Тиффани Райз - Госпожа

Нора закрыла глаза, и перед ней всплыло лицо Уесли в тот день, когда она вернулась к Сорену. Выставив Уеса из дома, она испытала больше боли, чем Сорен когда-либо причинял ей, больше чем она сама себе причинила. Она хотела знать, что Уес осознавал это.

- Значит, ты видела своего любовника с другим... и это не взбесило тебя?

- Нет, - просто ответила Нора. - С чего бы это меня волновало? Он не бесился, видя меня с Кингсли. Это было сексуально.

- Это извращение.

- Не критикуй, пока сама не попробуешь.

Мари-Лаура прищурилась и изучала Нору, будто она связанный и сидящий на ее кровати пришелец. Нора смотрела в ответ бессовестно и бесстрашно.

- Ты сидишь и говоришь мне, что мой муж приказывал тебе заниматься сексом с другим мужчиной... и после того, как ты подчинилась, узнала, что он тоже его трахал. Они использовали тебя ради своих извращенных желаний, били тебя, передавали из рук в руки, словно ты шлюха... и ты еще защищаешь их?

- Нет, я не защищаю их. Я трахалась с ними и наслаждалась этим.

- Они трахали тебя.

- Не принципиально.

Нора почувствовала, как одна из веревок ослабла на запястьях. Ее сердце колотилось о грудную клетку. Она должна оставаться спокойной. Сейчас, наконец, может быть, ее шанс. У нее не было плана, ни намека. Если она сможет вырубить Мари-Лауру, то сумеет выбраться через окно. Не каждое же окно в доме было наглухо закрыто.

- Мари-Лаура, дорогая, котеночек, иди сюда. Я расскажу тебе еще одну сказку. И я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, пока я рассказываю ее тебе, чтобы ты знала, что я говорю правду.

- Хорошо. Я люблю твои сказки. Похоже, я должна быть благодарна за то, что мой муж не хотел меня. В противном случае из-за меня твоя судьба была бы под вопросом.

- Ох, да, бедная я. Пришлось заниматься сексом за одну ночь с двумя самыми потрясающими мужчинами на земле. Меня пытали оргазмами. Всеми, я точно не помню, пять или шесть.

- Сколько тебе было, когда ты познакомилась с моим мужем?

- Пятнадцать.

- Неудивительно, что ты оказалась такой. И мой брат.

- Ты ведь знаешь, что Сорен не вампир, верно? Он садист. Ты не превращаешься в извращенца лишь потому, что он бьет тебя.

- Ты все превращаешь в шутку.

- Только то дерьмо, с которого можно посмеяться. И ты думаешь, Сорен сделал из меня извращенку? А вот это смешно.

- Ты отрицаешь это?

Мари-Лаура отошла от своего поста у окна и подошла к Норе. Нора крепко держала запястья и молилась, чтобы Мари-Лаура не заметила разрезанные веревки или лезвие, которое она сжала в ладони.

- На самом деле, да. Вот в чем дело, и будь внимательна. Я произнесу это медленно, чтобы ты смогла понять каждое слово.

Мари-Лаура стояла рядом с Норой, ее руки были скрещены на груди и на лице маска чистейшей снисходительности.

- Сорен, - начала Нора, - садист и Доминант вот и все. Точка. Он не практикует пони-плей или эдж-плей. Не занимается кросс-дрессингом или хочет, чтобы поклонялись его ступням, и не ощущает никакой потребности заставлять утюжить его рубашки, стоя в одном лишь фартуке и на высоких каблуках. У него нет фетиша на волосы или ступни, или туфли, или надувные шары, или зоофилию, или на что-либо еще, кроме боли. Он не хочет играть в доктора. Он не хочет, чтобы я была его щенком на поводке. Он не хочет гарем. Не хочет, чтобы за ним на четвереньках ползал мужчина в латексном костюме. Его желания чисты и просты. Он хочет причинять боль партнеру-сабмиссиву, который любит принимать эту боль. Его потребности скромны и чисты. Но я...

- Что ты?

