Братеев метнулся к водителю — тот лежал на боку. Лицо его было залито кровью, в волосах застряли осколки стекла.

— Жив? — спросил Умаров.

Братеев пытался нащупать на шее водителя пульс, но руки у сержанта дрожали от напряжения.

— Потом разберемся, — решил он. — Помогай!

Вдвоем с Умаровым они вытащили шофера в салон и почти так же, как до того учительницу, переправили наверх. Затем выбрались сами и, спрыгнув на землю, помчались к лесу.

И в этот момент огромный оранжевый шлейф взметнулся к небу, охватил автобус, и чудовищный взрыв сотряс воздух. Взрывной волной подхватило остатки мотоцикла, отбросило в сторону, будто пустую консервную банку.

Дети завороженно смотрели на пылающий автобус. Ольга застонала и, открыв глаза, непонимающе огляделась. Пришла в себя окончательно и, тут же вспомнив все, закрыла лицо руками. Алена Скворцова подошла к ней, погладила по голове, будто маленькую, и Ольга, всхлипнув, схватила ее, прижала к себе, уткнулась в худенькое детское плечо.

Братеев устало опустился на траву, спросил одного из солдат:

— Раненые среди детей есть?

— Нет, товарищ сержант. Только напутанные все очень.

Братеев достал рацию.

— Центральный! Центральный! Авария на двенадцатом километре! Автобус с детьми перевернулся. Среди детей пострадавших нет, но шофер серьезно ранен. — Он выслушал в ответ хриплое карканье. — Сейчас подъедут, — сказал он остальным.

Огонь уже вовсю исполнял свой дикий танец, выбрасывая всполохи жаркого оранжевого света; он плевался тысячами искр, кривлялся и показывал длинные желтые языки.

— Все подарки наши сгорели, — вдруг произнесла одна из девочек. — И каравай тоже. — Она как-то не по-детски вздохнула.

— Вот так, дети, — наставительно сказал Рыжеев. — Вот что бывает, когда играешь со спичками.

Ольга улыбнулась, но улыбка эта больше напоминала судорогу. Она понимала, что самое страшное позади, что все дети целы и что они очень скоро, даже раньше, чем заживут царапины, будут рассказывать об этом кошмарном происшествии с горящими от возбуждения глазами. Но все равно Ольга не могла успокоиться. Она винила в случившемся себя — недосмотрела, позволила мальчишкам отвлечь водителя от дороги.

— Что с шофером? — спросила Ольга, обращаясь к Братееву.

Тот пожал плечами:

— Вроде жив. А вот мотоциклист — вряд ли. Сейчас «скорая» подъедет.

И тут же, словно по его команде, на дороге с одной стороны показались идущие друг за другом две машины «скорой», а с другой — гарнизонный автобус. Врач, немолодой усатый дядька, быстро осмотрел детей, позвал медсестру — та принесла медицинский чемоданчик, обработала ссадины и порезы зеленкой, большие забинтовала, мелкие заклеила пластырем. Промыла Ольге лицо перекисью, намазала какой-то вонючей клейкой жидкостью рассеченную бровь. Солдаты вытащили из машин носилки, погрузили шофера и мотоциклиста. «Скорые» уехали.

Ольга подошла к Братееву.

— Собирайте детей, — сказал он, — мы сейчас отправим вас обратно в город.

Ольга посмотрела на его погоны — звездочек не было, только лычки, но Ольга в знаках отличия вообще не разбиралась, потому обратилась наобум:

— Товарищ майор, а можно мы все-таки поедем к вам? Ребята так ждали, так готовились…

Братеев, произведенный этой славной девушкой в майоры, улыбнулся, сказал как можно мягче:

— Это не я решаю.

— А кто?

Братеев пожал плечами:

— Если хотите, я могу связаться с полковником Борзовым. Вы уверены, что дети в состоянии ехать сейчас в гарнизон?

Ольга оглянулась на своих учеников — они стояли притихшие, внимательно прислушиваясь к разговору.

— Ребята, поднимите руки, кто хочет вернуться домой, — произнесла она громко. — Автобус ждет.

Никто руку не поднял.

— Видите? — сказала Ольга.

Братеев связался по рации с дежурным, попросил разыскать Борзова. Выслушал ответ, повернулся к Ольге:

— Полковник вас ждет. И еще просили узнать, что сказать родителям детей. Об аварии в городе скоро станет известно, и они будут волноваться.

— Скажите, что все живы и здоровы.

Братеев вновь включил рацию. Ольга подо шла к ребятам.

