Мария Акулова - Гранатовое зернышко

Мир гулял руками по женскому телу, практически до боли сжимая то, что так хотелось сжать, губами прошелся по шее, ключицам, груди…

Амина в это время рваными движениями пыталась справиться с рубашкой, а пуговки все мешали – выскальзывали, терялись, сами заскакивали в петельки, из которых уже были высвобождены.

В конце концов, Мир снял сам, а потом испустил тихий гортанный звук, когда почувствовал наконец-то и ее руки на своем теле.

Это все враки, что настоящим мужчинам не нужна ласка, на самом деле, прикосновение правильной женщины для них не менее важно. Мир был настоящим, Амина – правильной.

– Куда ты…? – Амина потянула Мира от двери в комнату, он запротестовал. Хорошо ведь стояли. Ему удобно – она рядом, в пределах доступности. Ей тоже вроде бы неплохо. Но, видимо, не идеально.

– Сюда.

Мира крутануло на месте, а потом он, охнув, сел на диван, стоило Амине аккуратно его подтолкнуть.

Мир хмыкнул, Амина тоже, а потом забросила ножку на мужское колено, приподнимая бровь.

Зараза знала, что он испытывает особое неравнодушие к этой ее части тела. Тем более тогда, когда все та же зараза наряжала свои сраные… теперь уже и его любимые туфли и чулки с кружевной резинкой. Ох…

Улыбаясь, глядя прямо в глаза Амины, которая в тот же момент щелкнула выключателем, погружая и без того сумрачную комнату в полную темень, наклонился к той самой резинке, коснулся губами ткани, зацепив и свободный кусочек кожи, а потом схватил ткань зубами, стягивая…

– Порвешь – убью, – Амина сделала замечание, чувствуя, как по телу бегут мурашки.

– Договорились, – Мир же порвать не боялся. Боялся, что она может ногу отдернуть, передумать, взбрыкнуть. Но пока, вроде бы, все шло по плану. Ее, конечно же, но он в такие моменты подчиниться был не прочь.

Справившись с одним чулком, пройдясь поцелуями от бедра до щиколотки, Мир занялся другим.

– Уронишь – убью, – следующую угрозу Амина выдала, когда отбросив те самые чулки вслед за туфлями, Мир протянул руки к ней, притягивая на колени.

– Не уроню, – а потом аккуратно извернулся таким образом, что Амина оказалась на диване, чувствуя, как кожзамная обивка тут же прилипает к коже, Мир же – сверху, впивается в губы, параллельно освобождаясь от ремня. – А глаза блестят просто безумно… – сказал напоследок, чтобы потому уже не говорить – дальше уж неважно…

***

– Амине-ханым…

– Ммм?

– Ну ты же женщина, солнце мое. Хранительница очага… Все такое…

– И что?

– Так почему, хранительница моя, я должен был тут на четвереньках практически эквилибристикой заниматься, если диван-то у нас – раскладной…

Об этом Мир узнал минут через десять после того, как они с Аминой в унисон слились в том самом творческом экстазе, и Амина решила, что лежать под… на… вплотную с большим мужским скрючившимся телом ей не нравится.

О чем Миру и сообщили и попросили… разложить диван.

Он посмотрел осуждающе, но просьбу исполнил, а потом растянулся счастливо, перехрустел всем затекшим, похлопал рядом с собой, зазывая присоединиться…

– Потому что дама хотела…

– Потому что дама хотела? – договорить Мир не дал, навис над Аминой, мурлыча вопрос, касаясь носом носа, а потом и губ губами. – Я заметил… Очень хотела… Мне приятно..

– Ха, – Амина же позволять глумиться над собой не собиралась, поэтому на шуточный призыв тут же продолжить не ответила, отпихнула Мира обратно на диван, улеглась на грудь, фиксируя, чтоб не выпендривался. Хотя доля правды в его словах была – очень хотела. Безумно. Его. – Потому что дама хотела разнообразия… – а если честно, потому что просто не дотерпела бы. Но он об этом не узнает.

По-правде, это и саму Амину удивляло. Никогда ее не одолевали плотские желания. Для нее, как и для многих женщин – секс был приятным дополнением. Если он есть в жизни – отлично, становится куда веселей, если нет… Никакой трагедии. Так было до начала их странных отношений с Миром. Ведь вместе с ними в жизни Амины пришло не просто желание, а настоящая потребность получать от Мира ласку. Постоянно хотелось, чтоб поглаживал, целовал, касался, ну и секса тоже хотелось.