- За три года до знакомства с Сореном я начала обжигать себя плойкой. Да я бы воткнула в себя иголки ради веселья. После того, как я ушла от Сорена и стала Госпожой, начала играть с Кингсли. После работы и бесплатно, я играла. И играла жестко. У меня была полная конюшня пони-мальчиков, я устраивала медицинские игры с самой сексуальной сабочкой, о которой ты и мечтать не смеешь, я обожала, когда поклонялись моим ступням. Я практиковала все виды эдж-плея, которые ты знаешь и даже изобрела несколько своих. У меня был гарем, у меня были оргии. Я делала то, о чем Сорен и не мечтал. Я фантазировала об извращениях задолго до него. И продолжала после расставания с ним. Фантазировала с ним, без него, на суше, в море и в воздухе. Я делала это при каждом выпавшем шансе и с любым, с кем могла. Я делала это за деньги, ради удовольствия, ради боли и боли от удовольствия. Он занимается этим, потому что должен. Я - потому что хочу. И каждый раз я делаю это ради себя. Все еще думаешь, что это Сорен сделал меня такой?

Нора выбросила руки вперед так быстро, словно атакующая кобра и схватила Мари-Лауру за шею.

- Дорогуша, я извращеннее него.

Она резко и глубоко впилась пальцами в ее кожу и толкнула женщину на пол. В попытке прижать Мари-Лауру, лезвие выскользнуло из ее пальцев. Уже было не важно. Она могла убить ее голыми руками. Нора держала Мари-Лауру за горло, сжимая так крепко, как могла. Она будет без сознания через несколько секунд. Нора не могла, не станет, отступать... все время молясь, чтобы ни один из парней не услышал, как они дерутся на ковре.

Лицо Мари-Лауры стало красным, и ее сопротивление ослабло.

- Досье Кингсли... - Мари-Лауре удалось прохрипеть слова.

- О чем он? - хриплым шепотом потребовала Нора.

- Говорит не недооценивать тебя.

- Хороший совет.

- Мы им воспользовались.

И мир погрузился во тьму.

Кингсли припарковал машину далеко от дома и бесшумно пробрался через лес, выбрав другое направление, чем в прошлый раз. Этой дорогой приехали, Мари-Лаура и ребята, которых она взяла с собой. Под ногами он заметил взрытую землю, следы на болотистой почве. По меньшей мере, с ней двое мужчин. Может быть, трое. Но не больше. Она была налегке и старалась не рисковать. Чем больше людей вовлечено, тем больше вероятность, что один из них облажается или предаст ее. В некоторых операциях чем меньше, тем лучше. В свое время, работая на правительство, когда его одного отправляли на операции, он знал, что тогда ставки были самыми высокими. И они не могут стать выше этой.

Поэтому он пошел один.

Подойдя к краю леса, он остановился. Ему нужно пересечь акр открытой лужайки, чтобы добраться до дома. Лучше держаться в тени и избегать обнаружения. Он ждал, когда подует ветер. Когда это произошло и зашелестели деревья, Кинг закинул винтовку за спину, забрался на дерево и уселся на толстую ветку. С помощью бинокля он осмотрел дом. Одно окно и только одно окно было освещено изнутри - спальня на втором этаже. Мари-Лаура могла бы стать садистом мирового класса. Она определенно овладела мастерством мозготрахания. Она дала ему намек на свое местоположение, и все же требовала их присутствия, если они не хотели умереть.

Казалось, никого не было снаружи. Он изучил каждый дюйм земли и не заметил ни единого патруля. Они были внутри, все. Хотя только одному Богу известно, где именно в этом огромном доме. Нора была целью, единственной пленницей. Где бы Нора не была, там же будет и Мари-Лаура. Скорее всего, в комнате охрана, но нет ни единого шанса, что он сможет пристрелить их отсюда. Если только они удачно не окажутся в одной комнате и не решат встать у окна. Он должен попасть внутрь.

Снова поднялся ветер, и Кингсли спрыгнул на землю. Стоя в самой темной части леса, он сделал глубокий вдох и побежал по открытому полю к дому. Но не быстро - слишком опасно. Он должен передвигаться медленно, чтобы видеть куда ступает. Он добрался до дома и прижался спиной к стене с западной стороны, которая оставалась в тени даже в лунном свете. Если бы это была его миссия, Кингсли бы нанял вора, чтобы отключить все сигнализации и фонари с датчиками движения. Кажется, он и Мари-Лаура думали одинаково.

Теперь находясь рядом с домом Кингсли вспомнил инструкции Сорена.

У входа для прислуги есть окно. Скорее всего, так будет безопаснее всего. Как только пролезешь в окно, окажешься в кладовой, которой больше никто не пользуется. Из кладовой дверь ведет в коридор для прислуги. Он тянется вдоль спален на втором этаже. Не во все спальни есть двери, но в большинство. По крайней мере, можно услышать их, услышать, где они ее прячут.

Кингсли спросил, уверен ли он. Коридор для прислуги мог быть их чудом. Если он сможет прослушать комнаты, не выдав себя, у него появится преимущество.