— Ольга Петровна, — спросил Козлов, — а шофер не умер? Я ведь не хотел… я не мешал… — Губы у него задрожали.

— Ты не виноват, — твердо сказала Ольга. — Просто так сложились обстоятельства.

Мальчишка шмыгнул носом, но было видно, что груз вины, давивший на него все это время, стал немного легче.

— Ребята, мы все-таки поедем к нашим… — Ольга хотела привычно сказать «шефам», но, вовремя устыдившись этого казенного слова, исправилась: — К нашим друзьям. Собирайтесь возле передней двери автобуса. Поднимайтесь по одному.

Ребята сгрудились возле автобуса — Ольга заметила, что многие поглядывают на него с опаской и никто не решается зайти первым. Тогда она поднялась сама, протянула руку:

— Ну, смелее!

По одному они поднимались наверх, бочком протискивались между сиденьями и занимали места. Когда все наконец расселись, Ольга выглянула из автобуса:

— А вы не поедете? — спросила она Братеева.

— Нет. — Он немного подумал. — Умаров, Жигулин! Будете сопровождать детей до территории части!

Жигулин вытянулся в струну и, выкатив глаза, рявкнул:

— Есть, сопровождать детей до территории части, товарищ майор!

Братеев покраснел — подслушивали, значит, черти. Он исподтишка показал Жигулину кулак.

Автобус остановился возле здания штаба, и Степан Ильич поспешно вышел встречать делегацию. Первой на землю спрыгнула молоденькая учительница — Ольга, кажется, ему говорили, да он забыл из-за всей этой истории. Степан Ильич протянул ей руку:

— Полковник Борзов. Ну, с приездом вас.

Ольга робко ответила на рукопожатие, и Борзов порывисто притянул ее к себе, похлопал по спине легонько, пробормотал:

— Ну все, дочка, все. Главное дети не пострадали.

— Товарищ полковник! — Ольга старалась говорить по-военному четко, но в носу предательски свербело, и она боялась, что опять разревется. — Степан Ильич! Ваши солдаты — настоящие герои! Особенно майор… Ой! — Ольга испуганно прикрыла рот рукой. — Я даже не спросила, как его фамилия.

— Какой майор? — изумился полковник.

— Такой светленький, молодой совсем…

— С большими ушами, — подсказал высунувшийся из двери автобуса Козлов. — Братеев его фамилия, я слышал.

Борзов усмехнулся:

— Братеев, говоришь? Нет, Ольга… Ольга, да? Нет, Ольга, он не майор, он сержант. Но майором будет обязательно… Ну где твои бойцы?

Ребята высыпали из автобуса.

— Раненые есть? — с напускной серьезностью спросил Борзов.

— Никак нет! — в подражание Жигулину выкатив глаза, крикнул Козлов.

Полковник поджал губы, чтобы не расхохотаться.

— Как фамилия, боец?

— Козлов.

— Молодец, Козлов. Только ты глаза-то так не пучь! Вольно. Встань в строй.

Гордо печатая шаг, Козлов вернулся к одноклассникам и свысока посмотрел на своих дружков — Конькова и Сарычева.

Жигулин подмигнул Умарову и тихо сказал:

— Из этого пацана настоящий «дед» со временем выйдет.


Была ночь, но военный городок не спал. Не переставая обсуждать происшествие, на полигоне готовились к ночным стрельбам. Ребята, успевшие в отличие от взрослых позабыть об аварии, с нетерпением ждали зрелища.

— А поэтому матч состоится в любую погоду, — сказал полковник. — Патронов не жалеть, — добавил он, улыбаясь.

Ночной полигон был похож на морской порт. Капитанскими рубками кораблей светились застекленные домики пультов управления. Настоящим линкором с сигнальными огнями возвышалась центральная вышка.

Оттуда, с центральной вышки, понеслись в ночь сигналы трубы. И тут же, словно катера и лодки в море, медленно, а потом все быстрее и быстрее, двинулись мишени. Началась стрельба с ночными прицелами. Целый ряд отделений вел стрельбу из положения лежа, и 5 «Б» с восторгом узнавал в некоторых автоматчиках своих спасителей.

В сумерках трассирующие пули прочерчивали разноцветные пунктирные линии. Они летели к освещенным мишеням, и ночное небо становилось похожим на гигантскую звездную карту.

Ребята с восторгом наблюдали за фантастическим зрелищем, окончательно позабыв о пережитой днем трагедии…

— А это, между прочим, совсем немало, бойцы, — подвел итог ночных стрельб полковник.