На первых порах Амина объясняла себе это долгим перерывом в интимной жизни. А ведь перерыв действительно был нешуточным. Но в таком объяснении была одна важная, по мнению девушки, логическая брешь – такое желание должно бы постепенно утоляться, ведь Мир был щедр на все необходимые ей ласки, иногда даже получал по рукам, когда позволял себе ластиться на людях, но желание только возрастало. С каждым днем, с каждым разом, с каждым взглядом.

В этом была огромная опасность, Амина это понимала. И то, что пора прекращать – понимала, но отчего-то не спешила…

– Дама хотела, дама его получила. А я?

– А что ты? – Амина запрокинула голову, заглядывая в лицо Мира.

– А я тоже чего-то хочу… Что мне делать?

– Можешь рискнуть спросить…

Наверное, поступок опрометчивый, но Амина сначала ответила, а потом уж подумала об этом.

–Хорошо… Я спрошу…

Мир сделал театральную паузу, а Амина забыла вдохнуть.

– Хочу тебя себе.

– В смысле? – после чего вновь запрокинула голову, глядя с сомнением.

– Переезжай ко мне, Амина. Все равно ведь рано или поздно…

– Нет, – ответ получился безапелляционным и даже резким.

– Почему? – но Мир был не из робкого десятка, тут же отступать не стал.

– Потому что нет.

Чувствуя, что настаивай он и дальше, все может пойти совершенно не по плану, Амина даже вскочила… насколько могла – села на диване, отодвинулась.

– Так не пойдет, Амине-ханым, – Дамир же поступил не так, как от него ожидала Краевская – не продолжил настаивать, повторяя свое «почему» в лоб раз за разом. Он тоже сел, пододвинулся к ней, обнял сзади, положил подбородок на плечо, заговорил спокойно, даже тихо. – Я рано или поздно возьму тебя в жены…

– Да не пойду я! – Амина попыталась столкнуть его голову с плеча, но где там! Он уже не впервые заводил эту песню. И каждый раз Амина отвечала ему, что это бред и глупости, а он опять в ту же степь.

– Тшшш, – и не бесится даже. Не спорит. Будто для себя решил… И все, от остальных ему нужно не согласие, а только перед фактом поставить. – Рано или поздно тебе придется переехать. Так почему не сейчас? Ты ведь сама говорила, что у вас тесно с родителями.

– Я говорила, что мы живем в тесноте, да не в обиде, Бабаев. Выражение такое… устойчивое. Слышал о таких? Нет? Ну так погугли. Это полезней, чем всякий бред нести, – звучало грубо. Пожалуй, даже более грубо, чем Амине хотелось, но она сейчас не особо-то следила за языком. Надо было отбить атаку, тут уж не до дипломатии.

– Значит, нет? – а ему хоть бы хны. Уникальный человек…

– Нет.

– Ну тогда позже поговорим, – Мир коснулся плеча Амина поцелуем, вновь растягиваясь на диване.

– Позже тоже будет нет! – Амину такое его спокойствие разозлило еще больше. Она обернулась, вновь блестя глазами. Но теперь уже злыми.

– Но мы поговорим… – он же, спокойный как удав, просто смотрел на нее, не выражая никаких особых эмоций. – Я все о тебе узнаю, Амине-ханым. Прими это как данность. Сколько бы времени это у меня не заняло.

– Жизни не хватит.

– Значит, возьму вторую в кредит…

Спорить с ним было бессмысленно. Это Амина усвоила. Даже ее красноречие, умение всегда найти какую бы шпильку пустить в ответ, с ним не помогало.

Он брал башню осадой. Амина была башней, осада длилась и длилась. Но если еще к телу она, можно считать, подпустила его совершенно добровольно, пускать в свое прошлое, а значит, и в будущее, не планировала.

Там было слишком личное, сокровенное. Да она и представить себе не могла, как рассказала бы все постороннему человеку.

Ей и так в последнее время снились слишком тревожные сны. Сны, в которых смешивались черты двух кардинально отличных людей. Ее Ильи и постороннего Мира. Засыпала она с мыслями об одном, а просыпалась, горячо дыша и пылая из-за снов о другом. Она чувствовала себя пакостно.

Не могла смотреть в лицо Людмиле, которая и так все прекрасно понимала, но вопросов не задавала. В глаза Николая смотреть Амина уже даже не пыталась – было не просто стыдно, было больно, ведь казалось, что смотришь в те самые глаза, которым изменяешь. Любишь, но изменяешь.

– Давай лучше спать, – Мир потянул ее вновь к себе, уложил рядом, обнял.

Такие разговоры у них происходили часто. Заканчивались одинаково. Поэтому подобное поведение не было чем-то непривычным. Амина не взбрыкнула, не продолжила стычку, послушно легла, закрыла глаза, сделала глубокий вдох, ощущая концентрированный запах туалетной воды и тела человека, которым, кажется, пропиталась уже и она, а потом попыталась заснуть без мыслей.