Я уверен. Слуги никогда не пользовались коридорами. Но я и Элизабет пользовались ими. Мы прятались в этих коридорах, когда слуги были поблизости.

Кингсли оставил винтовку в лесу. Она бесполезна на близком расстоянии. Покидая машину, он взял пару пистолетов. Он молился, что ему не придется их использовать. Первый выстрел убьет одного из них. Второй - Нору.

Кингсли использовал угол рубашки и грубую силу, чтобы сломать замок на окне. Без колебания или паузы, чтобы осмотреться, Кинг проник в кладовую. Лестница была не на много шире, чем размах его плеч, а коридор достаточно широк лишь для одного взрослого. Одного взрослого или двоих детей.

Кингсли достал ручку-фонарь из кармана и посветил себе под ноги. Ему не нужно было видеть, только слышать, но, если в коридоре были крысы, он хотел быть готовым. Один посторонний звук мог означать смерть и ему, и Норе.

Никаких крыс в коридоре, только пыль. Он прикрыл нос и рот ладонью, пытаясь не дышать спертым воздухом.

Через каждые несколько футов была узкая дверь, тайный вход в большие комнаты. В Англии отец Сорена была мелким аристократом - бароном без денег и бесполезным титулом. Но его женитьба на миллионах американских долларов дал ему высокомерие царя. Он не мог жить в нормальном имении. Нет, у него должна была быть усадьба такая же, как и в Англии, дополненная слугами и тайными ходами.

Кингсли остановился, когда заметил, как пол изменил цвет с темного на грязно-белый. Он остановился и присмотрелся. Обычная белая простынь на полу. Но откуда она? Затем он заметил ржавые пятна на белой ткани - старая кровь. Кингсли встал и переступил через простынь, оставляя ее на полу, забытую тень тайной игры двух сломанных детей, в которую они однажды играли.

Приближаясь к концу коридора, Кингсли начал слышать голоса. Его сердце оживилось при звуке, а шаги замедлились. Когда голоса достигли максимальной громкости, он остановился, прижал ухо к стене и слушал.

- Я сразу же поняла. Я знала, что это Сорен оставил такие синяки. Они выглядели как мои. Мне пришлось уткнуться в подушку, чтобы сдержать смех. И затем, вскоре после того как Кингсли трахнул меня, Сорен поцеловал меня. Они пошли выпить вина, как они сказали. Но я не ощутила привкуса вина на губах Сорена. Я ощутила Кингсли. Я ощутила кровь.

Кинг закрыл глаза и прислушался внимательнее. Он знал историю, которую рассказывала Нора - первая ночь, которую они втроем провели вместе. Почему она ее рассказывала? И кому?

- Чья это была кровь? - послышался голос, который Кингсли не слышал тридцать лет, но все же знал его как собственный. Легкий, женственный, всегда кокетливый... но акцент почти пропал. Несколько десятилетий она где-то жила. Где? Вероятно, в Австралии, идеальное место для беглянки, чтобы начать новую жизнь. Возможно, в Южной Америке. С ее оливковой кожей она с легкостью могла смешаться с латиноамериканцами. Она могла поехать куда угодно кроме Франции, куда летал Кингсли, или Италии, где Сорен учился после Святого Игнатия.

- Кингсли, я полагаю. Не видела след укуса на губах Сорена, но на спине Кингсли был.

- Кровь моего брата на губах моего мужа... подходит. И моя кровь на их руках.

- Ты так и будешь перебивать или дашь закончить рассказ? Это ты заставила меня его рассказать. Хочешь узнать концовку или нет?

- Продолжай... не отвлекайся, пожалуйста.

Вот оно. Мари-Лаура заставила Нору рассказать о своей жизни. По крайней мере, Нора могла играть в эту игру и выиграть. Она могла оставаться живой еще тысячу ночей лишь на одних историях.

Он закрыл глаза и слушал рассказ Норы, вопросы Мари-Лауры, которые прерывали ее на каждом шагу. Было странно слышать о той ночи из уст Норы. Он никогда не обсуждал ее с ней. В конце концов, она принадлежала Сорену, и именно Сорен контролировал поток информации, и кому было дозволено знать секреты его малышки. У Кингсли так же был секрет об Элеонор, который он скрывал. Даже в возрасте пятнадцати, шестнадцати лет, он видел признаки. Он пытался сказать Сорену, но Сорен никак не отреагировал. Он запретил Кингсли сообщать Элеонор о своих подозрениях.