Ребят, к их восторгу, разместили в настоящих казармах. Мальчишки больше всего волновались, что не успеют утром уложиться в отведенное на сборы время, однако им хватило пяти минут, чтобы провалиться в сон. Ольге поставили раскладушку у девочек; она подождала, пока те угомонятся, и на цыпочках вышла в коридор. Огляделась, вспоминая, где дверь, и наконец выбралась на улицу.

Она сроду не курила, но сейчас понимала людей, которые в трудную минуту хватаются за спасительную соломинку папиросы. Только теперь, когда все ужасы прошедшего дня, растворившись в потоке новых впечатлений, стали казаться далекими, Ольга испытала настоящий страх — за детей, за себя. Она представила лицо бабы Шуры и даже услышала ее голос: «Ну что, Ольга Петровна, и чем кончилась твоя самодеятельность?»

— Ну что, Ольга? — произнес голос за спиной.

Ольга вздрогнула от неожиданности и обернулась. Полковник Борзов смущенно кашлянул.

— Напугал тебя? Извини. Чего не спишь? Все переживаешь?

Ольга кивнула.

— А ребята дово-о-ольны, — протянул Борзов, и было видно, что сам он тоже доволен. — Ну, наши орлы старались в грязь лицом не ударить.

— Я своим ученикам дала задание написать сочинение про подвиг, — медленно произнесла Ольга. — И они написали какие-то дежурные фразы. А мне хотелось, чтобы они… ну через себя это пропустили. — Она передернулась и покачала головой, удивляясь собственным мыслям. — Я понимаю, это звучит ужасно… кощунственно даже, но мне кажется, то, что сегодня произошло, заставит их задуматься по-настоящему… Степан Ильич, а солдат, которые нас спасли… — Ольга хотела спросить «наградят», но это звучало не так торжественно, и она, даже несколько подтянувшись и расправив плечи, закончила: —…представят к награде? Они ведь герои.

— Других не держим, — скромно сказал полковник. — Наградят, наградят, не волнуйся. Они и вправду молодцы. — Борзов подавил зевок. — Ну что, отбой? Завтра дадим твоим ребятам концерт — девушки наши старались, детишки, потом пир закатим… Или, может, им каши солдатской дать, а? Настоящей, из общего котла? Ну хоть попробовать. Как, поддерживаешь? Остальное-то — само собой, конфеты там, чай, подарки им вручим.

— Правильно, — согласилась Ольга. — Степан Ильич, вам Александра Ивановна, директор наш, просила привет передать. От себя лично и от всего нашего коллектива.

— Шура… — Полковник улыбнулся. — Спасибо. Хороший она человек, я давно ее знаю. С мужем когда-то ее вместе служили… — Глаза Борзова на миг затуманились. — Умер он рано, и единственный сын их на фронте погиб. Так что для Шуры школа — дом родной, потому как в своем-то доме ее не ждет никто… А тебя она очень хвалит, между прочим. — Степан Ильич погрозил Ольге пальцем: — Только я тебе ничего не говорил, ладно?

— Ладно. — Ольга кивнула. — Разрешите идти, товарищ полковник?

— Разрешаю.

Ольга крутанулась и тут же увязла высокими каблуками в земле.

— Эх ты, боец! — усмехнулся полковник. — Разве на таких ходулях повоюешь?

ГЛАВА 18

Голощекин перехватил Жгута, когда тот направлялся в клуб.

— Привет! — Никита пошел рядом, с трудом приноравливаясь к ленивой, вразвалку, походке Алексея.

Было раннее утро — ясное, теплое, и Жгут не торопился. Он выспался и хорошо позавтракал, слушая, как Галя взахлеб рассказывает о вчерашней аварии.

— Как твое стадо товарищей — готово? Копытами бьет от нетерпения? — спросил Голощекин.

— С Сердюком, что ли, говорил? — изумился Жгут. — Уже?

— Я ж тебе обещал. Так что дерзай, Леха, не посрами часть перед пионерами… А с Борзовым я позже переговорю, он сейчас детей в столовую повел.

— Да ладно тебе, Никита, — смутился Жгут, — не суетись. Я ж не завтра в отпуск иду.

— Тут главное знать, идешь или нет. И чем скорее, тем лучше. Я правильно понял?

— Так точно, товарищ капитан.

— Ну вот. Ладно, пока. — Голощекин сделал вид, что уходит, притормозил даже, но не остановился. — Да, Леш, чуть не забыл. Помнишь, мы в вчера с тобой насчет работенки одной говорили? Так ты поможешь?

— А что нужно?

— Ну тут такое дело… — Никита замедлил шаг. — Давай в сторонку, что ли, отойдем, перекурим.