На ее скулах выступили два ярко-красных пятна.

Граф с заметной неохотой поднял глаза. Его задумчивый вид выводил Вайолет из себя. Наверное, он мысленно рисовал похотливые сцены, о которых она даже и помыслить не могла.

«Я могу воспользоваться вами, когда пожелаю, мисс Редмонд».

Прошло несколько мгновений, прежде чем граф заговорил. Похоже, его спокойствие тоже не было безграничным.

— Откуда вам знать, что на вас нет насекомых, мисс Редмонд? Вы уверены, что вам не надо нигде почесать?

Его губы были строго сжаты, а в голосе звучала озабоченность. Однако глаза опять блестели.

— Нет, спасибо за заботу.

Вайолет живо представила эту картину, отчего по странному стечению обстоятельств тут же ощутила странный зуд и затаила дыхание, представив его пальцы под своим корсетом. Жгучая волна пробежала по ее спине.

Такого Вайолет никогда не испытывала прежде. «Боже правый!» Она посмотрела на лестницу.

Граф заметил ее взгляд.

— Прошу меня извинить. Просто не каждый день я вижу, как на званом вечере дама запускает руку себе под платье.

Довольно! Пора было придумать какую-нибудь ложь.

— Если вам угодно, я пыталась достать ожерелье, которое соскользнуло туда с шеи.

— Когда я увидел вас сегодня вечером, на вас не было никакого ожерелья, — спокойно заметил граф.

Словно он только и следил, как она сама попадется в собственную ловушку.

— Вы очень наблюдательны, — спокойно возразила Вайолет. — Вам не приходило в голову, что ожерелье могло расстегнуться, пока я спускалась по лестнице, или даже в моей комнате, а я не заметила? Мне надо подняться наверх и посмотреть, пока не подали ужин. Возможно, оно все еще у меня под платьем. Будьте осторожны, когда мы окажемся под люстрой. На камень может попасть луч света и ослепить вас.

Граф удивленно рассмеялся. Вайолет была безнадежно сражена его смехом и ничего не могла поделать. Почему ей так нравилось удивлять его? Ведь этот мужчина использовал ее как приманку, чтобы поймать ее брата.

А ведь Лайон может быть где-то поблизости. Два противоречивых и равно опасных желания разрывали Вайолет на части.

— Вы разговаривали с ребенком, — небрежно произнес граф.

Боже, значит, он все видел!

— И вы тоже.

Он улыбнулся:

— Разве можно так говорить о хозяйке дома?

— Вижу, вы согласны со мной.

— Мари-Виктуар моя давняя знакомая.

Вайолет фыркнула.

— Прошу вас! Даже я поняла, что она больше, чем просто знакомая.

На мгновение лицо графа смягчилось, как несколько дней назад в каюте. Он был доволен собой, их разговор стал непринужденным, и Вайолет поняла: граф пусть и немного, но все же доверяет ей.

Несмотря ни на что, она вновь испытала желание оберегать и лелеять это доверие. Ведь оно возникало так редко.

— Что ж, — согласно кивнул граф, — Мари-Виктуар действительно была актрисой. Во Франции многие были у ее ног и сражались за нее. Она объявила, что безумно влюблена в меня, пообещала ждать, пока я не разбогатею, а потом вышла замуж за графа — кажется, в тот самый миг, когда «Фортуна» покинула порт.

— Полагаю, это были чрезвычайные обстоятельства. Вам было больно?

Слишком смелый вопрос, потому что Вайолет хотела сбить графа с толку и отвлечь внимание от себя. Он помедлил.

— Графиня — авантюристка, добивавшаяся успеха зачастую благодаря счастливой случайности, но, наверное, то же можно сказать и обо мне. А чрезвычайных обстоятельств в ее жизни было предостаточно. Полагаю, к ним относился и мистер Хардести.

Довольно расплывчатый ответ.

Вайолет было неприятно представлять Лайона с этой красивой и бессердечной пустышкой.

— Вы не обязаны испытывать к графине симпатию, мисс Редмонд. Просто наслаждайтесь ее гостеприимством. Сегодня в меню, да и в постели, не будет никаких насекомых, но я не могу гарантировать, что это продлится до конца нашего плавания.

— Вы пытаетесь отговорить меня продолжать путешествие, капитан?

— А разве до сих пор вы испытывали от него удовольствие?

Музыка достигла своего апогея.

— Пока мы оба не смогли выяснить, что же движет мистером Хардести. Если только вас ему не представили, — солгала Вайолет.

