Джоанна Мэйкпис - Графиня-бесприданница

– Сэр Рис, я перед вами в вечном долгу, – тихо проговорил граф, подойдя к ним.

– Тогда позвольте мне просить руки вашей дочери, – сказал с улыбкой Рис. – Если бы не ее молитвы, я бы не выдержал и погиб.

– Вам еще жить да жить, – сказала Филиппа и вдруг зарыдала. – Когда вас ранили, я думала, это конец!

– Сердце мое, я уже видел себя у врат рая или ада, – с мрачной усмешкой проговорил Рис. – Но я не открыл их, потому что Господь услышал ваши молитвы.

Хотя Филиппа все еще не оправилась от навалившихся на нее потрясений, она подошла к телу Хильярда и опустилась перед ним на колени. Его большие голубые глаза были открыты и слепо смотрели куда-то вверх. Сейчас он был похож на простого коммерсанта, каким он ей представился сначала, и она тяжело вздохнула, осознав, что из-за него чуть не утратила доверие ко всему человечеству. Она закрыла Хильярду глаза, но тут подошел Рис и стал равнодушно разглядывать своего поверженного врага.

– Не жалейте его, дорогая. За деньги он упрятал бы в тюрьму любого. Сомневаюсь, что он отпустил бы вас, хотя дал честное слово вашему отцу. Скорее всего, вы бы закончили свои дни в Тауэре только за то, что хотели спасти своего отца.

Она встала, и Рис прижал ее к себе. Она заплакала так же, как в тот день, когда умер дедушка.

– Сэр Рис, есть ли здесь более подходящее помещение, чем эта каморка? Я хотел бы увести Филиппу отсюда, – сказал граф, подходя к ним.

Рис вопросительно посмотрел на Ричарда.

– По-моему, кухня сейчас самое приличное место во всем доме, – ответил Ричард.

Граф повел свою дочь в дальнюю часть дома и обрадовался, увидев камин и рядом с ним стул. Граф бережно усадил Филиппу, видя, что она в полуобморочном состоянии.

– Милорд, что делать с телами убитых? – спросил Ричард с порога кухни.

Пришел Рис и, взглянув на Филиппу, нахмурился. Его лицо приобрело тревожное выражение.

– Она в шоке от всего пережитого, но у нее сильная воля и твердый характер. Через некоторое время, и она придет в себя, – сказал граф. – Сэр Рис, вы хорошо знаете эти места. Как вы считаете, что делать с телами убитых? – спросил граф.

– Думаю, их лучше оставить там, где они лежат. Нужно обыскать весь дом и тела убитых и уничтожить все найденные документы. – Он замолчал и, подойдя к Филиппе, взял ее за руку. – Я сейчас вернусь, только отдам необходимые распоряжения.

Филиппа проводила его взглядом и посмотрела на отца.

– Я недаром молилась – никто из нас не погиб.

– Филиппа, у меня не будет другой возможности поговорить с тобой, так как, только мы уйдем отсюда, мне придется снова искать убежище у надежных людей. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Она кивнула, с трудом сдерживая слезы.

– Передай маме, что я люблю ее и, Бог даст, мы с ней скоро увидимся в Малинэ.

– Она всем сердцем будет стремиться к тебе, потому что беззаветно любит тебя. Папа, ради всего святого, береги себя! – взмолилась Филиппа.

– Я сказал Рису Гриффиту, что разрешаю ему обвенчаться с тобой, но ты должна сама решить, выходить ли тебе за него замуж или отказать. Я убедился, что он будет тебе хорошим мужем, потому что любит тебя всей душой. Полюбишь ли ты его в ответ?

– Я полюбила его всем сердцем, только…

– Только что?

– Я боюсь, что если мы с ним обвенчаемся, то отношение к нему при дворе изменится и он впадет в немилость. Рис не должен жениться на дочери изгнанника.

– Он сам выбрал тебя, Филиппа, и дело теперь только за тобой: или ты принимаешь его предложение, или отказываешь ему. Я не тороплю тебя с ответом, но… – Он помолчал, о чем-то размышляя. – Мне будет спокойнее, если ты будешь рядом с Греттоном. Ты всегда сможешь навестить бабушку, успокоить и поддержать ее, и… если что-нибудь со мной случится, мама приедет к тебе сюда, и Гриффит примет ее с подобающими почестями.

– Я должна подумать, что лучше для Риса, потому что я люблю его и не хочу навредить ему.

– Пора ехать, милорд, – входя в комнату, сказал Рис.

Когда они вышли, Филиппа обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на дом, в котором она столько пережила, не надеясь, что они с отцом останутся в живых. Мужчины оседлали коней. Питер наклонился и, подняв Филиппу, посадил ее к отцу. Всадники пришпорили коней и выехали на дорогу, ведущую в город.

