Элизабет Бикон - Граф-затворник

– У меня есть очень способный кузен и очень беспокойный старший брат. В нашей семье они занимались мировыми проблемами, а кузен Джек частично занимается ими до сих пор, – ответил он с кажущейся легкостью, какой на самом деле уже не чувствовал.

– То есть они работают, а вы тревожитесь, моден ли ваш жилет да сюртук и до блеска ли начищены сапоги? Как расточительно!

– Но хотя бы безвредно. Вы же похищаете джентльменов, которые не сделали вам ничего плохого, держите их взаперти в каком-то бараке и да еще упрекаете меня в пустой жизни, мисс Моралистка.

– Кто говорит, что я мисс?

– Вот они. – Он небрежно провел указательным пальцем по ее пухлым губкам. – Кроме того, иначе бы вы понимали, что оставаться наедине с повесой вроде меня молоденькой женщине очень опасно, – предупредил он, хотя и чувствовал: его голос упал на целую октаву от мысли испробовать на вкус ее губы. На мгновение он встретился с ее бездонными глазами, но увидел в них не только любопытство, но и еще что-то, делавшее ее очень уязвимой.

– Да, я догадываюсь, – рассеянно подтвердила она.

– Но все равно сюда возвращаетесь, – произнес он почти обвинительным тоном.

– Ешьте свой ужин! – резко приказала она и крикнула, чтобы ее выпустили.

Маркус прислонился к грубо отесанным доскам стены и напустил на себя полное безразличие. Правда же была в том, что он сидел в этой тоскливой дыре и без конца грезил, чтобы она поскорее вошла сюда и хоть ненадолго осветила его жизнь.

– Новостей нет? – спросила Персефона у Алекса, как только они сбежали от Корисанды и остальных блюстительниц традиционных нравов и наконец остались наедине. Суматоха по поводу внезапной помолвки уже стихла, и гости поспешили по своим покоям поскорее сообщить о предстоящем событии своим знакомым.

– Не больше, чем вчера, – угрюмо ответил он.

Персефона до сих пор не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Она не хотела видеть, как он расстраивается из-за этой навязанной свадьбы, он ведь оказался в этой ловушке по ее милости, ради нее пытался отыскать Маркуса.

– Прости, мне очень жаль. – Она сумела выдавить слабую улыбку.

– Мне тоже, но разве ты виновата в пропаже твоего брата?

– Ты отлично понимаешь, я не об этом.

– В таком случае я тоже. Но если уж мне суждено жениться, то лучше на тебе, чем на любой другой из всех знакомых мне дам, – ответил он и криво улыбнулся.

Ах, как она старалась поймать эту улыбку последние несколько недель, не признаваясь в этом себе!

– Ну, хоть что-то, – легко произнесла она, насколько это было возможно после стольких часов самобичеваний и тревожных снов.

– Ты, без сомнения, могла выбрать в мужья куда более достойного джентльмена, но, похоже, пообещала себя не самому лучшему. Ты даже не успела как следует обдумать последствия такого замужества. Выходит, это я должен сожалеть и просить прощения.

– Не стоит, поскольку я очень даже рада, – ответила она и наконец рискнула встретиться с ним взглядом.

Алекс смотрел на нее немного озадаченно, но по его взгляду трудно было что-то прочесть. Казалось, после чувственных ласк прошлой ночи он вновь от нее закрылся, и она постаралась не придавать этому большого значения.

– Как только мы поженимся, для меня будет лучшим занятием мужа и наслаждением любовника поддерживать в тебе это состояние, дорогая, – ответил он и посмотрел взглядом голодного волка, каким, по его мнению, явно должен был смотреть на нее будущий муж.

Персефона решила: должно быть, он научился скрывать свои сокровенные чувства еще задолго до отъезда в Индию. Все-таки детство без родной матери, но с безразличным отцом и сводным завистливым братом сильно подорвало его доверие к миру. В плену он, вероятно, обратил свою самодостаточность в крепкую броню, дабы не открывать своих эмоций мучителям, как бы они ни старались. И теперь эта броня оказалась между ними.

– В таком случае что же ты ожидаешь от своей жены в ответ?

– Всего, что ты готова мне дать. Надеюсь, наш брак не принесет затруднений в твою жизнь и не станет ловушкой, в которую часто попадают благородные леди. В результате замужества они наконец получают совсем не то, к чему готовились всю свою жизнь, поэтому горько разочаровываются. Прозвище «охотница за мужем» тебе не грозит, но мне ненавистна мысль, что моя супруга будет чувствовать себя пойманной и посаженной в клетку с табличкой «жена». Что она будет вынуждена терпеть мое супружеское внимание, пока хотя бы пара наследников не обоснуется в детских комнатах моих старинных домов, домиков и домишек, которые еще придется как-то осовременивать. Кстати, будем надеяться, у тебя больше способностей по облагораживанию антикварных развалин, чем у меня. В твоем распоряжении есть несколько отличных экземпляров, их необходимо будет привести в божеский вид, если мы с нашими будущими отпрысками захотим жить более или менее комфортно.

