В мужской груди защемило. Он ведь не ждал благодарности. Совсем не ждал. Знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать — первичными в этой ситуации для нее будут страх и злость.

— Мы дрались не совсем за тебя, — Мир же решил сказать то, что ей все же следовало бы знать. — Мы дрались за твою свободу. Я победил, значит, ты теперь свободна…

— От него? — Амина хмыкнула. Признание его звучало горько. Свобода, отвоеванная одним у другого — всегда условная.

— Вообще. Он к тебе больше не подойдет. Наши не поймут и не позволят. Ему и так ничего хорошего не светит. Он в жены выбрал девочку из влиятельной семьи. Отец девочки обо всем узнал и поставил ему ультиматум — если еще раз услышит хоть что-то подобное — разбираться не станет.

— Думаешь, этим можно его напугать? — Амина очень сомневалась.

— Думаю, да. Как я понял, у самого Шахина с семьей сейчас не лучшие времена. Что у него в бизнесе, что у отца. А свекор — единственный, кто держит их на плаву. Ну и не дурак он — прежде чем начать кредитовать, заставил переоформить все на дочь. Так что Шахин не посмеет рыпаться. Разве что…

— Разве что ценит меня больше денег? — Амина хмыкнула. А что? Звучит красиво. Это ведь действительно будет крайне романтичным доказательством чувств — если преследовавший ее большую часть жизни Шахин вдруг появился бы на ее пороге — раскаявшийся, без гроша за душой, зато с искренним признанием в любви. Проблема в одном — романтично это только звучит. А о любви речь тут не идет. Максимум — желание обладать трофеем.

— Разве что совсем слетит с катушек.

Дамир улыбнулся, Амина тоже.

Постельный разговор получался странным. У всех нормальных людей в спальне сплошные зайки с котиками и интим, а у них чужие мужики на устах.

— Ну а если все же явится. Что делать будем?

— Подумаем, когда явится. А сейчас иди ко мне, пожалуйста, — Мир протянул к девушке руки, она не отказал в просьбе — приблизилась, обняла, дала поцеловать, — любить тебя буду.

Штиль ведь… Пользоваться надо. Об этом Мир не забывал. А обо всяких Шахинах уже наговорился.

Да и проблемы ведь действительно можно решать по мере их поступления. Если явится — будут думать. А пока думать не было никакого желания. Было желание любиться. Пока есть силы. И когда сил уже нет.

К сожалению, думать таки пришлось. Но чуть позже. Через пару дней. Когда Шахин все же явился…

Глава 21

Синяки и ссадины потихоньку сходили. Возвращались силы. Спать хотелось меньше, больше хотелось работать.

На исходе второй недели пребывания у Мира дома Амина начала порываться вернуться в свою квартиру. Теперь пустую и холодную, но свою. Перебраться к нему для Краевской было сродни полной капитуляции. А она не готова была капитулировать.

Дамир, конечно же, был против.

— Зачем? Ты все равно здесь проводишь времени больше, чем там. Да и из Бабочки бы сразу ехали сюда, это же экономия времени, Амина.

— Затем. А будешь много выступать — первый аргумент отпадет сам собой, — Амина ответила, глядя на мужчину прямо, вздернув бровь. Вот ведь бесовка. Вбила себе в голову и все — не переубедишь.

Обсуждали они этот вопрос долго. В какой-то мере мучительно. Даже ругались немного. Но победительницей вышла все равно Амина.

Поэтому-то в один из свободных вечеров Дамир сидел на кровати, всем своим видом выражая недовольство и абсолютную неготовность ударить палец о палец ради помощи, Амина же порхала по квартире — собирая привезенные раньше вещи.

— Ты вообще сюда возвращаться не планируешь, да? — собиралась так, будто действительно боялась что-то забыть, а потом уже никак не смогла бы вернуть. Мира это бесило. Бесила та легкость и воодушевленность, с которой Краевская носилась по квартире. Хотелось схватить ее в охапку, сначала по мягкому месту надавать, а потом к кровати за ногу пристегнуть, на свое место посадить и уже самому заняться сумкой. Только не сборами — а наоборот. Так же радостно, как она сейчас ее пакует, по одной доставать оттуда вещи и с улыбкой на лице разбрасывать их по квартире. Что-то подсказывало Миру, что Амина тогда сидела бы на его месте с таким же выражением на личике, как у него сейчас.

