а талия – тонкая. Такая тонкая, что вы и не видывали. Все особняком держалась, пока однажды не полежала с кем-то на сене. А может, в ночных фиалках. Не успели мы обернуться, как появилась малышка Джилли, а Дженифер – она взяла и утопилась как-то утром. Мы-то все догадывались, кто отец Джилли.

Я промолчала, и, разочарованный отсутствием расспросов, он продолжал:

– Не она первая, не она последняя. Джеффри Нэнселлок всюду, где бы ни был, оставлял о себе память в виде потомства. – Он рассмеялся и искоса взглянул на меня. – Не напускайте на себя строгий вид, мисс. Вам он ничего не сделает. Призраки молодым леди не опасны, а это все, что от него – от мистера Джеффри Нэнселлока – осталось… призрак.

– Так он тоже умер. Но он не… не утопился, вслед за Дженифер?

Тэпперти усмехнулся.

– Ну нет. Он погиб в железнодорожной катастрофе. Вы, должно быть, о ней слышали. Поезд только отошел от Плимута, сошел с рельсов и полетел под откос. Много народу погибло. Мистер Джеф – он ехал этим поездом. И наверняка не по богоугодным делам. Но это было его последнее путешествие.

– Значит, с ним мы не встретимся, но полагаю, что с Джилли я познакомлюсь. А больше прислуги нет?

– Есть еще кое-кто – в парке, на конюшне, в доме. Но все это не то, что было когда-то. Многое изменилось с тех пор, как умерла хозяйка.

– Наверно, мистер Тре-Меллин очень грустит о ней.

Тэпперти пожал плечами.

– А давно она умерла? – спросила я.

– Пожалуй, уж больше года будет.

– И он только сейчас решил, что ему нужна гувернантка для маленькой мисс Элвины?

– У нас уже было три гувернантки. Вы будете четвертая. Никто из них долго не задерживается. Ни одна. Мисс Брей и мисс Гэррет – они говорили, что здесь для них слишком тихо и уединенно. Потом была мисс Дженсен. Настоящая красавица. Но ей отказали от места – взяла кое-что, что ей не принадлежало. Жаль. Она нам всем нравилась. Казалось, она считает большой честью и удачей жить в Маунт Меллине. Бывало говорила нам, что очень любит старые дома. Как выяснилось, она еще кое-что любила, потому-то ее и выгнали.

Я перестала его слушать и стала смотреть по сторонам. Был конец августа, и в промежутках между изгородями по обеим сторонам дороги виднелись поля пшеницы с красными огоньками мака и очного цвета. Время от времени попадались дома из серого корнуэльского камня, мрачные и заброшенные на вид.

Наконец впереди между холмами появилось море, и я почувствовала, что настроение мое улучшается. Казалось, что и природа вокруг изменилась. Цветов на обочинах стало как будто больше; запахло соснами, а у растущих вдоль дороги фуксий цветки были крупнее, чем нам когда-либо удавалось вырастить в саду около нашего дома при церкви.

Свернув с дороги, мы стали спускаться с крутого холма к морю. Я поняла, что мы приближаемся к скалам. Вдруг перед нами открылся вид потрясающей красоты. Скалы поднимались прямо из моря, крутые и неприступные; их покрывали цветы и травы. Я заметила гвоздику, красные и белые цветки валерианы вперемешку с вереском темно-лилового цвета.

Наконец показался дом, похожий на замок, замок на вершине скалы. Как и многие другие дома в этих местах, он был выстроен из гранита, но выглядел величественно и благородно – дом, который стоит уже много столетий и простоит еще больше.

– Вся земля вокруг принадлежит хозяину, – с гордостью сказал Тэпперти. – А там, на той стороне бухты – Маунт Уидден.

Я повернула голову и увидела его. Как и Маунт Меллин, Маунт Уидден был построен из серого камня, но меньше и более поздней постройки. Времени разглядывать его не было, так как мы приближались к Маунт Меллину, а меня этот дом интересовал намного больше.

Мы въехали на вершину скалы и оказались перед красивыми коваными воротами.

– Эй, открывайте! – прокричал Тэпперти.

У ворот была сторожка, перед которой с вязаньем в руках сидела пожилая женщина.

– А ну-ка, Джилли, детка, – сказала она, – пойди открой ворота, а то у меня очень ноги болят.

Тут я заметила девочку, сидевшую у ног привратницы. Она послушно встала и подошла к воротам. Мне сразу бросилась в глаза ее необычная внешность с длинными, прямыми, почти белыми волосами и большими голубыми глазами.

– Спасибо, Джилли, детка, – сказал Тэпперти. Вишенка бодро въехала в ворота, и он объявил девочке: – А это мисс, которая будет здесь жить и заниматься с мисс Элвиной.

Голубые глаза, обращенные ко мне, казалось, не выражали абсолютно ничего или нечто такое, что постичь было невозможно. Пожилая женщина подошла к воротам, и Тэпперти представил ее:

– А это миссис Соуди.

– Добрый день, – сказала миссис Соуди. – Надеюсь, вам у нас здесь будет хорошо.

– Спасибо, – ответила я, с трудом переведя взгляд с ребенка на женщину. – Я тоже на это надеюсь.

– Дай-то Бог, – прибавила миссис Соуди и покачала головой, как будто боялась, что надежды ее не оправдаются.

Я повернулась, чтобы снова взглянуть на девочку, но она уже исчезла. Интересно, куда она делась, подумала я. Единственным подходящим местом могли быть кусты герани с темно-голубыми, как море в солнечный день, цветами. Таких крупных кустов мне еще не приходилось видеть.

Мы поехали дальше, и я заметила:

– Девочка ничего не сказала.