– Надеюсь, мы скоро это выясним, – ответила Персефона, считая, что комфорт и удобства сейчас наименьшая из всех проблем.

– Полагаю, что ты больше волнуешься о своем младшем брате, чем о неустроенности быта в моих владениях?

– Разумеется, – ответила она с усталым вздохом.

Алекс читал ее, словно открытую книжку, а его собственные мысли и опасения по-прежнему оставались для нее тайной за семью печатями.

– Тогда я готов признать: нужна помощь в поисках. Теперь, когда я открыто объявлен влюбленным по уши женихом, я уже не имею права исчезать из твоей жизни, как на прошлой неделе. Миссис Беддингтон теперь будет следить за нами, как ястреб за добычей. Она все надеется уловить признаки отчуждения там, где, по нашим уверениям, есть только неодолимая страсть.

– Конечно, ей очень хотелось нас оскандалить… думаю, ты прав, – согласилась она, словно уже превратилась в молоденькую кроткую женушку. Тут она заметила нахмуренные брови Алекса, ему явно не очень-то понравилась ее покорность. – Я довольно сильно устала, – дернув плечами, добавила она, словно это могло объяснить ее непривычное послушание.

– Твоя матушка предлагает нам встретиться у озера после ланча. К этому времени нетактичные гости, вроде миссис Беддингтон, уже будут заняты сами собой. Нам можно будет спокойно обсудить все приготовления к нашей свадьбе. Очевидно, леди Мелисса и ты знаете какой-то тайный путь к озеру, она намекнула мне: если я тебя хорошенько попрошу, ты мне его покажешь. По-моему, послеполуденный отдых или безделье в доброй компании леди Сиборн – идеальное противоядие против страстей и драмы. Мне сообщили, я могу порыбачить, пока вы расслабляетесь и обсуждаете, как сделать в сентябре незабываемой нашу слегка поспешную свадьбу.

– Она не хотела показаться властной, – слабым голосом выдавила Персефона.

– Я понимаю, с ее стороны это скорее твердая материнская рука, – с ласковой улыбкой ответил он.

Девушка отчаянно захотела, чтобы эта ласковая улыбка предназначалась не матери, а ей самой – вместо той закрытой, настороженной улыбки, которой он одарил ее сегодня утром, будто прибавил Персефону к списку людей, с кем должен внутренне держать дистанцию.

– Да, у моей матушки рука именно такая, – согласилась она, жалея, что мать сейчас уже не может с легкостью решить все проблемы, как было в детстве.

– Не исключено, жена Джека тоже скоро приобретет такое умение справляться с трудностями. Полагаю, это кредо всех гранд-дам с широким кругом ответственности.

– Наверное, – согласилась Персефона с неприятным чувством, будто постоянное сравнение с Джессикой показывает неведомые ей глубины человеческой слабости.

– И вы с лучшей подругой обменяетесь впечатлениями, как бы поизящнее править мужем железной рукой, чтобы он того не заметил. Как говорится: делать это в бархатной перчатке.

– Ты полагаешь, я стану гранд-дамой?

– Ты станешь графиней Калверкоум, и я не смог бы найти жены лучше, даже если бы тщательно обыскал все британские острова. Что до сравнений, то я заявляю: ты и сейчас гранд-дама, моя дорогая Персефона, – ответил он со своей причудливой нежной улыбкой, именно она позволила ей к нему приблизиться и подтвердила: брак может оказаться счастливым для них обоих.

– Тогда я вполне довольна тем, что выйду замуж за гранд-джентльмена. Будем каждое утро за завтраком поздравлять друг друга с нашим взаимным величием, дабы напоминать слугам, как им повезло с такими хозяевами.

– Так и будет, – ответил он таким тоном, словно уже практиковался в подобном искусстве.

– Персефона! – услышали они крик маленькой Пенелопы.

Появление младших сестер исключило все дальнейшие возможности обсудить детали и ловушки их предстоящего брака. Девочки набросились на старшую сестру с восторгами и упреками, почему она им раньше ничего не сказала.

– Ну как, ты счастлива, моя дорогая? – спросила свою дочь леди Сиборн.

Они вдвоем смотрели, как Алекс, сбросив свой роскошный жилет и закатав рукава, учит Пенелопу правильно забрасывать удочку.