— Этого не случилось. Мистер Хардести через графа выразил сожаление, что не сможет прийти. Какое совпадение, правда? А у графа с графиней нет маленьких детей, — подчеркнул Флинт. — Так кто был этот мальчик? Когда я посмотрел в его сторону, он кинулся прочь.

Так вот почему он убежал! Так поступил бы каждый, кто не привык к пристальному взгляду синих глаз графа. По крайней мере, это не она напугала ребенка.

Вайолет почувствовала облегчение и благодарность.

Ей стоит быть осторожной. Она заставила себя посмотреть Флинту в глаза, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Во время одного из них сложенный листок царапнул ей кожу.

— Не знаю. Наверное, он прибежал из кухни. Он решил, что я его мама. Назвал меня мамой. Думаю, он имел в виду «мадам».

— Он назвал вас мамой?

Голос графа был чуточку удивленный и насмешливый.

— Почему вас это развеселило?

— Вы уже могли бы стать матерью.

— Спасибо за замечание, — сухо ответила Вайолет.

— Вы любите детей?

— Я отношусь к ним спокойно.

Флинт снова взглянул на нее, пытаясь понять. Его лицо было серьезным, мягким и задумчивым, и отчего-то Вайолет вдруг особенно остро ощутила его прикосновения; теплую руку, лежащую на талии, пальцы, сжимавшее ее ладонь, а ведь с другими она танцевала совершенно механически. Она чувствовала себя как-то иначе, ведь так прежде до нее никогда не дотрагивались. На какой-то головокружительный миг Вайолет потеряла нить разговора, но ей было все равно. Так не похоже на нее, потому что раньше она никогда не утрачивала самообладания.

Внезапно она узнала это чувство: такое уже было, когда она впервые увидела море. Ощущение покоя, дикой красоты, в которой не было ни капли безмятежности, просто бесконечная способность к изменению.

Она заставила себя вернуться к реальности, рассерженная и испуганная, словно сбитый с толку ребенок.

— У вас есть дети? — резко спросила Вайолет.

Слишком прямой вопрос мужчине, который не был женат и не знал своего отца. Но Вайолет не желала быть вежливой. Она хотела вернуть их обоих на землю.

Лицо графа стало совершенно неподвижно. Совсем как в тот миг, когда она назвала его дикарем.

Вайолет презирала себя. Ее охватило раздражение, потому что никогда раньше она не испытывала неприязни к себе.

Еще одно новое чувство, познанное ею благодаря графу. Словно Вайолет была ящиком Пандоры, а он его открыл.

— Не знаю, — наконец тихо ответил он.

Два простых слова и таких ужасающих. Конечно, большинство мужчин, принужденных дать честный ответ, сказали бы то же самое.

Вайолет пожалела, что спросила его, и, как обычно, растерялась.

— Я не вел себя опрометчиво, — добавил он.

Боже! Вайолет не желала слышать никаких объяснений. Ей не хотелось представлять его с женщинами.

— Конечно, нет, вы просто мужчина. Не улыбайтесь.

Но было уже слишком поздно, и его лицо озарила улыбка. На этот раз она была незлой, а почти нежной. Граф умел без усилий предугадывать течение беседы и парировать улыбкой, словом или молчанием любую попытку Вайолет понять его. Ей следовало бы разозлиться, но она не злилась.

Напротив, она была напугана.

Вайолет на миг опустила взгляд, пытаясь разобраться с охватившими ее чувствами, но перед глазами вновь возник белоснежный галстук графа. Она сделала вдох, и одновременно с ней то же проделал граф Эрдмей. Дыхание ароматнее, чем вино, чем коньяк, чем морской воздух. Вайолет утратила дар речи.

— Вы бы хотели иметь семью? — спросила она, глядя на его галстук.

— Да, — тут же отозвался он.

Она удивленно подняла голову.

— Почему вас это удивляет? Разве я не могу мечтать о том, что есть у многих?

— Конечно, — поспешно произнесла Вайолет.

Ее голос прозвучал слишком мягко, потому что граф посуровел. Он не терпел фамильярности.

— С Фатимой?

К удивлению Вайолет, в ее голосе слышался оттенок язвительности.

Он скривил губы в усмешке, явно довольный.

— Все может быть. Просто мне нужны жена, земля и средства, и тогда мы сможем родить наследников.