– Мне кажется, милорд, что сейчас самое время вам с Эллардом расстаться с нами, и я бы посоветовал вам не возвращаться к сэру Оуэну, – почтительно проговорил Рис, когда они достигли окраины Ладлоу и остановились в небольшой рощице.

– Мой друг, мы пришли к такому же решению, так как Хильярд мог сообщить властям, у кого я скрывался. Но за нас не волнуйтесь. Мы найдем себе новое убежище.

– Если бы мистер Эллард приехал в «Золотое руно» через два дня, скажем, в полдень, то я бы прислал ему записку, где сообщил бы, как дела в Греттоне. А теперь, милорд, позвольте мне взять у вас бесценную ношу и доставить ее в Греттон-Мэнер. Если вы не возражаете, мистер Фиэрли поедет с нами.

Граф спешился и взял Филиппу на руки. Она обняла его за шею и крепко прижалась к его груди. Когда отец поцеловал ее, она не выдержала и заплакала. Отец передал ее Рису, и тот бережно взял ее из рук графа и посадил перед собой. Она до тех пор смотрела вслед удалявшимся всадникам, пока их не поглотила предрассветная мгла. Когда Рис выехал из рощи, Филиппа пододвинулась к нему поближе, положив голову ему на грудь.

Филиппа сидела на садовой скамейке и с грустью смотрела на увядшие цветы, еще недавно восхищавшие ее своей красотой и изяществом. Воздух был по-осеннему свеж, и Филиппа поплотнее закуталась в плащ, накинув на голову капюшон. Мать и бабушка обсуждали с приехавшим из Бристоля мастером надгробный памятник дедушке. Гвенни, пришедшая со своей молодой хозяйкой в сад, замерзла на холодном ветру и выглядела настолько несчастной, что Филиппа сжалилась над ней и отправила ее погреться, так что впервые с тех пор, как Рис привез ее из заточения домой, всю дорогу крепко прижимая к себе, Филиппа осталась совершенно одна. Она рассеянно смотрела, как сын садовника сгребал опавшие листья и подметал садовые дорожки.

Шел третий день, как ее освободили из плена, но Рис так и не появился. Несмотря на все его клятвенные заверения в любви, он, по всей видимости, решил ее бросить. Может, у него появились сомнения относительно его брачного союза с дочерью изгнанника, заклятого врага короля Генриха?

Когда три дня назад они приехали в Греттон и Рис, оставаясь в седле, осторожно передал ее подошедшему к ним главному конюху, она почувствовала сожаление, что приходится расставаться с любимым. Ей бы радоваться возвращению домой, но она смотрела вслед удалявшемуся Рису с щемящим чувством тоски, перешедшим в глубокое отчаяние. Когда они той ночью мчались обратно в Греттон, его сильные руки заботливо придерживали ее, и она подумала, что с радостью осталась бы с ним навсегда. Она так устала от всего пережитого, что едва держалась на ногах, и Питер подал ей руку, чтобы она оперлась на нее, пока Рис разговаривал с ее матерью. Затем он уехал, и ее отвели в дом, где уже ждала верная Гвенни. Бабушка распорядилась, чтобы ванну перенесли к ней в комнату и наполнили горячей водой, куда бабушка добавила немного розового масла, что, по ее мнению, должно было успокоить внучку, потрясенную предательством человека, которому она помогала и которого защищала. Да, сэр Рис Гриффит был, как всегда, прав: сколько раз он говорил ей, что Мэйнарда надо остерегаться! Филиппа с удовольствием погрузилась в пахнущую розами горячую воду, и мать помогла ей вымыть густые длинные волосы. Потом они с Гвенни намылили ее мылом домашнего приготовления, ополоснули чистой теплой водой и закутали в тяжелые полотенца, привезенные с Востока. Филиппу посадили у камина, в котором весело потрескивали дрова, и Гвенни расчесала своей хозяйке еще влажные волосы и одела ее в ночную сорочку. Но хотя в комнате было жарко, Филиппа долго не могла согреться. Графиня велела Гвенни идти спать на свой топчан, а Филиппу отвела к себе в комнату и уложила в свою постель. Наконец Филиппа забылась тревожным сном, освободившись от ужасов ночной схватки, когда у нее на глазах погибли Роджер Хильярд и его солдаты.

На следующий день она немного успокоилась и рассказала матери, что произошло в ту страшную ночь, поделившись с ней своими переживаниями об отце и Ричарде Элларде.

