И в довершение ко всему Сорен, мужчина, который любил ее больше чем кто-либо другой и будет всегда любить, был бессовестным садистом, который однажды пробил гвоздями яйца Доминанта в «Восьмом круге», мужчина проигнорировал стоп-слово и мольбы о пощаде своего любовника сабмиссива и избил парня до потери сознания. Нора улыбнулась, вспомнив это. В конце концов, это она подавала Сорену гвозди, пока Кингсли держал мужчину. Они предложили Доминанту два варианта: правосудие Кинга или гражданский суд. Он выбрал правосудие Кинга и вскоре пожалел об этом.

В конечном счете, Мари-Лаура тоже пожалеет об этом. Нора надеялась, что проживет достаточно долго, чтобы увидеть это.

В ее голове мелькали картины кровавого возмездия, Нора игнорировала тихий голос, предупреждающий, что Сорен не сделает ничего, что поставит ее жизнь под угрозу. Спасательная миссия с выбиванием дверей и пистолетными выстрелами приведет к тому, что все они будут мертвы. Даже сейчас она слышала, как скрипит пол за дверью - один из мальчиков Мари-Лауры стоит на страже, готовый пристрелить ее, если ей как-то удастся развязаться.

Тем не менее, стоит попытаться.

Нора медленно повернула руки, пытаясь почувствовать веревки, узлы. В свое время она довольно много практиковала шибари, как профи. Она обожала это, особенно с клиентами, которые оплачивали трех- и четырехчасовые сессии. Связывание клиента в обвязку «обратная креветка» могло занять целый час. Поэтому она знала узлы и знала веревку, и знала, что ни за что на свете ей не удастся выкрутиться из этих уз. Он связал ее запястья и предплечья. Ей придется вывихнуть себе плечи, чтобы выбраться.

Тем не менее, немного вывихнутое плечо еще никого не убило. Чего не скажешь о пулях, они убили достаточно людей.

Нора начала тянуть за веревки, и открылась дверь.

Она замерла, пока Андрей смотрел на нее. Ей не понравилось его выражение лица - крайнее презрение, но это был не худший вариант. По крайней мере, она не видела никакой жестокости или похоти в его глазах.

- Вам помочь? - спросила Нора, но Толстяк продолжал смотреть на нее с немым презрением.

- Она хочет тебя на завтрак.

- Она еще и каннибал?

- Возможно, - ответил он, подошел к кровати и начал развязывать Нору. Как только ее руки и ноги оказались свободны, он кивнул в сторону ванной. - Одна минута. Веди себя хорошо.

Она побежала в туалет и писала, как скаковая лошадь. Она знавала Домов и сабов, которые играли с туалетным контролем. К счастью, извращения Сорена были сосредоточены на более специфических пытках. Хотя иногда он становился немного одержимым во время игр в клубе. Посреди сцены она призналась, что ей очень нужно в туалет, на что он пнул металлическое ведро на середину комнаты со словом: «Давай».

Андрей дал ей одну минуту, и она не потратила ее зря. Пока была в ванной, она быстро осмотрелась по сторонам, пытаясь найти что-нибудь, что можно использовать. Ничего. Ни черта, если только она могла задушить мужчину банным полотенцем.

- Лучше? - спросил он, когда она вышла.

- Мой мочевой пузырь благодарит тебя.

- Не благодари меня. Она не хочет, чтобы ты еще раз обмочилась.

- Она кажется такой чувствительной, - ответила Нора, и Андрей, Толстяк, схватил ее за руку и повел в коридор, его огромный пистолет выпирал сбоку. Нора на мгновение пожалела о том, что отказалась от предложения Кингсли научить ее стрельбе. Сорен в слишком юном возрасте привил ей свой иезуитский пацифизм. Это и предподростковая влюбленность в Макгайвера1 уничтожили на корню желание держать в руках пистолеты. Кингсли давным-давно научил ее основному правилу самозащиты «не делай ничего глупого». Попытка украсть пистолет у огромного наемника, когда она даже не знала, как снять пушку с предохранителя, можно с легкость квалифицировать как глупость. Фатальную глупость.