— Я оставляю зубную щетку. Не начинай… — Амина отмахнулась, остановилась посреди комнаты, оглядывая ее. Вроде бы все взяла. Это хорошо. В размышлениях Мира все же была доля правды. Может, завтра сюда она и вернется, но рано или поздно наступит момент, когда уже нет. Момент этот и без того будет трагичным. Для обоих. Поэтому к нему нужно быть всегда готовой. И готовым тоже. — Я все, — вроде бы все взяла, ничего не забыла. Можно с вещами на выход…

Амина застегнула сумку, глянула на злющего Мира.

— Ты меня проведешь или как? — он так насупил брови и надул губы, что Амина прямо не знала — плакать или смеяться. Выглядела его обида безумно искренней и глубокой.

— Зараза ты, Амина. Бессовестная. — Выразив свое недовольство, Мир все же встал, подошел к сумке, взял ее в руки, а потом отвесил заразе хлесткий шлепок по попе. Хоть немного душу отвел.

— А ты членовредитель, — Амина же ответила, потерев пострадавшее от шлепка место, а потом повернулась к Миру, обнимая же шею и целуя. — Спасибо.

Понимала, что поступает по отношению к нему очень некрасиво и нечестно. Чувствовала свою вину. А еще прекрасно знала — он имеет право реагировать куда более жестко. Имеет право ставить ультиматумы. Имеет право порвать первым, ведь ее поведение не лезет ни в какие ворота. Но он почему-то каждый раз находит в себе силы, мудрость и терпение на то, чтобы позволять ей творить то, чего требует ее потерявшая всякие ориентиры душа.

Ее штормило не на шутку. И она абсолютно не знала, куда ее повернет уже завтра. Не знала, как отреагирует, стоит Миру начать давить сильнее. Не знала, как жить.

Дамир все это понимал. Поэтому-то и подстраивался под нее. Уступал, хотя все его нутро протестовало. Ему-то виделся прямой и просто путь — он, она, они, вместе, рядом, всегда. Ссорятся и мирятся. Ласкаются и бьют посуду. Работают, спят, едят, живут, дышат. Все это очевидно и элементарно. Для него. Но, к сожалению, не для нее.

Людмила просила не давить на Амину. Он пытался, как мог.

Поэтому-то и позволял сейчас уехать.

— Идем, — забросив сумку на плечо, а другой рукой сжав Аминину ладонь, Мир направился к двери.

* * *

Во дворе было уже темно, но до сих пор душновато. Такая жаркая погода не мотивировала людей на поздние вечерние прогулки — Амина с Миром вышли в пустой двор.

Еще от двери парадной Мир клацнул ключом сигнализации, на что машина отреагировала, радостно мигнув фарами.

— И дался тебе это переезд посреди ночи… — а потом продолжил бурчать, даже уже не глядя на Амину. Какой смысл? Ее все равно не пронять. Как бы ни хотелось.

— Бабаев… — Амине же и ответить-то толком нечего было.

— Что «Бабаев»? — Мир успел уже подойти к машине, открыть багажник, забросить в него сумку, а потом развернулся к девушке.

— Не смотри на меня так, — и одного его взгляда — такого беззащитного, в котором явно читалось — он любит, а вот она заставляет его страдать — было достаточно, чтобы сердце Амины дрогнуло. И сердце, и руки, и решительность…

Взгляд любящего мужчины — ни с чем не спутаешь. В нем не прочтешь готовность сворачивать горы, в нем нет страстной жадности, в нем нет превосходства, там другое — там полная беспомощность и беззащитность. Когда смотришь в глаза любящего тебя мужчины — понимаешь, что он полностью в твоей власти. И каждый твой ответ на важный для него вопрос — это либо казнь, либо помилование.

К сожалению, Миру от Амины чаще всего доставались именно казни…

Но сегодня был шанс получить хоть одно, хоть маленькое помилование. Сердце Краевской на самом деле дрогнуло — захотелось забрать сумку из багажника, а потом молча вернуться в его квартиру. Пусть не навсегда, пусть даже не разбирая потом вещи, но хотя бы сегодня не вгонять очередной нож по самую рукоять в то сердце, которое так искренне и так сильно ее любит…

— Хорошо, — и она даже руку протянула, чтобы именно так и сделать, вот только…

— Салам… — что Амина, что Мир вздрогнули, разрывая зрительный контакт и резко разворачиваясь в ту сторону, откуда прозвучало приветствие.

* * *

— Тебе тут не рады, Шахин.