Просто! Вайолет вспомнила легенду о возникновении рода Редмондов, вражду с семейством Эверси, по преданию длившуюся с 1066 года. Слово «просто» не относилось к ее семье.

— Но ведь вы граф. Разве вы не можете найти себе более знатную спутницу?

— А разве я не могу делать то, что мне заблагорассудится, будучи графом?

— Возможно, — мрачно согласилась Вайолет.

Граф снова улыбнулся, как будто не мог сдержаться. Морщинки в уголках глаз становились глубже, и это притягивало Вайолет.

— А вы не мечтаете о семье, мисс Редмонд, о детях, которые будут называть вас мамой?

Она задумалась. Чтобы завести семью, необходимо выйти замуж, а Вайолет не могла представить мужчину, который подходил бы на роль ее мужа, такого мужчину, из-за которого отец не отрекся бы от нее.

— Наверное, да.

Вайолет помедлила, но через мгновение поняла, что сказала правду, хотя и не знала, откуда пришло это ощущение.

— О такой семье, как ваша?

Вайолет подумала о своих родителях, их сложной и таинственной жизни, об исследователе Майлзе, его очаровательной супруге Синтии, о том, как они нарушили традицию в семействе Редмонд, о Джонатане, высокомерном негоднике, почти ровеснике Вайолет, о пропавшем Лайоне, этом проклятом Лайоне, чья записка так царапала ее кожу под платьем, что ей срочно было нужно подняться наверх и попытаться его найти.

Вайолет так любила их всех и отчаянно желала, чтобы все оставалось так же, как до исчезновения ее брата.

— Нет, — на удивление твердо ответила она. — Если и мечтаю, то совсем о другой.

Граф тоже казался удивленным. Он собирался что-то сказать, но тут музыка стихла и он грациозно завершил танец.

Вайолет слишком поспешно попыталась выдернуть руку.

Естественно, он тут же сжал пальцы. На мгновение его глаза потемнели: то ли от вспыхнувшего подозрения, то ли умоляюще. Он пристально смотрел ей в лицо.

«Смотрите, лорд Флинт». Вайолет не отвела взгляда, вздернула подбородок. Ради Лайона она постарается сохранить непроницаемый вид.

— Мне надо воспользоваться…

Вайолет деликатно замолчала. Она не собиралась говорить графу, что ей нужно в туалет. Она не обязана объясняться. Ради всего святого, она же не пленница.

Она опять попыталась выдернуть руку и сердито приподняла брови.

Граф нехотя отпустил ее с таким видом, словно они уже больше не увидятся.

Вайолет знала, что он смотрит ей вслед, когда повернулась и попыталась спокойно дойти до бесконечной лестницы.


* * *

Она распахнула дверь в спальню и тут же стала вытаскивать из платья записку Лайона, одновременно нащупывая на письменном столе перо и чернила.

Обведя кружком букву Y, она посыпала ее песком, потом начала писать: добавила «но» и нахмуренную рожицу с бровями домиком (она была сердита на него) и сердечко (Вайолет все-таки любила Лайона). Времени было мало, но Вайолет успела нарисовать W, плюс и глаз: «Почему?» — и посыпать рисунок песком. Она не надеялась, что Лайон сможет ответить на ее вопрос с помощью рисунков.

Внезапно до нее донеслось тихое шуршание. Кто-то был в комнате. Вайолет застыла. По коже побежали мурашки.

Снова этот шорох, словно от одежды. Может быть, крыса? Или…

Боже, нет! Ей показалось, она услышала дыхание, Вайолет не двигалась с места. И снова до нее донесся еле слышный вздох.

Вайолет поняла: звук исходит из-под кровати. Лайон?

На всякий случай крепко сжав в руке ножик для открывания почты, она на цыпочках подошла к кровати.

Толстый ковер приглушил шаги. Вайолет очень медленно и осторожно опустилась на колени и отдернула одеяло.

На нее глядели огромные испуганные глаза.

— Аааа! — Вайолет и грязный мальчишка закричали одновременно.

Вайолет отшатнулась назад, а мальчик, оперевшись на локти, выскользнул ужом из-за одеяла и собрался улизнуть.

— Боже мой! — воскликнула Вайолет, прижав руку к груди, где бешено колотилось ее сердце. — Кто ты? — спросила она и потянулась, чтобы схватить мальчишку.

Он отпрянул.

— Посмотри под кроватью.

Вайолет повторила попытку поймать мальчика, кинулась к двери, чтобы преградить ему путь.