Толстяк провел ее в столовую, где Мари-Лаура сидела за столом в своем пеньюаре и халате и смотрела на весь мир, как чертова герцогиня на чай. Мари-Лаура ей ничего не сказала, даже не посмотрела в ее сторону, пока брала чашку чая и делала глоток. Толстяк толкнул Нору на пол и встал позади нее. Нора ждала в тишине и украдкой осмотрела помещение. Когда она была на похоронах отцах Сорена, в этой комнате семья собиралась на завтрак. Норе было всего лишь семнадцать, но тогда она понимала, что лучше держать рот на замке, а голову опущенной, и слиться с фоном, чтобы никто не поинтересовался, кто она и что здесь делала. Если бы кто-то спросил, она бы ответила, что была подругой Клэр, сводной шестнадцатилетней сестры Сорена от второго отцовского брака. Это была не совсем ложь. Они с Клэр довольно хорошо ладили. И «подруга Клэр» звучала намного лучше, чем «влюбленный в меня священник, который привез меня сюда, чтобы он мог рассказать мне все свои секреты». Тогда храбрость состояла по большей части из осторожности. Она решила, что и сегодня осторожность сыграет ей на руку.

- Голодна? - спросила Мари-Лаура спустя пять минут тишины.

- Я? - спросила Нора.

Мари-Лаура кивнула.

- Я бы не отказалась от завтрака, если ты предлагаешь.

- Я предлагаю.

Нора начала вставать, но охранник толкнул ее на пол. Мари-Лаура протянула тарелку, ее взял Толстяк и уронил на пол перед Норой.

- Без масла?

Андрей, Толстяк, лишь смерил ее взглядом.

- Ты ведь не против поесть на полу? - спросила Мари-Лаура, когда, наконец, повернулась посмотреть на нее.

- Я полжизни подчинялась. Думаешь, мне впервой приходится есть с пола? - она оторвала кусочек сухого тоста и забросила его в рот.

- Подчинялась полжизни? Интересно... расскажи мне.

- О подчинении? Что именно ты хочешь знать?

- Почему ты это делаешь? Почему тебе это нравится?

- На ответ уйдет чуть больше, чем завтрак.

- Это скорее бранч [9].

- Ладно. Подчинение. Некоторые люди, мужчины и женщины, наслаждаются передачей контроля. Иногда на короткий промежуток времени - во время половых актов. Некоторые любят это делать постоянно, 24/7. Меня заводит отдавать свое тело и волю в руки Сорена.

- Ты не кажешься очень покорной.

- Что же меня выдало?

Мари-Лаура тихо усмехнулась.

- Кто-то не так давно принял очень плохое решение перейти мне дорогу в важном деле. Андрей привел его ко мне на беседу.

Нора догадалась, что эта встреча, которую упоминала Мари-Лаура, была тем видом «беседы», который заканчивался кем-то истекающим кровью на полу.

- Вы оба прояснили все? - спросила Нора, пытаясь сосредоточить свою энергию на быстром поглощении пищи, в случае если Мари-Лаура передумает и заберет еду. Ей нужно поесть, чтобы сохранить силы.

- Он и Андрей прояснили все так, что этот мужчина больше никогда не сможет дышать. Я бы не стала оплакивать его. Он был своего рода демоном, печально известным в той области... ну, в которой известен Андрей.

- В умении ловли рыбы нахлыстом?

Мари-Лаура улыбнулась.

- Понимаешь, и я о том же. Этот мужчина, убивавший ради любви, похоти и денег, умолял, плакал и просил о пощаде. А ты, находясь в такой же ситуации, сидишь на моем полу оскорбляешь меня и остришь.

- Я целый день не оскорбляла тебя.

- Ах, да, это было прошлой ночью. Прости меня. Но, тем не менее... объясни-ка мне, как женщина настолько... - Мари-Лаура остановилась, словно подбирала правильное слово.

- Мужественная? Храбрая? Безбашенная?

- Тупая, - поправила Мари-Лаура. - Как женщина с таким пренебрежением к собственной безопасности может быть счастлива, как глупый маленький питомец, сидя у ног человека. Это ты можешь объяснить?

- Ну..., во-первых, не думаю, что я когда-либо притворялась. Я не особо кокетничаю. И не уверена, смогу ли произнести по буквам слово «кокетничаю» даже если ты будешь держать пистолет у моей головы. Пожалуйста, не нужно, - сказала она, поглядывая на Толстяка, который пялился на нее. Он тоже был тем типом, который не притворяется.

- Но ты была счастлива, сидя у ног моего мужа.

- У него симпатичные ноги.

- Ты не ответила на мой вопрос. Это начинает раздражать.