Он вышел из тени находившегося тут же, во дворе, дерева. Что Амина, что Мир понятия не имели — как давно он там стоял и что слышал. Но отреагировали на его появление они приблизительно одинаково — у обоих сжались кулаки и челюсти, обоим захотелось закрыть другого, а потом в очередной раз выгнать его из собственной жизни вроде как навсегда, но, скорей всего, ненадолго.

Мир в этом плане оказался более проворным — выступил чуть вперед, загораживая собой Амину, дождался, пока Шахин подойдет, разглядел его внимательно — натурально жалкого с до сих пор виднеющимися ссадинами, бросил слова в лицо.

— Ты не рад, а она пусть за себя скажет… — Шахин заглянул за спину Бабаева, смотря с ухмылкой на Амину. — Или она что, так меня боится, что дар речи теряет и приходится за твоей спиной прятаться?

— Это не она боится, это я за тебя боюсь, Шахин. Если отойду — она тебя не хуже, чем я недавно, оприходует. Так что не гневи бога…

За Амину ответил Мир. Врал ли? Конечно, врал. Подпускать Шахина на пушечный выстрел к Амине не собирался. И так получилось, что слово свое не сдержал — этот крендель к ней и сейчас подойти не должен был.

— Чего тебе нужно? Хочешь, чтобы я со свекром твоим связался?

Услышав угрозу, Шахин скривился. К сожалению, такая перспектива его не радовала. Вообще, чувствовать себя пойманным на крючок ему было противно. А виновата в этом все та же чертова Эмине, которая с детства ему покоя не давала…

— Не угрожай мне, а дай лучше с невестой поговорить…

— К черту пошел… — тут уж не выдержала Амина. Бросила ответ со всем презрением, которое чувствовала в своей жизни, пожалуй, к нему одному.

— Она тебе не невеста. Давно. Считай, никогда и не была. Я же говорил…

— Да, — Шахин заулыбался. — Говорил. А еще говорил, что тебя ждала… Вот только помнишь, что я тебе тогда ответил? — Мир помнил. И очень не хотел, чтобы Шахин повторил это перед Аминой. — Не ждала она тебя, брат, она другого нам предпочла. Сначала мне, потом всем… Ты его видел вообще? Там же взглянуть не на что — щуплый, мелкий, светлоглазый какой-то, патлы длинные, ни обеспечить ее не мог достойно, ни даже от меня защитить — недоразумение одно. И вот это-то недоразумение она нам и предпочла…

— Заткнись… — Мир услышал голос Амины из-за собственной спины, и он звучал так тихо, и одновременно так страшно, что оглянуться Бабаев не решился.

— А то что? Эмине? Что ты мне сделаешь? Твой верный пес меня уже избил, мой же свекор скорей всего разорит. Что ты мне можешь сделать такого, что заставило бы меня прекратить говорить тебе правду? Правильно, ничего. Поэтому я продолжу. Одного понять не могу… Эмине, если ты так его любила — этого своего русского танцора, почему не побрезговала потом лечь под другого? Почему под него? — Шахин кивнул на Мира, глядя при этом прямо на Амину.

— Иди в машину, — Дамир же обратился к Амине, вот только шансов на то, что она послушается, почти не было. Так и вышло. Амина осталась стоять, так и не дав ответа.

— Ты же мне когда-то клялась, что либо он, либо никто. Даже после смерти его клялась, что больше никогда… Что тебя тошнит от одной только мысли… И я же четко помню, что речь не только обо мне шла — обо всех. Это ведь твои слова, что ты один раз в жизни любить можешь. Ну так что изменилось? Или в этом-то и есть вся ценность твоего слова? Сегодня — одного, завтра — другого…? — Шахин хмыкнул, а потом на Мира уставился. — Не верь ее словам, брат. Ой не верь… Видишь же — сама не знает, чего хочет. Тосковать по своему танцору или…

— Поехали, — не желая больше слушать этот бред, Мир взял Амину за руку, подвел к пассажирскому сиденью, усадил, дверь за ней закрыл. А потом вернулся. — Все сказал? Тогда езжай с богом. Ей жизнь ты испортил окончательно. Можешь радоваться.

* * *

До дома Амины они ехали молча. Очень напряженно.

Зайдя в квартиру Краевской, Мир даже не заметил, что на месте старой фотографии ничего не висит.

Они вошли в комнату, являвшуюся и спальней, опустились на кровать — рядышком, но друг друга не касаясь, руки сложили одинаково — сжав колени, уставились перед собой, думая о своем.