– Не волнуйся, дорогая. Твой отец не раз был в таких переделках, что, казалось, он неминуемо погибнет, но, слава богу, всегда выходил победителем. Я уверена, что и сейчас он найдет надежное пристанище и скоро отправится обратно в Бургундию, где я с ним и встречусь… – Графиня замолчала и пристально посмотрела на дочь. – По-моему, твое благополучие в надежных руках… Но если ты считаешь иначе, мы вернемся в Бургундию вместе.

– Я знаю, что Рис Гриффит любит меня, но из-за женитьбы на дочери изгнанника ему придется пожертвовать слишком многим, – сказала Филиппа, глубоко вздохнув.

– Он знает, на что идет.

– Но если у него появятся сомнения, что он выбрал не ту невесту, то его за это никто не осудит, – возразила Филиппа.

Те же самые мысли пришли ей в голову и сейчас, в саду, и она зябко поежилась, но не от осеннего ветра, а от холода, закравшегося ей в душу.

Вдруг она каким-то невероятным образом – даже не обернувшись – почувствовала, что он здесь, рядом. Несколько мгновений она сидела не шевелясь, затем обернулась, и ее умоляющий взгляд был красноречивее всяких слов.

Рис, высокий, улыбающийся, стоял под аркой, которая в летнее время служила опорой для вьющихся роз. Филиппе показалось, что он хочет о чем-то спросить ее и поэтому слегка замешкался, прежде чем подойти к ней.

– Я уж думала, что вы бросили меня, – торопливо проговорила она, вставая.

Он быстро подошел и обнял ее, и она прижалась к его широкой мускулистой груди.

– Что вы решили? – нетерпеливо спросил он, слегка откинувшись назад и пристально глядя ей в глаза.

Она вдруг почему-то смутилась, когда Рис посадил ее рядом с собой на садовую скамью.

– Почему вы не приезжали? Что-нибудь случилось? – тихо спросила она, опустив голову и теребя складки своего черного траурного платья.

– Откровенно говоря, я хотел дать вам время подумать над моим предложением, хотя уже съездил к священнику и договорился о нашем венчании, с которым нам надо поторопиться, поскольку ваша мать хочет вернуться в Бургундию. Так что вы решили? – спросил он, с надеждой заглядывая ей в глаза.

– Я люблю вас, – призналась она. – Я ушла из замка только потому, что хотела найти вас и все объяснить. Как я поняла, вы рассердились на меня…

– Филиппа, дорогая, я гневлив, но отходчив. Тогда вы посмотрели на меня с таким осуждением, что у меня сжалось сердце от горя и обиды, но потом я представил, что всю свою жизнь вы жили в постоянном страхе за тех, кого любили, и постоянно боялись, что их отдадут в руки короля. Я вернулся в замок, чтобы найти вас и заставить поверить мне. Но когда я узнал, что вы ушли из замка и не вернулись, я испугался, что навсегда потерял вас.

– Я люблю вас, Рис, и хочу стать вашей женой, но боюсь, что женитьба на мне принесет вам одни несчастья. Король…

– Успокойтесь, дорогая. Генриху совершенно безразлично, что я делаю, потому что я не льстивый придворный, заискивающий перед ним там, в Вестминстере. Я для него ничего не значу, но, если он все же что-то задумает против меня, мы спрячемся от него в Бургундии, как это сделали ваши родители.

– Но тогда вы потеряете все!

– Вы самое дорогое, что у меня есть, Филиппа! Раз вы согласились стать моей, мне больше ничего не надо! – с пылкостью влюбленного возразил ей Рис.

Она подняла на него свои сверкающие глаза, и он привлек ее к себе, покрывая поцелуями ее счастливое лицо. Она прижалась к его груди, сердце к сердцу, опьяненная радостью и восторгом.

Рис прошептал ей на ухо:

– Тогда завтра?

Она кивнула, и он, слегка откинувшись назад, залюбовался ее лицом, которое стало еще прекраснее от полного счастья.

– Дорогая, дайте мне вашу руку.

Филиппа удивленно взглянула на него и протянула руку. В ознаменование их помолвки он надел ей на безымянный палец кольцо. Это было простое кольцо с печаткой, на которой был изображен незнакомый герб, и Филиппа с недоумением посмотрела на своего жениха.

– Я не хотел бы, чтобы вы носили кольцо моей матери, как принято в некоторых семьях. Кольцо, подаренное моим отцом, принесло ей одни несчастья. А это кольцо подарил мне человек, которым я в молодости восхищался – он был моим первым учителем в искусстве побеждать. А еще я специально для вас заказал кольцо, в которое вложил всю мою любовь и обещание, что вы никогда не испытаете боли и одиночества, которые выпали на долю моей матери. Вы мне верите, дорогая?

– О, мой любимый, я верю и буду верить вам до конца своих дней!