– Скоро буду, – со слабой улыбкой откликнулась Персефона.

– Я полагаю, что ты со временем пришла бы к тому же, даже если бы Корисанда и не вмешалась. Она всегда завидовала тебе, моя дорогая, и не могла устоять перед возможностью убрать тебя с дороги, да еще со скандалом. Сомневаюсь, что она понимает, как внимательно теперь будут за ней приглядывать Джек, Маркус и твой Алекс. Она бы не выглядела и вполовину такой самодовольной, если бы у нее хватало ума понять: именно из-за ее вмешательства так скоро состоится ваша свадьба.

– Мне нет смысла ей мстить, – сказала Персефона и поняла, что действительно так считает. Да, она никогда не выбрала бы себе мужа подобным способом, но едва ли она могла найти кого-то более подходящего, чем мужчина, за которого она сейчас собиралась замуж. – Мы с лордом Калверкоумом вполне поладим, и это само по себе будет ей как нож в сердце. Она-то ведь, судя по всему, не способна ни с кем ужиться больше недели.

– Мне очень хочется, чтобы твоя жизнь в браке была бы несколько лучше, чем просто «вполне поладим», – мягко произнесла мать, и Персефона осознала: мощная фигура Алекса перед ней расплывается, глаза заволокло слезами.

Сморгнув слезы, она приказала себе не быть гусыней и вспомнила, какой… почти любимой она чувствовала себя прошлой ночью. Это было настолько поразительно, что она не могла дождаться момента, когда испытает это во всей полноте, как настоящие любовники. Ей не терпелось устроить свадьбу и все прочее, чтобы поскорее оказаться в брачной постели. И если Александр готов сделать ее настоящей женой, она будет только счастлива и не станет задумываться о чем-то лучшем.

– О любви в браке я потом подумаю, – ответила Персефона, стараясь уверенно смотреть в будущее. Она сделает все возможное, чтобы они оба жили счастливо. Было бы настоящим преступлением упустить такой шанс. – Уверена, жизнь леди Калверкоум сложится замечательно. Во всяком случае, как только Александр привыкнет делиться со мной своими заботами, мыслями и хоть немного своими чувствами. У меня в голове не укладывается, как семья могла так равнодушно с ним обращаться! Как они могли не ценить столь прекрасного, благородного и доброго человека, каким он был с ними? Отец и брат вели себя настолько бессердечно, что он отправился в Индию, только бы не видеть их до своего совершеннолетия и вступления в права наследства своего деда!

– Бессердечным и недалеким людям свойственна ненависть к тем, кто противоположен им по душевным качествам, особенно если они видятся каждый день. Для Уолтера и Фарранта маленький Алекс всегда был вечным примером того, кем им быть не суждено. Он унаследовал от своего деда целостную натуру и абсолютную целеустремленность, а от матери – страстность и то, что называется поэтичной душой. Конечно, ужасно, что его мать отказалась от него из-за подобной души, это своего рода предательство. От Фортинов он взял очень мало, разве что высокий рост и синие отцовские глаза. Только представь, как это раздражало Фарранта. Он видел: младший брат растет, превращаясь в прекрасного юношу, похожего на греческого бога Аполлона. Было ясно: он способен достичь гораздо больше любого Фортина.

Мать и дочь непринужденно наблюдали за веселой рыбалкой. Если поначалу Персефона и сомневалась, что ее сестренки смогут поладить с совершенно незнакомым им человеком, то сейчас отчетливо увидела – они уже приняли его в качестве будущего родственника. Немного завидуя маленьким сестрам оттого, что сейчас они интереснее для него, чем она, Персефона отвела взгляд от резвящихся сестер на берегу и посмотрела на мать в надежде на дополнительные сведения о своем женихе.

– Похоже, Фаррант Фортин не был одарен приятной внешностью? – забросила она удочку.

– Да, и поэтому ничего удивительного, что он так ненавидел своего младшего брата. Фаррант по своей натуре был человеком недобрым и всегда с радостью обвинял Алекса в своих грехах и промахах. Я понимаю, почему старый лорд Трегарон так часто приглашал мальчика к себе, но, когда он умер, это обстоятельство еще сильнее осложнило Алексу жизнь. Ему пришлось жить с отцом, который завидовал его будущему наследству, а брат шел на все, чтобы его обобрать. Я часто задавалась вопросами: что Элайсин Лин могла найти в этом мужчине, почему так настойчиво стремилась за него замуж? Ее не остановили ни возражения отца, ни здравые отговоры подруг. И Уолтер Фортин оказался точно таким ужасным человеком, каким его все представляли. Я иногда думала: может, она бежала, потому что он бил ее или даже делал что-то похуже.