- Хорошо, серьезный ответ. Готова? Поехали, - Нора глубоко вдохнула. Она не хотел говорить о подобном с Мари-Лаурой, но пока ей интересно, пока она увлечена, Нора будет жива. - Я кончала от подчинения Сорену. Не знаю почему и как. Не могу объяснить так же, как и ты не можешь объяснить, почему любишь чай «ирландский завтрак» вместо «английского завтрака» или что ты там пьешь. Это личные предпочтения. Я люблю это. Он самый красивый мужчина на земле, у него есть внутренняя мощь и драйв, которые меня влекут, он может до усрачки напугать кого-то одним взглядом, он может поставить кого-то на колени одним словом, он может видеть тебя насквозь, если совершишь ошибку и заглянешь в его глаза. И это ошибка, потому что ты никогда больше не захочешь отводить взгляда, не важно, насколько обнаженной и голой будет раскрытое им самое тайное твое «я». Я встаю на колени у его ног, потому что чувствую, что должна там быть. И нет, не потому что настолько не достойна его, а потому что он настолько достоин моей преданности.

«Превосходная речь и правдивая», - решила Нора, когда ее слова заполнили комнату. Правдивая, да, но не совсем. Хотя, в принципе, можно было выложить все начистоту.

- О, - мгновением позже добавила она. - И на мое подчинение у него стоит как каменный, и мужик долбит, как отбойный молоток, когда в хорошем настроении. Не то что бы ты знала что-то об этом.

Мари-Лаура позволила вилке упасть на тарелку, и в комнате раздался металлический лязг.

- Не думаю, что ты мне нравишься, - сказала Мари-Лаура.

- Добро пожаловать в клуб, - ответила Нора. - Здесь много участников, которые составят тебе компанию.

- Мой брат тоже в этом клубе?

Нора проигнорировала вопрос. Попытка объяснить ее отношения с Кингсли могла быть более пугающей, чем попытка объяснить ее любовь подчиняться Сорену.

- Не хочешь говорить о моем брате? - поддела Мари-Лаура. - Прелестно.

- Мы можем говорить о Кинглси. Все что пожелаешь, - Нора решила, что сегодня достаточно надавила на кнопки Мари-Лауры. Сегодняшнее утро расцветало ярко и прекрасно. Она с удовольствием увидела бы еще одно утро.

- Хорошо. Давай поговорим. Но давай-ка ты поработаешь, пока рассказываешь. Собери посуду.

Нора посмотрела на Толстяка, который кивнул ей. С его разрешения она встала на ноги и начала собирать руками посуду.

- Ты в любой момент можешь ответить на вопрос, - сказала Мари-Лаура, отхлебывая чай.

- Эм... Кингсли и я, у нас все сложно. Нет, иногда я ему не очень нравлюсь. А иногда мы как не разлей вода.

- Почему же? Потому что ты избавилась от его ребенка?

Нора едва не уронила посуду на пол. Лишь силой воли ей удалось удержать тарелки и себя от разбивания.

- Да, избавилась, - без стыда призналась она. - Но нет, не поэтому я не нравлюсь ему иногда. Беременность была неосторожностью, его и моей. Он никогда не был так мелочен, чтобы ненавидеть меня за это.

- Тогда почему он ненавидит тебя?

- Нет. Не постоянно. Если он злится на Сорена, я его соучастник, единственный человек на планете, кроме Кингсли, кто может добраться до Сорена. Если он... если он вспоминает, кем они были с Сореном и скучает по этому, то видит во мне врага.

- А ты враг?

Нора поставила тарелки на буфет.

- Нет, я не враг. Даже если бы меня не существовало, сомневаюсь, что Сорен позволил существовать сейчас тем отношениям, который были между ними, когда они были подростками. Трудно поверить, что кто-то все еще влюблен спустя тридцать лет. Так что да, Кингсли может быть в клубе «мне не нравится Нора», но тебе стоит знать, он на все сто процентов в клубе «я не позволю случиться плохому с моими людьми». И я определенно одна из его людей.

- Угроза должным образом замечена.

- Могу я спросить тебя о Кингсли? - Нора взяла салфетку и начала вытирать крошки со стола. Глаза Мари-Лауры заблестели от темного удовольствия.

- Пожалуйста.

- Кингсли и Сорен были друзьями, за неимением подходящего слова, годами. Едва ли можно найти день, когда они не говорили друг с другом. И, несмотря на это, Кингсли более-менее удавалось жить дальше. У него есть тот, кого он любит и с кем делит свою жизнь...

- Ах, да, это. Она мне немного противна. Гаитянка? Мой брат мог бы выбрать и получше.

Нора на мгновение представила, как вонзает вилку в глаз Мари-Лауры. Она бы сделала это, но вилки под рукой не оказалось. Она оставила столовые приборы на буфете.