– Нет. Она почти не говорит. Петь – поет. Бродит сама по себе. А говорить… почти не говорит.

От ворот до дома было примерно полмили, и по обеим сторонам дорогу обрамляли кусты цветущей герани и фуксии. Кое-где за соснами мелькало море. Вот и дом. Перед ним широкая лужайка, по которой, распустив свои роскошные хвосты, разгуливали два павлина, красуясь перед самочкой. Еще один сидел на каменной стене; по обеим сторонам крыльца – две высокие стройные пальмы.

Дом оказался больше, чем я предполагала, увидев его с дороги. В нем было всего три этажа, но он был длинный и построен в форме буквы «Г». В окнах отражалось солнце, и меня вдруг охватило ощущение, что за мной следят.

Тэпперти подъехал к крыльцу, и не успела двуколка остановиться, как дверь распахнулась. На пороге стояла высокая женщина в белом чепце на седых волосах. Одного взгляда на ее горбоносое лицо с надменным, властным выражением было достаточно, чтобы я поняла – передо мной миссис Полгрей.

– Надеюсь, вы хорошо доехали, мисс Лей? – сказала она.

– Очень хорошо, спасибо, – ответила я.

– Но, наверное, устали и хотите отдохнуть. Входите. Сейчас мы выпьем по чашке хорошего чаю в моей комнате. Оставьте чемоданы здесь. Я распоряжусь, чтобы их отнесли в вашу комнату.

Я почувствовала облегчение. Эта женщина рассеяла то жутковатое ощущение, которое вселил в меня дорожный попутчик. Своими разговорами о смертях и самоубийствах Джон Тэпперти усилил его. Но миссис Полгрей была женщиной иного склада. От нее, казалось, исходил здравый смысл, и, может быть, потому, что долгая дорога меня утомила, мне было приятно это чувствовать.

Я поблагодарила, сказав, что с удовольствием выпью чашку чая, и она провела меня в дом.

Мы оказались в огромной прихожей, настоящей зале, где когда-то, наверно, проходили пиршества. Пол был из каменных плит, а обшитый деревом потолок высок, как в храме. Искусная резьба на балках придавала всему помещению нарядный вид. В конце залы было возвышение, за ним огромный камин, а на возвышении – длинный узкий обеденный стол, уставленный сосудами и блюдами из олова.

– Великолепно! – невольно вырвалось у меня, что доставило миссис Полгрей большое удовольствие.

– Я сама наблюдала за полировкой мебели, – сообщила она мне. – В наше время за служанками нужен глаз да глаз. Эти две девчонки Тэпперти – настоящие вертушки и балаболки, скажу я вам, и, чтобы разобрать, что они замышляют, нужно смотреть в оба. Воск и скипидар – вот из чего получается настоящая смесь для полировки. Все остальные – подделки. Я сама делаю свой состав.

– Результат просто превосходен и делает вам честь, – похвалила я ее.

Мы двинулись к двери в противоположном конце залы, за ней оказалась короткая – ступенек в шесть – лестница. Слева была еще одна дверь, на которую она сначала только указала, а потом, поколебавшись немного, открыла.

– Часовня, – сказала она, и я на одно мгновение увидела перед собой плиты пола из голубоватого сланца, алтарь, скамьи. На меня пахнуло сыростью. Миссис Полгрей быстро закрыла дверь.

– Сейчас мы ею не пользуемся, – пояснила она. – Ездим в церковь в Меллин. Это в деревне, на той стороне бухты… как раз за Маунт Уидденом.

Мы поднялись по ступенькам и оказались в огромной столовой, стены которой были увешаны гобеленами. Дерево стола мягко светилось полировкой, а в нескольких стеклянных шкафах стояла дорогая посуда. Пол накрыт голубым ковром. Из окон открывался вид на внутренний дворик замка.

– Это не ваша часть дома, – объяснила мне миссис Полгрей, – но я решила провести вас в свою комнату через передние покои. Как говорится, познакомить с характером местности.

Я поблагодарила ее, понимая, что она тактично намекает, что гувернантке не положено на равных общаться с членами семьи.

Мы прошли через столовую и, поднявшись еще по одной лестнице, очутились в небольшой уютной гостиной. Стены комнаты были обтянуты декоративной тканью, ею же обиты сиденья и спинки стульев и кресел. Мебель в комнате в основном старинная, и на ней видны следы заботливого ухода миссис Полгрей.

– А это – красная гостиная, или пуншевая, – сказала мне она. – Ее всегда так называли, потому что здесь раньше пили прохладительный пунш. В этом доме мы соблюдаем все старинные традиции.

На другом конце комнаты за тяжелыми парчовыми занавесями скрывалась еще одна лестница, по которой мы вышли в галерею, увешанную портретами. Мне было любопытно, нет ли среди них портрета Коннана Тре-Меллина и поэтому я постаралась взглянуть на каждый из них, но не найдя портрета мужчины в современном платье, пришла к выводу, что, по всей вероятности, он еще не написан и не занял подобающего ему места.

Из галереи вело несколько дверей, но мы быстро прошли по ней, и, когда миссис Полгрей открыла передо мной дверь в другом конце галереи, я поняла, что мы находимся в другой части дома. Помещения вокруг были менее просторными, и я решила, что здесь, должно быть, и размещается прислуга.

– Вот это, – сказала миссис Полгрей, – ваша часть дома. Лестница в конце коридора ведет в детскую. Ваша комната тоже наверху. Но сначала мы пройдем ко мне в гостиную и выпьем обещанный чай. Я приказала Дейзи приготовить его, как только услышала, что вы подъехали. Так что он должен быть скоро готов.