Как ни странно – получилось. С ним спать было спокойно. Сомнения не мучили. Почему? Фиг поймешь…

Дамир же дождался, пока дыхание Амины станет ровным, только потом позволил себе коснуться макушки губами, целуя, тем самым прощая ей все ее остроты и колкости, скрытности и надежно запакованных в шкафу скелетов.

В конце концов, он знал, что выбирал. Как говорят: «видели глаза, что покупали – теперь ешьте, хоть повылазьте». Он в своем выборе не сомневался, принимал его со всеми сопутствующими составляющими. Другое дело, что было бы куда легче, если бы этот выбор делал шаги навстречу чаще…

Сегодняшний случай был исключением. Дико приятным, но редким. Обычно же понять, что она не то, что за их отношения – а не против, было очень сложно, разве что по небольшим нюансам, для того, чтобы отметить которые приходилось прилагать огромные усилия.

– Я люблю тебя, птичка, что бы ты ни делала.

Когда он понял, что влюбился? Наверное, подглядев за танцем. Когда понял, что любит? Каждый раз, видя ее, понимал это заново. Понимал по-новому. За что-то новое любил. За бездонность глаз. За курносый нос. За губы, изогнутые в язвительной ухмылке. За целеустремленность небывалую. За гордую осанку и крутой нрав. За танцы незабываемые. За звук дыхания даже. Вот сейчас, например, он любил ее именно за это – за теплую макушку на своей груди, пахнущую абрикосовым маслом, и практически неслышное дыхание.

Поэтому, ради того, чтоб открывать с каждым днем все больше причин ее любить, Мир дал себе обет не отступать. Смириться со сложностями, переть против ветра к цели. Оно того уже стоило, а дальше только лучше. Лучше или ничего. Выбор очевиден.

– Еще раз объясните мне, пожалуйста, что мы сейчас делаем…

– Ты сидишь дома, Люд. А мы с Амишей едем за диваном…

Амина обреченно вздохнула, но кивнула.

Обещанный ей месяц прошел давно и безвозвратно. Намеки о том, что пора бы и честь знать в исполнении Краевских становились все более частыми. Отпускать их Амина была категорически не готова и не согласна, поэтому пришлось идти на компромисс. Еще месяц в обмен на… тот самый диван.

Если уж ее старики вбили себе что-то в голову – так тому и быть. С момента приезда они решили, что спать на раскладушке – не дело. После того, как Амина смогла уговорить их продлить свой визит – вопрос встал еще острее.

Хотя острым он был для них – Амина-то неудобств не чувствовала. Неудобно ей было возвращаться домой после ночевок у Дамира. Стыдно. А спать на раскладушке – за милую душу.

– Но не вы же его тащить будете? – диалог происходил в коридоре квартиры Краевской. Сама Амина сидела на табурете, зашнуровывая кроссовки, Николай Митрофанович достал из кармана рубахи расческу и теперь привычно – по-армейски, аккуратно подправлял и без того отлично лежавшие волосы. Выглядел мужчина на свой возраст отменно. Он был подтянут, двигался не по годам быстро, если бы не признался как-то, что коленка беспокоит – родные не догадались бы. Демонстрировать свои слабости он не привык. Волосы хоть и с отблеском седины, до сих пор оставались каштановыми, глаза не потеряли цвет, как это часто бывает, сохраняли все такой же насыщенный серый.

Амина часто в последнее время смотрела на него как обычно, но, в то же время, по-новому. Говорят же, что дети – повторение своих родителей. В частности, внешнее повторение. И вот Илья… Если бы… Если бы у них был шанс… Он, наверное, был бы таким…

Но мысли эти были опасными – слишком болезненными. Жалили в самое сердце и ныли-ныли-ныли…

– Нет, не мы, мамочка, – зашнуровав кроссовки, поднявшись, Амина подошла к Людмиле, поцеловала в щеку, взяла в руки ключи. – Мы заплатим и проследим, чтоб доставили аккуратно. Нести будут их ребята. Все уже договорено.

– Ну ладно…

Людмила посмотрела на готовых уже родичей скептически. Тоже нашлись – грузчики. Миниатюрная девочка и пенсионер. Но если действительно просто проследят – еще терпимо.

– А приготовить-то вам что? Голодные ведь вернетесь.

– Окрошку, – Николай манерничать не стал. Экватор лета шел на них неумолимо быстро и неумолимо… жарко. В квартире было еще терпимо, а вот после улицы хотелось разве что пива холодного, да такой же окрошечки.